Вне зоны доступа (СИ) - Резник Юлия - Страница 36

А что, если он мне звонил?! Звонил, и не мог дозвониться? — задохнулась я от пришедшей в голову мысли. Сердце, которое только-только вошло хоть в какой-то ритм, снова подпрыгнуло и застучало не в такт. Что, если он решил, что я специально сменила номер, отрекаясь… отказываясь от того, что у нас было? Не поэтому ли он впустил в свою жизнь другую… Тьфу ты, какой абсурд! Ведь не было никакой другой! Это я… Я! Хотелось мне крикнуть.

Твоя тень…

Это я.

Или нет?

Пока я рефлексировала, совсем стемнело. Опустился туман, и стало так холодно, что у меня начали стучать зубы. Это было не так уж и плохо. Прохлада остудила мою кипящую голову.

— Куда ты делась? Я тебя повсюду ищу! Эй, да ты совсем замерзла… — Данил протянул руку, чтобы меня обнять, но на нем было столько всего понавешано, что сделать это было непросто.

— Давай, помогу, — сглотнула я. — И будем уже двигать, нам действительно нужно согреться.

— Ты меня приглашаешь к себе? — в тусклом лунном свете только-только взошедшей луны его глаза лукаво сверкнули.

— Конечно. Должен же кто-то о тебе позаботиться, после тяжелого трудового дня.

— Смотри, я могу и привыкнуть.

Мое сердце сладко заныло. Он говорил, что у него есть женщина… Что, если мои догадки — бред? Что, если он выберет другую? У нас оставалось все меньше времени. Мы никогда не обсуждали будущее. Что я буду делать, если Данил уедет? Или когда… Когда он уедет, что останется мне?

Выбери меня, Данил… Пожалуйста, выбери меня.

— Угрожаешь? Я не боюсь.

Соловьев ничего не ответил. Улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, и закинул руку мне на плечо.

Стоп!

Соловьев! Птица… Птах…

Я едва не застонала в голос. Надежда… Самое страшное, что могло бы со мной случиться. Что, если он уедет? Что…

— Ох, ты же так и не рассказал мне, чем закончилась твоя поездка в город! — вдруг опомнилась я. — Встреча оправдала ожидания?

— Более чем. Я понял, как они вывозят лес.

— И как же?

— Схема проста. Организовываются фирмы-однодневки, которые заключают контракты на экспорт лесоматериалов. Открываются счета в банках, оформляются паспорта сделок и налаживаются поставки за бугор. Так продолжается некоторое время, часть валюты оседает в станах-импортерах, а выручка снимается через корпоративные банковские карты. Затем счета обнуляются, фирмы перестают существовать и успешно уходят как от уплаты налогов, так и от ответственности за нарушение таможенного законодательства. Партии везут небольшие, чтобы стоимость, необходимая для классификации деяния, не подпадала под уголовку.

— То есть твой репортаж почти готов? — уточнила я, с трудом заставив горло подчиниться.

— Да, остались кое-какие мелочи. Эй… Эй, ты чего?

— Ничего. Просто у тебя все меньше поводов торчать в нашей глуши. Сюжет готов, фото тоже…

— Эй-эй! Не будем торопиться с выводами. Я еще в глаза не видел отснятого материала.

Между ветвями деревьев показались огни моего дома. Данил вдруг остановился.

— Что такое?

— Твоя мать будет не слишком счастлива меня видеть.

— Ей придется смириться. Это мой дом, а ты мой… — я запнулась, не в силах договорить, и, чтобы скрыть собственное замешательство, взбежала вверх на крыльцо. В скрипе половиц, в шорохе ветра мне почудилось, будто Данил сказал: «твой»… И это было так сладко, но в то же время так страшно (вдруг этого не было!), что я побоялась даже просто оглянуться.

На звук открывшейся двери вышла мама. На удивление, она не стала кукситься на Данила или как-то иначе демонстрировать тому свое презрение. Лишь мазнула по нему равнодушным взглядом, тихо поздоровалась и снова скрылась за дверями гостевой. Я с шумом выдохнула.

— Твой отец тоже страдает, — зачем-то сказал Данил.

— Знаешь, я надеялась, что со временем все наладится. Когда они поговорят, прокричатся, вскроют нарывы…

— Но лучше не становится?

— Нет. Вчера всю дорогу до дома отец пытался вывести мать на разговор, а она не то чтобы даже молчала. Нет… Отвечала ему, но так равнодушно, знаешь? Не напоказ, а потому что действительно все равно. — Я сунула под батарею ботинки и резко сменила тему: — Да что это я, заболтала тебя совсем. А ты продрог до костей! Пойдем, нам нужно согреться.

Баня в моем доме примыкала прямо к ванной комнате. Я включила нагрев, запарила можжевеловый веник. Разговор о родителях немного отвлек меня. А рядом с Данилом все мои страхи, надежды и сомнения снова вернулись.

— Обычно в баню ходят голышом.

— Ни в чем себе не отказывай, — оскалился тот и одним слитным движением стащил свитер через голову. Поигрывая бровями, потянулся к ремню на брюках… Это был вызов, который я не смогла не принять.

— Иди, я к тебе присоединюсь, как только заварю чай.

— Только не задерживайся, — напутствовал меня Данил, прежде чем скрыться за дверями парилки.

На самом деле чай можно было заварить и позже. Мне просто нужно было немного времени, чтобы решить, как вести себя дальше. Мои тормоза отказывали. Данил был такой родной, такой близкий, что я боялась совершить какую-то глупость. Например, признаться ему в любви… Нет-нет, в этом не было ничего такого. Я просто не хотела, чтобы эти слова оказывали на него давление. Когда придет время выбора.

Выбери меня… Пожалуйста, выбери меня.

Медленно я стащила отсыревшую, противно липнущую к телу одежду и, набрав полную грудь воздуха, скользнула вслед за Данилом в парилку. Он лежал на лавке, опустив голову на сложенные руки, но когда я вошла, приподнялся. Смерил меня тяжелым обжигающим взглядом, повышая температуру в помещении до запредельных отметок. Я вскинула голову и легла на нижнюю лавку.

Когда стало невыносимо жарко, вышли. Не глядя на Данила, я включила прохладный душ и встала под струи. А уже секундой спустя мне пришлось потесниться, потому что у меня появилась компания. Мы с Данилом стояли так близко друг к другу, что даже вода не могла проникнуть между нашими разгоряченными телами. Его грудь и моя спина оставались влажными лишь от выступившего пота.

— Данил, нам надо обмыться и снова идти в парилку…

— Угу… Я в курсе, как это делается.

Прижимая меня к стене, Соловьев потянулся за лейкой душа. Снял ее с держателя и, развернув меня к себе лицом, направил поток воды мне на грудь. Я зашипела — ощущения были на грани боли. Мягкие соски мгновенно напряглись, превратились в острые пики. Взгляд Данила потемнел, опустился ниже. Опустилась и его рука…

— Умммм… — простонала я.

— Слабачка, — фыркнул Данил, когда я стала сползать вниз по скользкой стеночке, не выдержав интенсивности ощущений. Подхватив меня на руки, он вышел из душа и открыл дверь в парную. — С вениками-то что делать?

— Сейчас покажу! — Проснувшийся вдруг азарт немного взбодрил меня. Я высвободилась из объятий Соловьева. — Ложись!

Заинтересованно на меня поглядывая, Данил улегся на скамью. Получилось не сразу. Еще бы — стояк у него был что надо. Я плотоядно улыбнулась и принялась его отхаживать. Сначала легонькими похлопываниями, едва ощутимыми поглаживаниями, а как только Данил расслабился — хлесткими резкими ударами веника. Я увлеклась… чего уж. Поэтому, когда Данил пошевелился, а затем встал, еще не сразу пришла в себя, пребывая в каком-то трансе.

Да и он сам как будто тоже был не в себе. Коротко рыкнул. Подтолкнул меня к выходу, и как только мы вывалились из парилки, скомандовал:

— А теперь держись!

Он вошел в меня сразу, резким сильным толчком, и тут же взял быстрый темп. Мои мокрые ладони скользили по стенке, Данил сжал их в одной руке, а второй хлестнул по ягодице, заставляя сильней прогнуться. Он никогда со мной не церемонился. И этот факт подгонял мой оргазм, как ничто другое. Я кончила с громким вскриком, сжала его что есть сил. Так плотно, что, кажется, ощутила каждый выстрел глубоко-глубоко внутри.

Мы оба еще витали где-то в невесомости бескрайнего космоса нашего удовольствия, когда в дверь постучали. Оглушенная, я не разбирала слов, лишь нотки паники в голосе матери.