Странная страна - Барбери Мюриель - Страница 1

Muriel Barbery

UN ÉTRANGE PAYS

Copyright © Editions GALLIMARD, Paris, 2019

Перевод с французского Риммы Генкиной

© Р. К. Генкина, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019 Издательство АЗБУКА^®

 Война

В то время великая война, высшая стратегическая игра всех времен, пожирала два братских мира.

Мне бы хотелось рассказать вам ее историю как должно, ибо она не вписывается в одну книгу. На самом деле и люди, и эльфы легче обрели бы мир с самими собой, если бы ознакомились со всеми четырьмя Книгами.

Четыре Книги родились из четырех источников, но их традиционно объединяют по двум лейтмотивам: с одной стороны, убийство, с другой – поэзия.

Книга I – Да не будет к ней доступа тому, кто не вымаливал в ночи дара понять цену желания.

Книга II – Да не будет к ней доступа тому, кто путает силу с мужеством спокойного схождения в царство страха.

Книга III – Да не будет к ней доступа тому, чьи глаза ни разу не обжигала красота смерти в пламени солнца.

Книга IV – Но она будет дана тому, кто кладет пределы стремлению познать всю бесконечность горя.

Когда бушует война и умирают живущие, у кого хватит времени размышлять над великими Книгами? Однако их страницы сливаются с пением земли и неба и слышны даже в самом сердце битвы.

 Альянс

В те трагические времена горстка эльфов и человеческих существ сумела уловить ветер сновидений и поверить в возрождение четырех Книг.

Среди них были две молодые женщины, священник, художник и один по всем статьям примечательный эльф, от которого в многовековой памяти не осталось бы и имени – из-за скромного его происхождения, – если бы в этой долгой войне он не служил постоянным катализатором различных встреч.

А дальше начинается история последнего альянса людей и эльфов.

 Рассказ

И все же, прежде чем начать, следует оговорить еще одно: мы, живущие под испанской землей, можем взять на себя рассказ только о том, что происходило на Западе. Я знаю, что на Востоке наши обретаются не в глубинах мира, а на горном хребте, на Севере у берегов замерзшего моря, а на Юге – на равнине, заселенной дикими животными.

Кто слышит нас? У нас нет ни вестников, ни трибунов, ни лиц, и мы слушаем, как мертвецы рассказывают нам историю, которую мы нашептываем на ухо живущим.

К началу нашего рассказа мир людей вел войну уже шесть лет.

Войну начала одна коалиция, так называемая Конфедерация, с Италией Рафаэля Сантанджело во главе, в ее состав входили Франция и Германия. Давние слухи о войне были жестоко сметены широкомасштабным вторжением, которому подверглись члены Лиги, то есть Испания, Великобритания и северные страны Европы.

С Испанией сложилась особая ситуация: Король был естественным союзником Лиги, но часть его армии, заранее подготовленная к предательству, отделилась и перешла на сторону Конфедерации. А потому в начале войны регулярные испанские войска, верные Короне и Лиге, были окружены частями под командованием генералов-ренегатов, и Испания оказалась отрезанной от своих союзников.

Примечательный факт: с самого начала конфликта, то есть с 1932 года, в странах, подвластных Конфедерации, сформировалось независимое гражданское сопротивление.

Намерения Сантанджело были изначально ясны. Столкнувшись с отказом членов Лиги пересмотреть договоры, заключенные в результате предыдущей войны, он вознамерился силой перекроить границы европейских стран. Во имя сохранения доблести и чистоты итальянской расы он выработал политику массовых перемещений жителей Великого Сапога[1]. В 1932 году он провел законы об этническом отчуждении, которые в скором времени вошли в итальянскую конституцию; к 1938 году часть Европы, находящаяся под Конфедерацией, покрылась лагерями.

Алехандро де Йепес родился на земле, которую сейчас и защищал под всеми снегами. Другие сражались за исход войны, но генерал де Йепес бился за клочок суши и могилы предков, и плевать ему на конечную победу Лиги. Он был сыном глуши столь бедной, что ее аристократы в глазах остальной Испании представали жалкими голодранцами; соответственно, его отец в свое время был самых благородных кровей и самым последним бедняком. С верхней галереи их кастильо[2] они могли, подыхая от голода, одновременно любоваться прекраснейшими видами и Эстремадуры[3], и Кастилии-Леоны[4], поскольку крепость стояла на разделяющей их границе: одним мановением руки можно было пустить орлов как в сторону Саламанки[5], так и в направлении Касереса[6]. Милостью судьбы Алехандро сумел вернуться домой после шести лет сражений в дальних краях, в час, когда Эстремадура стала осью большого наступления, которое было призвано поставить окончательную точку в войне. Более того, та же милость судьбы позволила молодому генералу вернуться героем, ибо он проявил стратегические таланты, далеко превосходящие то, чего от него ожидали командиры.

А вышеозначенные командиры и сами обладали великими достоинствами. Эти люди умели как отдавать приказы, так и сражаться, без труда проникнувшись ненавистью к врагу еще более отвратительному, чем во всех предыдущих войнах. Они видели себя слугами не только Лиги, но и расколотой предательством родной Испании и вели битву на два фронта с той отвагой, что исходит из глубины сердца в силу самых искренних убеждений. Как ни странно, большинство офицеров были родом из сельской местности, в то время как города в массе своей становились на сторону врага. Это была армия мужчин, с детства привыкших обращаться с оружием, которых суровость родных мест приучила к упорству и хитроумию. Они примкнули к лагерю Лиги с равной верностью как своим предкам, так и Королю, и без колебаний готовы были схлестнуться врукопашную со своими братьями-ренегатами. Перспектива биться одному против десятерых оказалась им вполне по вкусу; унаследованная от отцов удаль повелевала офицерам сражаться в первых рядах, пока голоса вышестоящих командиров – и голос Алехандро среди прочих – не заставили их осознать, что недопустимо бросать солдат на поле боя без руководства. А раз уж они убедительно доказали, что трусов среди них нет, то отныне можно обойтись без демонстраций собственной доблести. Кстати, любой из них был глубоко убежден, что истинная доблесть заключается в том, чтобы выполнить свой долг перед землей и небом, а чтобы почтить своих мертвецов, следует жить.