Я знаю, как ты дышишь - Костина Наталья - Страница 15

— Вы ездили опознавать сестру?

— Нет… — Жанна внезапно задохнулась, да так, что закашлялась, словно вдохнула дым, в котором погибала ее сестра-близнец. Катя вспомнила, что не раз читала: близнецы очень сильно эмоционально связаны и могут чувствовать боль и страх друг друга, даже находясь на огромном расстоянии. — Нет, — повторила Жанна. — Я с ребенком в больнице лежала. Мама… ездила. Но… это было тяжелое зрелище. Я… я бы не хотела этого видеть! Это… это мама потом сказала, что она… что Женя сгорела буквально дотла…

В глазах своей собеседницы Катя вдруг увидела настоящее страдание… боль, страх, ужас… слезы…

— Извините, но когда я смогу выходить? — справившись с собой, спросила хозяйка дома.

— Я понимаю, что вам тяжело сидеть взаперти, да еще и с постоянно опущенными шторами, но подождите еще немного, — уклончиво пообещала Катя. — Мы постараемся побыстрее прояснить ситуацию и сразу же сообщим вам…

Кто такие были эти «они», Катя и сама не смогла бы сказать. Она была одна… ну, немножко Бухин помогал, конечно, — трудно добывать информацию, находясь не на работе, без специальных допусков.

— Трудно существовать в двух лицах, знаете ли… — неожиданно сказала Жанна, когда Катя уже собралась уходить. Она даже не привстала, чтобы проводить гостью, видимо, была так глубоко погружена в воспоминания, что буквально не замечала ничего вокруг. — Знаете, бывает так трудно жить… Особенно когда понимаешь, что все хорошее досталось другому. А ты… ты лишь оболочка… пробный вариант… черновик… пилотная версия!

— Женя… — сказала Катя, и Жанна вздрогнула, будто очнулась. — Женя очень бы за вас волновалась, я так думаю. И я очень вас попрошу, выждите. Не выходите пока никуда. Даже если создастся такая ситуация… короче, вдруг вам позвонят и скажут, что с вашим мужем или ребенком что-то случилось, не летите сломя голову. Сначала позвоните мне. Позвоните по всем номерам. Проверьте. Потому что это может стать очередной ловушкой. Вы меня понимаете, Жанна?

— Да, — сказала женщина тихо. — Кажется, я понимаю…

— Не понимаю, — растерянно сказала Катя, — это что?..

— Это начало, — весело отозвался Тим. — Здорово, правда?

В их квартире были ободраны все стены, полы засыпаны старой штукатуркой и кое-где сиротливо торчала дранка.

— Не ходи туда, — предупредил муж, — запачкаешься.

— Но… мне нужно было…

— Я все запаковал и увез. Правда, быстро идет?

— И ничего не сказал мне?! — Катя рассердилась. — Если бы я складывала свои вещи сама, то, наверное, знала бы, где что искать, а теперь что я буду делать?! И куда ты все перевез? И где наша кровать? Я не могу вечно торчать у Натальи, это, в конце концов, неудобно! И я приехала домой, а тут… тут!..

— Кать… я хотел сделать сюрприз! Я все аккуратно сложил! И надписал! И пронумеровал ящики! Мама мне помогала! Мебель перевез в гараж и часть вещей тоже, а машина пока будет стоять на улице… И в гараж за ней не надо будет ходить — когда хочешь, сел и поехал!

— А где мы будем жить? В машине?

— У моих пока. Что мы, недельку не перекантуемся? Они только рады… будут.

— Зато я не буду рада! — буркнула Катя, переступая порог своего разоренного гнезда. О господи… как после пожара! И Тим еще думает, что все здесь можно будет привести в порядок через неделю?!

— Паркет менять не будем — его только отциклевать и лаком покрыть, а трубы придется… И окна, и подоконники… Ну и двери, конечно. И сантехнику.

— Тимка, нам это не по карману! — в ужасе вскричала Катя. — Тут… тут и сорока тысяч не хватит!

— Ну… Действительно, может и не хватить. Знаешь, я как-то не посчитал, что рабочие так дорого обходятся, особенно если их восемь человек…

— Сколько?! — Катя схватилась за голову.

— Но ты же хотела, чтобы быстро!

— Я ничего не хотела! Ни рабочих, ни ремонта! Разве что обои в спальне поменять!

— Не кричи так, пожалуйста! — взмолился Тим. Вид у него стал несчастный, и Катя даже пожалела мужа.

— Тимка… раз ты все равно это затеял, давай подумаем, как из этого выгребать с меньшими потерями… Первое: восемь рабочих — это много. Нужно прикинуть, сколько нужно реально. И дать этим оставшимся понять, что ты — не восточный набоб и не миллионер, а то один будет работать, а еще трое — курить, потому что деньги все равно идут! И платить не за рабочий день, а за конкретно сделанную работу! — припечатала Катя.

— Ну… наверное, — согласился нейрохирург с восточными корнями, совершенно не разбирающийся в психологии наемной рабочей силы.

— И потом, я у твоих родителей жить не хочу! — заявила капризная жена нейрохирурга.

— Почему?

— Не хочу, и все… Мне у них некомфортно. Несколько дней еще туда-сюда, но постоянно!..

— Кать, я даю тебе слово, сегодня весь мусор вывезут и после обеда уже начнут строить! Все будет очень быстро! И… я взял на работе отгул!

— Тебя все равно выдернут, если будет тяжелый случай! — сердито сказала Катя. — И пропадет твой отгул! И вообще, мог бы мне позвонить, я могла бы присмотреть за твоими рабочими… хотя у меня были другие планы. Я, вообще-то, приехала переодеться… А тут сплошной дворцовый переворот, оказывается! И нужно жить у твоих родителей. Нет уж! Если негде жить, давай снимать, — твердо произнесла она.

— Кать, тут все закончится… ну ладно, за неделю уже нет — одна циклевка несколько дней займет, — но через месяц точно! Кто будет сдавать на месяц? Всем нужны жильцы тихие, постоянные…

— …без детей и домашних животных, некурящие и непьющие! — закончила Катя. — Знаю! А мне сейчас срочно нужно выпить и закурить! Иначе я за себя не ручаюсь!.. Да, и хочу тебе намекнуть: ты давно не видел жену, а там, на углу, продаются цветы!

Цветы. Он впервые увидел ее на улице, и в руках у нее были цветы. Мимозы. Сначала он почувствовал себя так, будто его ударили одновременно в сердце и в голову: но он не умер. Ему было хорошо. Очень хорошо! И еще — она не звучала, эта женщина, которую он увидел и словно бы сошел с ума: потому что ему хотелось плакать и смеяться одновременно. И еще он еле удержался, чтобы, схватив ее за руку, не сообщить: теперь он понимает, что значат слова романа! Романа, к которому сейчас уже стыдно и обращаться, слишком уж он обмусолен теми, кто ничего не разумеет ни в литературе, ни в любви. И все же! Прав был классик, и не его вымышленных героев, а его, его «любовь поразила мгновенно: так поражает молния, так поражает финский нож»!

Женщина с цветами, которая не была сопряжена ни с чем, кроме бессмертных строк, которая не звучала и не была помечена ничем — вообще ничем! — словно, когда ее сотворяли, эту женщину, в мире еще не существовало ни звука, ни цвета… И вначале не было слов, нет! — но она и только она!.. И она прошла мимо вместе со своими цветами. Которые не были тревожными… во всяком случае, он так не чувствовал. Это были маленькие желтые нежные солнышки, остро пахнущие теплом посреди зимней слякоти.

Он стоял и смотрел ей вслед, не в силах двинуться с места, пока она не пропала, не растаяла в толпе, как видение; легкое, стройное видение в темном пальто: узкая спина, узкие кисти рук, узкие щиколотки… Она была как яхта с совершенными обводами; она уходила, словно скользя меж тяжеловесных людских барж и вульгарных прогулочных лодчонок…

Она уходила все дальше и дальше, теряясь в сиреневых вечерних весенних сумерках, и он был уверен, что больше не увидит ее никогда. На него напал ступор, из-за которого он не мог броситься ей вслед: ноги приросли к тротуару. Когда же он смог дышать, двигаться, говорить, думать — было уже поздно. Женщина? Девушка? Воплотившаяся Маргарита? Она ушла! Да и видел ли он ее на самом деле, или это была весенняя фата-моргана, сгустившийся теплый воздух впервые нагревшегося после зимы асфальта, насмешка города, дриада каменных джунглей?

Однако судьба порой ведет людей не кружными путями, а прямо к цели — словно стрела, пронзающая лабиринт насквозь и соединяющая две нужные точки. Удивительно, но он увидел ее снова на следующий же день! Уже без мимоз и без пальто. Он не мог сдержать улыбки, вспоминая это; когда он пришел в себя и обрел способность говорить, то едва не задал ей самый банальный из всех вопросов: «А где же ваши цветы?» Однако он промолчал, слава богу, но, впрочем, молчал он почти всегда. Да и что еще ему было нужно для счастья, кроме как просто смотреть на эту девушку: она оказалась веселой и улыбчивой и говорила за двоих, когда их наконец познакомили. О нет, он тоже что-то говорил! Потому что его, казалось, словно расколдовали: возможно, впервые в жизни он тоже был весел, оживлен и даже пытался рассказывать анекдоты! Наверное, рассказывал он не слишком удачно, но она смеялась. Он ей явно понравился. Он! Понравился! Это было странно, удивительно, непостижимо, невозможно! Но почему-то тогда он счел это вполне возможным — то была судьба! Они встретились, и они были предназначены друг для друга — он был неколебимо уверен, что она тоже это почувствовала!