Ангел-наблюдатель (СИ) - Буря Ирина - Страница 87

Последний аргумент придал, по всей видимости, особый колорит описываемой мной картине грядущей инициативности посторонних сотрудников — прервал он меня как раз после него.

— Я не вижу ни малейшей необходимости, — сухо обронил он, — выходить за рамки строго оговоренных условий сотрудничества с представителями альтернативного течения. Побудьте на связи — я попробую навести справки о процедуре обращений в отдел изучения побочных эффектов ангельско-человеческих отношений.

Он отключился, дав мне возможность бросить все силы на сохранение безмятежности на лице и собранности в позе. Чтобы Татьяна каким-то образом не учуяла перерыв в разговоре и не поинтересовалась, а в чем, собственно, задержка. В том состоянии бешенства, в которое меня привело официальное название наблюдателей, я мог ей все начистоту, без милосердных по отношению к окружающим купюр, выложить. Если до Татьяны — когда-нибудь, как-нибудь — дойдет, как называют Игоря у нас наверху… Боюсь, вот тогда наш наблюдатель и начнет по-настоящему знакомиться с самыми значимыми побочными эффектами ангельско-человеческих отношений.

Мой руководитель отсутствовал где-то с полчаса, и с каждой минутой мои надежды на немедленное возвращение со щитом с небрежно приколотой к нему карт-бланш таяли, а перспективы предстоящего объяснения с Татьяной мрачнели. Вот чего, спрашивается, у меня над душой сидеть? Ведь на работу же завтра! Шла бы себе отдыхать — как положено нормальному человеку, заботливо относящемуся к своему ангелу-хранителю, которого очередной форс-мажор заставил временно отвлечься от основных обязанностей. А я бы к утру, глядишь, отредактировал приемлемую версию — о том, как мне удалось убедить своего руководителя во всей серьезности нашего положения, заручиться его поддержкой и даже присутствием во время моего посещения наблюдателей, получить от них письменное уведомление, что рассмотрение нашего вопроса, в числе многих других (это ей точно понравится!), назначено на…

— Мне жаль огорчать Вас, Анатолий, — неожиданно прозвучал у меня в голове голос моего руководителя, — но Ваша просьба встретила категорический отказ.

— Почему? — с трудом выдавил я из себя, почувствовав, что редактировать столь длительное получение отрицательного ответа окажется существенно сложнее.

— Потому, что суть работы данного отдела, — проговорил мой руководитель так, словно повторял только что услышанные слова, — заключается в изучении поведения ангельских потомков в обычной человеческой среде и типичных для нее условиях. Среди нас до сих пор не существует единого мнения, считать ли их новой разновидностью ангелов, с последующим принятием их в наше сообщество — или людей, место которым на земле.

— Да они же — и то, и другое! — в отчаянии завопил я, мгновенно представив себе, что усмотрит Татьяна в первой точке зрения. — Они точно такие, как мы, постоянно живущие на земле!

— Подобные выводы, — строго возразил мне мой руководитель, — находятся исключительно в компетенции изучающих их работников. И внезапное посвящение в двойственность их происхождения — в возрасте, когда они еще просто не в состоянии полностью осознать всю ее глубину — не может не сказаться на их поведении среди людей. Что автоматически приведет к искажению картины их сосуществования с последними и к заведомо ложным выводам в отношении характера наших с ними отношений.

— А то, что у них сейчас ложные представления обо всем вокруг складываются, это ничего? — сделал я последнюю отчаянную попытку заставить хотя бы одного из моих возвышенных собратьев увидеть во всем, происходящем на земле, не только объект бесстрастного изучения. — И что нам теперь придется эти ложные представления в них поддерживать, это тоже ничего? Что нам делать прикажете, если они их ложность уже чувствуют?

— Эти задачи, Анатолий, — уверенно произнес мой руководитель, — вам всем придется решать самостоятельно. В конце концов, появление всех сопутствующих вашей основной работе обстоятельств произошло с вашего полного ведома и согласия, из чего лично я заключаю, что вы считали себя готовыми к ним.

Он снова отключился и, судя по космической пустоте у меня в голове, насовсем.

Реакция Татьяны на мой сумбурный рассказ меня не удивила. В ней уже давно прошел тот первый трепет при известии о мудрых ангелах, незримо опекающих людей на пути в светлое будущее. И пусть только кто-то рискнет намекнуть, что это моих рук дело! Трудно сохранить веру в величие, мудрость и милосердие отцов небесных, когда они у тебя на глазах твоего собственного, ими же к тебе направленного, хранителя шпыняют и гоняют, как бестолкового подмастерье, а помощь ему оказывают, лишь сопроводив ее целой гроздью дополнительных обязанностей. Поэтому, когда Татьяна в ярких красках и мельчайших подробностях живописала коллективный портрет моих собратьев, коллег и руководителей, я просто молчал. И не кивать в знак согласия мне одни только мысли о Тоше, Кисе и… некоторых других позволили. А также о том, что однажды Татьяна встретится-таки с нашей контрольной комиссией лицом к лицу. Не вечно мне одному за них за всех отдуваться.

Терпение мое вновь оказалось плодотворным. Отбушевавшись, Татьяна практически без возражений приняла мой план наших последующих действий. Главное, она согласилась даже не упоминать больше о наблюдателе. И не препятствовать мне в отслеживании мыслей Игоря. И выбросить из своей головы мысли о том, что нам такого непреклонного наблюдателя прислали из-за ее давнишних настойчивых попыток навести о них справки. И позволить Игорю расти таким, какой он есть. И дать ему понять, что его любят и ценят не меньше, чем Дарину. И искренне поддерживать его интересы, искусно направляя их подальше от опасных предметов. И не навязывать ему чуждую ему линию поведения.

Но не поддерживать в нем стремление избегать общества других детей, спохватилась Татьяна, и сосредотачиваться на одной Дарине, вдвоем с которой они как раз об опасных предметах и задумываются.

Я с удовольствием согласился с ее последним замечанием, но произошедшие вскоре события показали нам обоим всю тщетность какого-либо вмешательства в их с Дариной отношения.

На утреннике я смотрел их маленький номер и чувствовал, что у меня волосы на голове шевелятся. Получилось у них здорово, ничего не скажешь, другие родители им тоже больше всех аплодировали, но они пели, танцевали и раскланивались, словно единый организм, направляемый единой волей. И чьей именно, у меня лично не было ни малейших сомнений. Когда они убежали со сцены, мы с Татьяной переглянулись, и у меня впервые в жизни возникло ощущение, что я вполне в состоянии прочитать и ее мысли. Настолько они совпадали с моими — оторвать Игоря от Дарины нам, скорее всего, уже не удастся.

Я понимаю, что все дети перед праздником репетировали свои роли. Но Света на нашем обычном приеме после Нового Года призналась, что Игорем и Дариной почти не занималась. Да и они сами повторили его для всех собравшихся, мгновенно адаптировав его к обстановке нашей квартиры — и уж извините за настойчивость, умение молниеносно подстраиваться под изменившиеся обстоятельства всегда было присуще отнюдь не Игорю.

Кстати, в тот же день я впервые… чуть не сказал, воочию — лично убедился в переменах в Даринином наблюдателе. Наш, подлец, опять в углу засел разросшимся кактусом и шипы во все стороны выпустил, а Даринин какими-то нервными рывками крутился вокруг стола — чтобы объект наблюдения, наверно, из поля зрения не выпускать. И колючести в нем практически не ощущалось. Еще бы, фыркнул я про себя — вот так помотаешься за ней день за днем, все иголки до основания сотрутся. Но, честно говоря, скрывать не стану — мелькнула мысль прислушаться к Тоше и отступить в сторону, дав Дарине возможность попробовать и наш кактус маникюрными ножницами подстричь.

По крупному счету, ничего у нее, конечно, не вышло. Когда Тоша заикнулся, что Игорю не случайно такая окаменелость, выдающая себя за живой организм, досталась, а в знак уважения к крепости его характера и глубинному подходу ко всем загадкам мироздания, автору сей великомудрой идеи крупно повезло, что он ее на другом конце провода высказал. Но с тех пор, как Дарина начала свои боевые пляски вокруг двух тотемов устраивать, мрачности в сознании Игоря действительно поубавилось. Я и сам, наблюдая в его мыслях обрывки воспоминаний об особо ярких моментах ее выступлений, временами едва сдерживался, чтобы не прыснуть. Одним словом, она, если и не заставила Игоря забыть о его неотвязной тени, то определенно выставила ее в довольно комичном виде — за что мы с Татьяной, как бы тут некоторые ни упрекали нас в предвзятости, были ей глубоко признательны.