Ай-ай и я - Даррелл Джеральд - Страница 23
- Предыдущая
- 23/44
- Следующая
Подкрепившись скромным, но плотным завтраком из свежей рыбы, курятины и неизменной миски риса, без которой, судя по всему, не обходится ни один обед на Мадагаскаре, мы тронулись в путь. А путь предстоял неблизкий, и, к нашему огорчению, чем дальше, тем хуже делалась дорога и тем медленнее мы продвигались вперед, так что когда наконец добрались до реки, небо уже подернулось нежным оттенком зеленого, а тени зловеще вытянулись.
К вящей радости, паром был на нашем берегу, но паромщиков беспокоило, что начинался отлив и вода в реке быстро спадала. Если уровень окажется слишком низким, мы попросту не сможем съехать на тот берег и вынуждены будем дожидаться нового прилива — перспектива не особо соблазнительная, потому как наши подушки и ламба, не говоря уже о соломенных матрацах, были тщательно упакованы и в поисках их нам пришлось бы перерыть все машины; еду мы, кстати, тоже запрятали глубоко. Мы быстро погрузились на паром (к счастью, он был достаточно велик и мог взять две машины сразу), и паромщики спешно повезли нас через темнеющую реку. Добравшись до противоположного берега, мы, к своему ужасу, обнаружили, что вода спадает гораздо быстрее, чем нам поначалу казалось, и что съехать просто невозможно: паром пребывал на три-четыре фута ниже причала. Ничего страшного, сказали паромщики, можно будет причалить и на небольшой пляж в пятидесяти ярдах ниже по реке.
Для полного счастья еще пошел дождь — хоть и не сильный, но и его хватило, чтобы промокнуть до нитки.
Мы достигли песчаного пляжа и, к нашему облегчению, благополучно причалили. Паромщики тут же погнали паром за остальными; мы послали им весточку, что едем в деревню, лежащую в четырех милях дальше, и к их прибытию успеем приготовить ужин. Чтобы еще больше ободрить оставшихся, велели передать, что распакуем пиво. Итак, мы двинулись в путь сквозь моросящий дождь, нас бросало и било еще нещаднее, так как в темноте труднее было ориентироваться. Фары машин отбрасывали на дорогу самые причудливые тени, и определить, что впереди — валун или ухаб — становилось невозможным.
Когда мы наконец добрались до деревни, она вся была погружена во тьму, лишь слышался какой-то странный звук — очевидно, это храпели местные жители. Несколько собак встретили нас бессвязным лаем и сразу же отправились спать. Здешний отельчик представлял собой длинное, приземистое, малогостеприимное сооружение из дерева и бамбука и с бамбуковой же крышей. Впрочем, дородная супруга хозяина отельчика и остальные члены семьи отнюдь не выказали признаков неудовольствия или раздражения. Напротив, они повскакивали с постелей в самом добром настроении, готовые к услугам. Мы объяснили хозяйке, что в конечном счете нас будет одиннадцать душ и что у нас с полудня во рту не было маковой росинки. Стало быть, провианта нам нужно как на целый полк, а то с голодухи слопаем друг друга. В ответ она одарила нас широкой спокойной улыбкой, так же улыбнулась своим забавным, не по годам сообразительным детям и безмятежной походкой направилась в огород, гоня перед собой ребячью гурьбу.
Столовая, служившая одновременно и жилой комнатой, была вместительной и перекрывалась мощными деревянными балками, сквозь которые можно было разглядеть небрежно положенную бамбуковую крышу. Вся мебель — длинные стародавние столы из толстых неструганых досок и такие же длинные деревянные скамьи. В каждом углу горело по две маленьких керосиновых лампочки, отбрасывавшие тонкие струйки света, — более бесполезного огня я не видел за всю свою жизнь. Все было пропитано затхлым запахом горелой древесины, а стол был до того засален, что мы брезговали даже дотрагиваться до него. Видимо желая похвастаться (мол, и мы не чужды цивилизации), хозяева пригвоздили к стенам несколько плакатов: вот пара пышных блондинок рекламирует какой-то невероятный продукт (вкусив который скорее всего до срока вкусишь райское наслаждение), а вот странная для здешних мест панорама Нью-Йорка. Когда б не это, можно было бы подумать, что ты на доисторической английской ферме в эпоху сакских королей, которых звали как-нибудь вроде Кнут или Этелред.
Из-за двери, которая вела в кухню, просачивались тонкие облачка дыма и доносился обнадеживающий запах еды. На столах, словно подушечки для булавок, свернулись два кота; под столами же находилось несколько собак — одни спали, другие самозабвенно ловили блох, а из угла на нас смотрели пустым взглядом два сонных петушка и одна утка. Из-за кухонной двери стайка одетых в лохмотья худых курчавых детишек взирала на нас черными глазами величиной с блюдечки — их напугало нашествие странных вазаха с непонятным оборудованием. Мы, наверно, представлялись им пришельцами с Марса.
Решив подождать остальных и сесть за обед всем вместе, мы послали Бруно назад к парому с обнадеживающими вестями, что обед готов и пиво распаковано. Но примерно через час Бруно примчался и сообщил, что паромщики сделали отчаянную попытку перевезти на другой берег оставшуюся «тойоту» и другую машину, но было поздно: вода спала и паром застрял на середине реки в ожидании нового прилива.
Мы накормили Бруно и послали его назад выяснить, нельзя ли чем помочь. А сами пришли к выводу, что самое правильное — сесть за обед: мало ли какую штуку может выкинуть прилив. Мы, конечно, не ожидали лукуллова пиршества, но хозяйка гостиницы подала деликатесное блюдо из разных моллюсков и крабов, большую миску земляных орешков под горячим соусом и, естественно, огромное количество риса. Мы как раз тщательно вытирали наши тарелки хлебом, когда вернулся Бруно. Он был в панике. Паромщики поторопились пригнать паром с «тойотой» к песчаному пляжу. Она съехала и закопалась носом в песок, а между тем вода все прибывает, и если ничего не предпринять, то машина полностью уйдет под воду, а с ней и половина нашего драгоценного оборудования. К счастью, одной из благополучно доехавших машин была «тойота» — именно то, что нужно. Бруно сел в нее и поспешил на выручку.
Вернулись измотанные. Вызволить перегруженную «тойоту» из песка и воды, даже при наличии лебедки, оказалось адски трудным делом. А не будь у них этого ценнейшего инструмента, так они бы до сих пор там сидели. Измученные путешественники сели за стол и жадно, словно волки, поглотили еду, а затем принялись разгружать «тойоту», а также осматривать, нет ли повреждений машины и оборудования. К всеобщему удивлению, повреждения были незначительны. Правда, пострадали ценные батареи, но, когда их по одной выгрузили и высушили, выяснилось, что от долгого нахождения в воде пришли в негодность лишь семьдесят из трехсот. К счастью, уцелевших с лихвой хватило для того, чтобы выполнить нашу программу.
На следующий день по-прежнему лило как из ведра, так что разрешить задачу по высушиванию всего подмокшего оказалось вдвойне сложно. К счастью, под самым потолком была натянула веревка, на которой развесили палатки, похожие на шкуры китов. Каждую вторую единицу оборудования пришлось перенести в главную комнату отельчика и тщательно исследовать на предмет попадания влаги. Везде, где возможно, морскую воду смывали пресной. Но все же, пока лил дождь, процесс сушки подвигался со скрипом.
Джон обнаружил в столовой еще две двери, и когда их открыли, внутри стало больше света и исследовать оборудование стало легче. Эти три двери были как три телеэкрана — сидя внутри на скамье, я мог наблюдать все, что происходит за стенами отельчика на главной улице деревни. Вот прошел долговязый Джон, неся какую-то деталь с такой бережностью, будто она из стекла; вот прошел Кью в обратном направлении — ему еще предстоит подобная миссия. Вот прошествовал Боб, словно заводная игрушка, — у него в руках пачки бумаги, губы медленно шевелятся, а лицо сосредоточено в задумчивости. А вот и другие члены нашей команды — у кого в руках динамо, у кого ящик с незаменимыми батареями. И за всем этим, стоя под проливным дождем, зачарованно наблюдают группы ребятишек — еще бы, для них это интереснее всякого цирка.
Вот маленький белый щенок с раздутым животом и важным видом подошел к «тойоте» и поднял ножку, как будто на всем Мадагаскаре для этого больше места не нашлось; под самой же машиной укрылись от дождя несколько мокрых, взъерошенных петушков. Зато утки и хрюшка, по-видимому, испытывали наслаждение от такой погоды — поросюшка возилась в грязи, издавая короткие восторженные похрюкивания и визги, а утки, помахивая хвостами, шествовали гуськом вниз по улице, словно на важное деловое свидание. Вот прошел крестьянин, погоняя небольшое стадо зебу; и хотя было очевидно, что и животные, и их погонщик были бы не прочь остановиться и полюбоваться диковинным зрелищем, они проследовали дальше.
- Предыдущая
- 23/44
- Следующая
