Два моих порочных секрета (СИ) - Осетина Эльвира - Страница 24

— Ты чего там так долго? — с недоумением смотрит Федор, на мои попытки залезть в машину. И тут же присвистнув, выдыхает от удивления: — Ты сегодня… просто…. вау! Выглядишь потрясающе!

— Я руку себе повредила, сильно, — сдуваю выбившийся из прически локон, и защелкиваю ремень безопасности. — Поэтому пообедать с тобой не смогу, выбрось меня возле травм-пункта, я там дальше сама. — И с улыбкой смущенно добавляю: — Спасибо за комплимент.

Восхищенный взгляд друга меняется на тревожный, а затем и вовсе возмущенный.

— Какой выбрось, с ума сошла! Я с тобой поеду!

— Ой, да брось, — беспечно машу здоровой рукой, правую же прячу под сумочку, потому что уже на улице заметила характерные отметины-синяки от пальцев одного гада. — Там же наверняка очередь, а ты из-за меня и пообедать не успеешь, и на работу с обеда опоздаешь.

Но Федор, уже не слушая меня, набирает чей-то номер на сотовом.

— Алло, Антох? Здорова! Как жизнь?…. Как сынишка? Не хочешь ко мне в секцию записать? Ага, я говорил, что теперь в "Вяземском" тружусь, набираю малышей, мне место дали…. Все, лады, договорились, я позвоню, как набор пойдет, скорее всего в начале учебного года. Да… Я чего звоню-то. У меня невеста руку повредила.

Смотрю на друга округлившимися глазами. В ответ Федор мне подмигивает и, как ни в чем не бывало продолжает разговор:

— Глянешь?… Сейчас спрошу. У тебя полис с собой?

Друг смотрит на меня вопросительно.

Кое-как сообразив, о чем речь, так как после слова "невеста" я впала в легкий ступор, быстро киваю.

— Ага, да, через пятнадцать минут будем. Все… жди.

Выключив телефон, Федор заводит машину, и плавно выезжает со стоянки.

— Сейчас поедем к моему однокашнику, он хирург в городской больнице, посмотрит твою руку, — поясняет мужчина, смотря на дорогу.

— Это конечно здорово, — тяну я, пристально рассматривая чересчур серьезный профиль друга, — однако, мне хотелось бы узнать, о какой невесте идет речь?

— О тебе, конечно, — весело усмехается парень. А затем, добавляет: — давно хотел сделать тебе предложение.

— Ну и шуточки у тебя, — закатываю глаза в потолок, а затем перевожу взгляд на друга, который подозрительно тихо себя ведет. И когда я уже начинаю немного паниковать, он вдруг начинает весело смеяться.

Тут же выдыхаю от облегчения.

Дальше едем молча. Федя включает музыку, и следит за дорогой. А я думаю о странной шутке друга и ловлю себя на мысли, что рассматриваю его, не как потенциального жениха, конечно, а парня хотя бы для секса. Кажется, уже второй раз за эти два дня. Мдя… видимо с гормонами совсем непорядок, раз я о лучшем друге уже стала думать совсем в ином ракурсе.

Чур меня чур! Мы с Федором слишком давно знаем друг друга, он мне почти, как старший брат. И думать о нем, как о мужчине очень глупо, да и он, наверное, никогда не видел во мне женщину, и вряд ли когда увидит.

Поэтому выкидываем глупости из головы!

Подъезжаем к больнице, и останавливаемся на парковке.

— Сиди, я помогу тебе вылезти, — предупреждает меня друг, и открыв дверь выходит из машины.

Мысленно радуюсь, что друг не бросил в беде, и еще и ухаживает. Черт, а приятно, оказывается.

Прямо на входе нас встречает тот самых «Антоха». Который тянет скорее на уважаемого Антона Павловича Чехова, как минимум, учитываю очки и такую же «козлиную» бороду. Кстати, что примечательно отчество у Антона действительно Павлович, фамилия, конечно же другая. Но он просил называть его просто Антоном, все же я «невеста» его друга.

На что мне пришлось лишь улыбнуться мужчине, и сказать, что мы с Федором просто друзья. В ответ тезка знаменитого писателя лишь иронично хмыкнул, выразительно добавив: «Ну-ну», и вопрос больше, слава Всевышнему, не поднимал.

Через час, после рентгена я с облегчением выдыхаю. Оказалось, что у меня сильное растяжение. Антон, (так просил себя называть друг Федора) намазал мне почти всю кисть какой-то мазью от ушибов, собственного приготовления, забинтовал и туго стянул руку эластичным бинтом, строго-настрого запретив тревожить. Завтра мне надо будет прийти на перевязку. А еще он выписал мне… та дам! Больничный! Пока на три дня, но уже хоть что-то. Может за эти три дня, господа Фрезы все же решат работать с Леной и отцепятся от меня.

— А теперь поехали обедать, — говорит мне Федя, открывая дверь машины, и подхватывает ошалевшую меня на руки.

— Ты что творишь! — выдыхаю, приземлившись на пассажирское сиденье.

— Помогаю тебе, — невозмутимо отвечает парень, и перекидывает через меня ремень безопасности.

— Ну это уж я и левой рукой могла бы сделать, — бурчу, не зная куда деться от смущения.

На руках меня друг последний раз таскал, когда из воды вытаскивал в детском лагере, и то я была без сознания, и ничего не помню, мне девчонки рассказывали, с придыханием и восторженным закатыванием глаз.

Да, мой друг тогда пользовался небывалой популярностью у десятилеток. Правда сам он конечно об этом даже не подозревал. Ему-то женщины по старше нравились. Мы с девочками подсматривали за ним и директрисой лагеря. У меня эта картина тогда вызвала шок и полное отторжение. Потому что женщине было сорок лет, по моим тогдашним понятиям — полная старуха. Моей маме и то было всего тридцать два. И я в упор не понимала, как Федя может с ней целоваться.

Щелчок ремня безопасности возвращает меня в настоящее.

Поднимаю ресницы и вижу на расстоянии десяти сантиметров напротив меня очень серьезный взгляд — Федора.

— Назови мне имя того ублюдка, который посмел тебя обидеть, — говорит мне мужчина с металлическими нотками в голосе, и жестко добавляет: — и я сломаю ему челюсть.

— С чего ты взял… — нервно улыбаюсь, но Федя внезапно кладет мне палец прямо на губы, заставляя замолчать.

— Света, мне Антон объяснил характер твоего растяжения, поэтому не юли, и просто назови мне его имя, — качает он головой и смотрит так проникновенно, что я понимаю, если назову, то челюсть он Алексу действительно сломает, и возможно не только челюсть. Похоже, что Федор сейчас не просто зол, он в бешенстве.

Вот только Алекс Фрез — это не мои одноклассники, которые устроили мне травлю в одиннадцатом классе, и которым когда-то давно Федя популярно объяснял, что они не правы разбив парочку носов, и заставив их передо мной извиняться. Фрезы — это птицы совсем другого полета.

И если он действительно нападет на Алекса, то за это, как минимум может попасть в тюрьму. Или того хуже, его в ответ могут и тоже искалечить, а то и убить. Сомневаюсь я, что Фрезы белые и пушистые котятки. Такое они точно не простят, ни мне, ни Федору. Поэтому, отвожу руку палец друга от моего рта, взяв его левой рукой за запястье, и серьезным тоном отвечаю:

— Я же сказала, что упала, Федя. И на этом вопрос закрыт.

Мой друг недовольно кривится, и на его лице мелькает упрямое выражение. А я знаю, что это означает, он сам попытается что-нибудь выяснить. И это очень плохо.

Сама не понимаю зачем я это делаю, наверное, чтобы отвлечь мужчину от его грандиозных планов, да, скорее всего так и есть. Но… я кладу ладонь на его щеку и приблизившись, осторожно целую его прямо в губы, а затем не отводя взгляда шепчу:

— Спасибо, что помог, а теперь отвези меня домой, пожалуйста, очень кушать хочется.

Кажется, я добилась того чего хотела. Федор действительно отвлекся и смотрит на меня таким ошалевшим и одновременно растерянным взглядом, что если бы я не знала, что передо мной взрослый накаченный спортсмен — «косая сажень в плечах», рост которого метр девяносто, то подумала бы, что он сейчас, как кисейная барышня, просто хлопнется в обморок, от переизбытка чувств.

Не выдержав столь напряженного момента, начинаю улыбаться, а затем и вовсе хохотать.

— Ну Светка, ну оторва, — по-доброму усмехается друг, и чмокнув меня в губы в ответ, резко уклоняется от моего подзатыльника, и захлопывает наконец-то дверь.