Кто сильней - боксёр или самбист? - Тагиров Роман - Страница 29

И в один зимний вечер рядовой Кантемиров был в наряде по кухне, и после ужина мыл посуду вместе с молодым поваром Расимом. Повар Расим и обмотчик электродвигателей Шурик были на стрельбище единственные первого периода службы. Все остальные были после учебки. Как вдруг Тимур с Расимом услышал шум во дворе. Как оказалось Алексей после очередной стычки со старшим оператором заперся в свинарнике, кричит, никого не пускает и на всех кидается с вилами. Замкнуло у солдата в голове! Все зашли в казарму, а Алексея оставили в свинарнике, чтобы он успокоился.

Позднее с боксов пришёл механик-водитель и сказал, что только что видел раздетого по пояс Лёху, который убежал в сторону Центральной вышки с мотком верёвки в руке. Все тут же похватали бушлаты и выбежали на стрельбище. Повар с нарядом остались в столовой. Минут через пятнадцать притащили полураздетого Алексея, он кричал, что всё равно повесится, изо рта шла пена. Как оказалось, когда бойцы подбежали к Центральной вышке, Лёха уже висел под лестницей в петле. Но, видимо, это был первый опыт суицида, и петля задёрнулась у него на подбородке. У каждого из операторов в кармане всегда был нож и отвёртка, верёвку быстро перерезали. Виталий очень просил не звонить в полк, но дежурный по стрельбищу, его одногодка по службе, тут же позвонил и всё доложил дежурному по полку. Приехали дежурный с караулом, майор Тасоев и старшина. Виталия забрали в полк на постоянную службу. Алексея отправили в госпиталь, а дело спустили на тормозах.

Весной рядовой Кантемиров получил звание прапорщика. Алексея привезли из армейского госпиталя Тойпиц за его вещами, он был в шинели и постоянно плакал. Как оказалось — его комиссовали. А Виталия начальник артиллерии полка вдруг летом отправил в командировку вместе с молодым солдатом на ВАП, и поставили на довольствие в столовую стрельбища. Никто не знал, почему начальник артиллерии полка решил после всего случившегося отправить Виталия опять на полигон вместе с молодым солдатом по фамилии Юрьев. Ходил слух, что Виталий был земляком начальника артиллерии. И летом в одной из комнат ВАПа стали жить эти два бойца. Виталий уже был ближе к дембелю, а Юрьев служил второй период. Они вдвоём приходили в расположение полигонной команды только на приём пищи. Виталий вначале хотел бывать почаще, но прапорщик Кантемиров, да и многие солдаты были против. Этот Юрьев был немного странноватый парнишка, всё время улыбался, ходил босой. На вопрос и предупреждение — мол, ноги порежешь, отвечал, что получает энергию из земли. В те времена это было довольно странно. Юрьев контачил только с молодыми бойцами.

Прапорщик Кантемиров, как начальник стрельбища, не отвечал за этих прикомандированных. Оба бойца приходили только в столовую и подчинялись непосредственно командиру подразделения артиллеристов полка. Тимур при случайных встречах на полигоне следов побоев на лице Юрьева не видел и ничего подозрительного не замечал. И однажды утром дежурный по стрельбищу, в обязанности которого входил ежедневный утренний и вечерний обход всех объектов стрельбища прибежал к прапорщику весь бледный и доложил, что Виталий лежит у себя на кровати с разрубленной головой. Тимур просто охренел от такого доклада! Дежурный быстро объяснил, что вначале глянул к ним в окно и увидел на кровати Виталия по голову закрытым одеялом. Он думал, что Виталий спит и решил его разбудить к завтраку. Зашёл, дёрнул за одеяло, а оно уже прилипло к раздробленной голове. Дежурный со словами: «Хохол, хватит выёживаться! Подъём!» сдёрнул прилипшее одеяло... И бегом в расположение. Начальник стрельбища тут же доложил по телефону дежурному по полку. Да и на стрельбище уже кто-то из полка прибыл на стрельбы. Шороху было! Как потом оказалось, Виталий якобы отрабатывал приёмы каратэ на Юрьеве, а у того тоже что-то в башке заклинило, и он нанёс несколько ударов топором по голове спящему Виталию, переоделся в его ХБ и бегом в лес! Не повезло Хохлу с молодыми. Вот так и нашёл он свою судьбу...

Все боялись, что Юрьев вернётся с топором добивать солдат полигонной команды. А у солдат полигонной команды никакого оружия! Даже штык-ножей не было. Вырезали дубины на всякий случай. Этой ночью практически никто не спал. Да ещё кто-то из бойцов разведроты с оружием постоянно находился в расположении полигонной команды. Юрьева задержал простой немец в Оттервише, к которому он залез во двор и хотел разменять червонцы (видимо Виталия) на марки. Молодые солдаты, которые потом дембелями стали, уехали в Брест тут же после приказа, давать показания в суде. Была информация, что этому Юрьеву дали семь лет строгого режима.

Вот такая вот история...

* * *

Следователь военной прокуратуры, старший лейтенант Евстигнеев целый день провёл на полигоне, изучал место преступления, допрашивал всех солдат полигонной команды и долго разговаривал без протокола с начальником стрельбища об убитом и убийце. Молодому прапорщику понравилось, как этот уверенный в себе и грамотный старлей быстро разобрался в перипетиях уголовного дела. Ему были важны не только доказательства и факты, но и взаимоотношения между этими солдатами разного периода службы. Евстигнеев в этот день обедал и ужинал вместе с прапорщиком, и не сказать, что они расстались друзьями, но и не врагами. Так, во всяком случае, казалось Кантемирову.

Начальника стрельбища удивило только, как следователь военной прокуратуры держал себя в общении со старшими офицерами полка. Старший лейтенант не наглел и не борзел, но он так разговаривал с майорами и подполковниками, как будто они были младшими офицерами, а он старший. И командование полка принимало это обращение с ними как должное. И молодому прапорщику очень захотелось точно также общаться со старшими офицерами и юный гражданин СССР, не долго думая, решил посвятить всего себя юриспруденции, то есть служению закону и правопорядку. Как говорится: «Dura lex sed lex» (закон суров, но это закон). Это был интуитивный выбор...

Прапорщик Кантемиров всерьёз задумался о своём дальнейшем жизненном пути на юридическом поприще и поделился своими мыслями и планами с прапорщиком Бабаевым. Замначфина решил принять активное участие в будущей студенческой судьбе своего однополчанина и предложил два варианта: он едет в отпуск, поступает в финансовый институт (у него же там дядя), достает этот бланк и привозит боевому товарищу. Второй вариант — сейчас же, не отходя от кассы, идём в дивизионную типографию, где у Джонни служит земляк-прапорщик, и просто печатаем документ на типографском станке за долю малую. Второй вариант начальнику стрельбища понравился больше. И всегда можно было подстраховаться первым вариантом. Куда спешить? Поступить на юрфак ЛГУ это вам не армейскую итоговую проверку сдать. Тут иной подход нужен, тонкий и сугубо гражданский.

Начальник типографии, гвардии прапорщик Бахрамов Бахтияр (для друзей просто Бахти) дослуживал в ГСВГ пятый год, поэтому был солидным семейным человеком и увлекался русской и азербайджанской поэзией. И кого только не встретишь среди прапорщиков ГСВГ? Джонни предупредил Тимура, что Бахти не пьёт в принципе и лучше в качестве гостинца захватить с собой что-нибудь вкусное его трём детишкам. Приходить в гости в семью с пустыми руками было не по-нашему, не по-русски. Начальник стрельбища выбрал в городе самую большую коробку набора печений, и друзья отправились в семейное общежитие прапорщиков и сверхсрочников.

После традиционного чая мужчины остались одни в комнате, Джонни объяснил земляку суть вопроса и показал бланк разрешения командования для поступления в гражданский ВУЗ. Начальник типографии удивлённо посмотрел на своих коллег-прапорщиков и внимательно изучил документ:

— Надо будет менять шрифт, много работы.

— Бахти, Вы сделайте, пожалуйста, — Тимур посмотрел прапорщику в глаза, — а я для Вашей жены достану джинсовое платье за двести пятьдесят марок.

Эти джинсовые платья, только вошедшие в моду, пользовались большой популярностью у кавказских жён наших офицеров и прапорщиков. Восточные женщины не носили короткие джинсовые юбки, но за модой следили и называли эти платья «халатами». Поляки продавали такие «халаты» за четыреста марок при средней зарплате прапорщика в пятьсот марок. Для сравнения джинсы «Монтана» поляки толкали русским за триста марок, это было чуть меньше ста рублей, а в Союзе такие джинсы уже стоили от двухсот рублей при средней зарплате в сто пятьдесят рублей. Прапорщик Бахрамов задумался над таким выгодным предложением и вопросительно посмотрел на земляка. Джонни показал на свои новые джинсы фирмы «Монтана» и кивнул головой в сторону товарища. Этот сможет! Прапорщик Кантемиров дожал коллегу: