Ключи к измерениям - Дрей Прескот (сборник) - Балмер Генри Кеннет - Страница 193

Когда снизу по реке долетел первый отдаленный рев порогов, я был готов. Берега здесь поднимались на высоту восемнадцать-двадцать футов и состояли из черно-красных камней, о которые вода разбивалась и, вспениваясь, устремлялась вниз. Впереди из воды повсюду выступали камни. Стоя, упираясь в банку, сооруженную из множества продольно разрезанных камышей, вогнанных между бортами листа, отличавшегося достаточной прочностью, я мог склоняться хоть до воды и таким образом действовать копьем-веслом с огромной подъемной силой.

Стремительный спуск через пороги меня здорово взбодрил. Хлестали брызги, ревела и прыгала вода, лодка крутилась, едва не переворачиваясь, мимо проносились окутанные пеной черно-красные камни. Это безумное плавание походило на скачку Фаэтона на колеснице по высоким пикам Гималаев.

Когда лодка добралась до конца порогов и впереди опять вытянулась река, текущая спокойно и плавно, я был чуть ли не разочарован. Но встретились и другие пороги. Там, где осмотрительный человек пристал бы к берегу и проволок лодку по суше, я упивался боем с рекой. Чем громче ревела, разбиваясь о камни, вода, тем громче я выкрикивал вызов на бой. Прибыв в этот мир нагим, я даже не мог ничем завязать косичку. Волосы мои промокли насквозь и свободно свисали по спине меж лопаток. Я пообещал себе, что подрежу их покороче и никогда больше не буду носить требуемой косицы с завязкой. У некоторых ребят на борту корабля косички доходили до колен. Они держали их по большей части смотанными в спираль на голове, распуская только по воскресеньям или иным особым случаям. Эту жизнь я теперь оставил позади — вместе с косичкой.

Постепенно на горизонте, в котором исчезала великая река, поднялся горный хребет, становясь с каждым днем все выше и выше. Я видел на вершинах снег, сверкающий, холодный и далекий. Погода оставалась теплой и прекрасной, ночи — приятными, а небеса покрывали звезды, чьи созвездия были мне незнакомы. Река здесь, насколько я мог определить, достигала в ширину четырех миль. Порогов не встречалось целую неделю — то есть семь появлений и исчезновений солнца, — но сплошные раскаты грома достигали моих ушей, заметно возрастая в громкости по мере увеличения скорости течения реки. Ширина реки резко пошла на убыль; утром берега сомкнулись, меж ними не осталось и шести кабельтовых, а река продолжала непрерывно сужаться.

Когда ширина реки достигла двух кабельтовых, я бешено погреб к ближайшему берегу, почти оглохнув от непрерывного рева впереди. Река исчезала между двух вертикальных фасов скал, алых, словно кровь, и с черными прожилками, устремившихся на полмили вверх.

Я вытащил лодку из воды. По гладкой взгорбленности поверхности реки я угадывал сосредоточенную там мощь. Река стала теперь очень глубокой, воду стискивало в хмурых обрывах. Берег представлял собой скальный карниз, над которым подымались пропадающие из поля зрения утесы. Неподалеку я заметил желто-зеленый куст с множеством ярко-желтых ягод размером с вишню. Предаваясь размышлениям, я нарвал ягод-вишен и съел их — вкусом они напоминали выдержанный портвейн.

Через некоторое время я взял копье и направился к водопаду.

Зрелище изумило меня. Цепляясь за скалу, я сумел свеситься и поглядеть вниз, на величественный водный простор. Вода устремлялась в ничто, потом описывала дугу, пока далеко-далеко внизу не терялась из виду. С поверхности водопада подымался сплошной слой брызг и загораживал то, что лежало за ним.

По такой скале не спустишься.

Я принялся размышлять. Меня принесла сюда некая сила. Так неужто она сделала это только ради того, чтобы я стоял здесь и любовался водопадом? Разве не должно быть что-то за его пределами, к чему я должен отправиться? А если я не могу спуститься по скале — неужели нет другого пути? И тут грохот водопада сложился в голове в слова: «Ты должен! Должен!»

Жуя сладкие ягоды-вишни, которые нашел выше по реке, я вернулся к лодке-листу. Она отличалась той же жесткой волокнистой твердостью, что и местные камыши. Но также обладала гибкостью, проистекавшей из ее конструкции. На порогах, как я выяснил, она легко изгибалась и извивалась.

Но выдержит ли она то, что ей предстоит? И останусь ли в живых я, всего лишь смертный человек, при таком чудовищном испытании?

Тянуть лодку обратно вверх против течения будет нешуточной задачей. А оставаться здесь я не мог. Я съел немного мяса, оставшегося от последнего животного, сваленного броском копья. По обоим берегам бродили огромные стада животных разных видов, многие походили на быков и оленей, и я приятно разнообразил рацион в дополнение к рыбе, овощам, ягодам и фруктам.

Я выкинул со дна лодки-листа плоские камни, которые использовал в качестве балласта для придания лучшей остойчивости. Потом закрепил копья меж бортов, связав их тросом из волокон разрезанного камыша. Я думаю, это было единственное решение. Так утвердила судьба или иные причастные к этому силы.

Я привязался к лодке, распластавшись на дне, с шестом десятифутовой длины в руках. Лодка понеслась по течению. Я почувствовал, когда она оторвалась от воды и оказалась в воздухе. В ушах у меня зашумело. Ощущение было вроде как при нырянии. Когда мы ударились о воду, я, должно быть, потерял сознание, ибо следующее, что я помню, — это перевернутую лодку, которую качало, швыряло и крутило, и себя — висящего на камышовых тросах над зеленоватым сумраком пенящейся воды. Дыхание причиняло боль, и я гадал, сколько сломано ребер. Но у меня имелась более насущная задача — я должен был выбраться из этого водоворота. Не было времени испытывать чувство благодарности за то, что я еще жив.

Освободиться с помощью лезвия копья не составило большого труда. Перевернуть лодку обратно заняло гораздо больше времени; но мои широкие плечи сделали свое дело, я перекувырнулся обратно в лодку, схватил копье-весло и, серией энергичных гребков, вытолкал себя подальше от опасной близости подножья водопада. Через мгновение я плыл свободно и снова выруливал вниз по реке.

Я сделал глубокий вдох. Болело не очень сильно. Отделался синяками.

Только дурак или сумасшедший — или любимец богов — осмелился бы совершить то, что я. Я поднял взгляд на отвесно падающую стену воды, на бурлящий котел там, где вода билась и взлетала в пенном неистовстве, и осознал — везение или нет, сумасшедший или нет, любимец богов или добыча Скорпиона, я прошел живым через испытание, в котором мало кто смог бы уцелеть.

Теперь я увидел то, что лежало по другую сторону кольца гор.

Они опоясывали цепью весь горизонт, постепенно уменьшаясь в размерах, становясь вдалеке всего лишь лиловой нитью. Но прямо передо мной обзор загораживало нечто.

Даже сейчас мне трудно адекватно передать первое впечатление от захватывающего вида Афразои, города мудрецов-савантов.

Кольцевая стена гор образовывала кратер, столь же огромный, как кратер на Луне, и в самом центре река разливалась в широкое озеро. Из центра озера подымались гигантские камышовые заросли. В их реальность было трудно поверить. Все они были разной толщины, от ярда до двадцати футов в диаметре. По стеблям росли луковицеобразные выпуклости, словно висящие на шнурах китайские фонарики. Камыши воспаряли высоко-высоко и напоминали ламинарии, растущие под водой.

С изогнутых макушек камышей опускались длинные нити, и мне вскоре было суждено узнать, какое множество применений они находили.

Я прожил долгую жизнь и видел чудесные башни Нью-Йорка из бетона и стали, поднимался на Эйфелеву башню и лондонский почтамт, побывал в нависших на скалах дворцах внутреннего Тибета; но ни в каком другом месте, ни в каком другом мире я не нашел города, подобного Афразое.

С правого борта по равнине текла еще одна река, стиснутая между округлыми стенами кратера, вливаясь в мою реку примерно в трех милях от города и озера. Само озеро, прикинул я, достигало пяти миль в поперечнике, а высота растительных башен… В то время я мог только сидеть и пялиться вверх, сбитый с толку.