Чаганов: Москва-37 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович - Страница 69

– До свидания, товарищ Чаганов. – Глаза вохровки Валентины хищно прищурились глядя на нас с Олей, вместе выходящих на улицу.

– Мы с тобой так толком и не поговорили с Ленинграда, – спохватываясь беру из рук Оли чемоданчик когда мы отошли от входа в СКБ уже метров сто. – ты прости меня, замотался там в физтехе с Иоффе. Как Ипатьев настроен? Не обозлился на органы? Поможет нам уговорить отца вернуться?

– Ты знаешь, – подруга берёт меня под руку и уверенно ведёт по дворам и переулкам в сторону улицы Серафимовича. – думаю, что Ипатьев-младший нам в этом деле плохой помощник. Я когда ты ушёл поговорила с его женой: там между отцом и сыном конфликт какой-то произошёл. В начале 20-х. Сын ушёл из дома в какую-то коммуну сельскохозяйственную под Москвой, долго совсем не общались, а после того как генерал стал невозвращенцем, вообще отрёкся от него.

– Мне тоже что-то показалось в первый раз, когда я фотографию у него брал для отца, Ипатьев младший не очень расположен к отцу.

– Вот-вот, осторожно яма, лучше с генералом больше про внуков и про Россию. Это – надёжнее. – Какие новости на Лубянке? – Внимательно смотрю себе под ноги, в закрытых со всех сторон московских двориках уже темно.

– Куда-то пропал Фриновский, в коридорах появилось много новичков, молодых парней с мозолистыми руками: спрашивают где столовая, пошивочная мастерская, магазин.

«Сама без году неделя на службе, а уже на Лубянке как рыба в воде. Или там ничего не изменилось? Где это мы? А большой Толмачёвский».

– Да ещё! – Оля бросает мою руку, переулок освещён, вокруг люди, негоже двум сотрудникам органов под ручку идти. – Люшкова во Внутреннюю тюрьму этапировали, видела сегодня как его во дворе из «воронка» выводили и Медведя освободили: столкнулась с ним на выходе из нашего 5-го (Особого) отдела. Похудел сильно, форма висит как на вешалке, петлицы кое-как пришиты… разжаловали в младшие лейтенанты, но глаза весёлые.

– Пожалуйста, предъявите ваши документы, товарищ сержант госбезопасности, – Оля достаёт красную книжицу, а вахтёрша «Дома на набережной», симпатичная девушка лет двадцати с ямочками на щеках, начинает заполнять карточку гостя.

– Вот, Чаганов, смотри – подруга заглядывает в правила для посетителей висящие на стене в красивой рамке под стеклом. – «… посетитель, если он не родственник, обязан сообщить дежурному предполагаемое время ухода…». Может нам расписаться сразу, как думаешь? (И девушке). У вас тут в Доме Советов ЗАГСа случайно нет?

Большие глаза дежурной становятся круглыми, она непонимающе переводит взгляд с меня на Олю и обратно.

– Да не пугайся ты так, – подмигивает подруга, видя моё вытянувшееся лицо. – к кадровым сотрудникам сотрудникам внутренних дел это не относится… на месте решим.

Девушка-вахтёрша с опозданием прыскает в кулачок.

Лифтёрша с каменным лицом молча поднимает нас на восьмой этаж. Оля по длинному коридору уверенно ведёт меня к моей новой квартире. Из просторной прихожей попадаем в полупустую гостиную, из неё выход на небольшой балкон.

«Жизнь удалась, пять дней назад ел икру, а сегодня въезжаю в квартиру с видом на Кремль… Красиво, в водах реки отражается подсвеченная снизу Водовзводная башня и золотой купол Ивана Великого».

– Горячая вода! – Кричит Оля из ванной.

Москва, площадь Дзержинского,

Управление НКВД.

27 июня 1937 года, 08:50

С утра я как обычно на Лубянке, провожу совещание с сотрудниками спецотдела: нарисовалась проблема – в связи с растущим парком БеБо существующие генераторы случайных чисел уже не справляются… Не проблема, будем расширять. Без сомнения справимся собственными силами.

Хрюкает звонок телефона внутренней связи.

– Товарищ Чаганов, вас на девять часов вызывает нарком.

По быстрому сворачиваю совещание и со всех ног бегу к лестнице, разогнать застоявшуюся кровь. В приёмной наркома толчётся человек двадцать, похоже на совещание начальников управлений и отделов ГУГБ, но смущает что много незнакомых с военной выправкой.

«Ясно, новая метла вычистила ставленников Ежова».

Здороваюсь с Новаком, к нам подходит Пассов, заместитель Слуцкого по ИНО.

– Здорово, Зяма! – Жмём руку Пассову, чувствуется что он не в настроении, весь в себе.

– Заходим, товарищи, – из-за своего стола поднимается Хмельницкий, начальник секретариата.

Гуськом проходим в знакомый кабинет (бывший Ягоды), где нас встречают Ворошилов в безупречно отглаженной гимнастёрке с маршальскими звёздами а рядом с ним Берия в тёмном скромном костюме, мятом на сгибах, рубашке с расстёгнутым воротом, без галстука и в белых парусиновых полуботинках.

«Ни дать, ни взять – скромный совслужащий».

– Товарищи… – нарком не предлагает сесть, лишь дожидается пока вошедшие зайдут вовнутрь и встанут подковой вокруг начальства. – представляю вам нового начальника Главного Управления Государственной Безопасности и 1-го заместителя наркома Берия Лаврентия Павловича. Товарищ Берия не новичок в чекистском деле, так что объяснять ему что к чему не потребуется. Скорее вы у него сможете многому научиться… Поздравляю!

«События понеслись вскачь после пленума. Поэтому, наверное, так быстро Лаврентий Павлович согласился на переезд в Москву и переход в НКВД… Закавказье на перепутье: решено отложить вопрос раздела Закавказского края на три самостоятельных республики и даже наоборот существовавшие до этого компартии Грузии, Армении и Азербайджана объединить в одну – Закавказскую».

Опять беру на себя роль застрельщика, но наши аплодисменты всё равно получились жиденькими.

– Спасибо, товарищи, – поблёскивающие на солнце, проникшем в кабинет сквозь открытые окна, стёкла пенсне скрывают выражение глаз Берия. – знакомиться будем в рабочем порядке…

– Да… все свободны. – Замешкался Ворошилов, не ожидавший столь краткого выступления своего заместителя.

Мои коллеги с облегчение выдыхают и устраивают толкучку.

– А с вами, товарищ Чаганов, – неожиданно над ухом прозвучал голос Лаврентия Павловича. – я хотел бы побеседовать отдельно. Не возражаете?

– Я готов.

«Бьюсь об заклад, что в пенсне у него простые стёкла. Зачем»? Проходим по коридору, на этом же этаже, но с противоположной стороны находится бывший кабинет Фриновского.

– А Михаила Петровича куда? – спрашиваю чтобы заполнить образовававшуюся паузу в разговоре.

– Лечится, со здоровьем у него неважно, к нам не вернётся. – Хмурится Берия.

Хозяин кабинета указывает на стул, а сам садится с противоположной стороны широкого стола для заседаний.

– Приступим, для начала пробежимся по биографии. – Снимает пиджак, вешает его на спинку и закатывает до локтей рукава рубашки.

И один за другим посыпались вопросы: о детстве, друзьях – беспризорниках, Шалашинской школе – коммуне. Отвечаю спокойно, благо мы с Олей несколько репетировали подобный разговор, вплоть до типичных вопросов и даже тон которым на них отвечать. Пытался меня прощупать насчёт Мальцевой, не поддаюсь: да, мол, была такая у нас, но описать не смогу, я в ту пору девочками мало интересовался. Эпизод с Кировым проскакиваем быстро, видимо, хорошо отражено в документах.

Время от времени Берия заглядывает в пухлую папку, лежащую перед ним: литерное дело. «Карась» – успел прочесть на обложке.

«Карась – это похоже я… ну а две „щуки“ уже пошли в уху. Хоть бы чайком с сушками угостил, нет не дождёшься, он – горец, чай не пьёт»…

Наливаю себе из графина и запиваю очередную серию вопросов о поездке в САСШ. Берию интересует каждая мелочь: как получали визу в Париже, как покупали билеты на корабль, как плыли. Складывалось впечатление, что он хотел нарисовать в своём воображении полную картину происходящего. Просит охарактеризовать каждого сотрудника Амторга, с которым я встречался.

– Что тебе известно о директоре Амторга Боеве? – Пенсне с носа Берия перекочевало на открытую литерную папку.