Век драконов (В дали времен. Т. IX) - Любич-Кошуров Иоасаф Арианович - Страница 31

Рюг по запаху узнавал, где в частом кустарнике созрели плоды и где показались из-под земли молодые грибы; он распознавал деревья с закрытыми глазами по шелесту их листьев. Оба мальчика гордо выступали вперед, а за ними с серьезным видом и молча следовали другие мальчуганы.

Прародитель подал знак, что пора двинуться в путь, и сам стал во главе детской группы, — словно нынешний учитель, отправляющийся с учениками на прогулку.

Только маленькие спутники старика, — подробность, отличающая их группу от групп современных школьников, отправляющихся на загородную прогулку, — несли все нечто в роде мешков, грубо сплетенных из узких полосок древесной коры, и держали в руке кто короткую палицу с тяжелой головкой, кто копье с каменным наконечником, кто нечто вроде головки молота из темного камня со следами долгой полировки от трения в выбоине скалы, наполненной песком и водой.

Они шли тихо, ступая легко, бесшумно, так как твердо помнили наказ Старейшего и своих отцов о необходимости научиться к тому времени, когда придет и их черед идти в безмолвные леса на охоту, привлекать по возможности меньше внимания дичи и незнакомых злых грабителей.

Матери подошли к выходу и с доброй улыбкой смотрели им вслед.

Кроме матерей, провожали мальчиков еще две девочки, стройные и высокие — Маб и Он. Они смотрели с завистью вслед мальчикам.

А в самом дымном обиталище Крака и его семьи, рядом с горящим огоньком, который слабо потрескивал в центре огромной кучи пепла и потухших углей, стоял на коленях совсем крошечный представитель первобытного человечества.

Это был самый младший из мальчиков, по имени Ожо.

Тяжело у него на сердце; порой из его впалой грудки вырывался тихий вздох: как жаль, что ему нельзя было пойти со Старейшим. Но он сдерживал слезы и мужественно исполнял свои долг.

Сегодня его черед поддерживать огонь от зари до ночи.

Он — доверенное лицо!

Мальчуган гордился этим и старался с достоинством нести ту большую ответственность, которая выпала на его долю. Огонь — самая большая драгоценность в пещере, если он даст ему погаснуть, его ждет ужасное наказание. Вот почему, едва мальчик замечал, что пламя уменьшается и грозит потухнуть, как он начинал быстро подбрасывать на огонь ветки смолистого дерева, чтобы снова дать огню пищу и оживить его.

И если глазки Ожо порой наполнялись слезами, заволакивающими зрение, то эти слезы вызваны были вовсе не горем, а едким дымом.

Скоро он и думать перестал о том, что делают теперь его братья. Он был занят совсем другими думами и, пожалуй, эти думы еще больше удручали маленького Ожо: он был голоден, а ведь ему всего шесть лет!..

Он думал о том, что если старейшины и отцы вернутся нынче вечером из лесу с пустыми руками, то ему придется удовольствоваться вместо ужина одним или двумя побегами папоротника, сорванного много дней тому назад и поджаренного на угольях.

Если Ожо голоден, то и братья его были голодны не меньше его. Пожалуй, даже больше, благодаря ходьбе и ветру. Старейший всю дорогу шепотом и разными знаками объяснял им, как различать на берегу реки водяные растения, мясистые корни которых могут кое-как наполнить голодный желудок в зимнее время, когда нет мяса. И от этих уроков и рассказов у маленьких путников являлось страстное желание украдкой сорвать и проглотить те изредка попадающиеся дикие ягоды и плоды, которые каким-то чудом уцелели в кустарниках, нетронутые морозом.

Но им строго наказано еще с самого раннего детства приносить в пещеру все, что бы они ни нашли, будь то плоды или годные в пищу животные. Они привыкли, что только там, в пещере, после осмотра старшими, добыча делится между всеми, поэтому они пересиливали искушения голода и опускали в мешок все, что бы ни нашли по пути.

Увы! С тех пор, как они покинули пещеру, им удалось найти только восемь или десять маленьких сухих яблок, несколько тощих полузамерзших улиток да серую змейку, не толще человеческого пальца. Змейку нашел Крак. Она спала под камнем, который он перевернул. У Крака была привычка, куда бы он ни шел, всегда переворачивать все камни по дороге, которые были ему под силу.

Но если съестных припасов встречалось мало, то кусков кремня в форме больших желваков валялось пропасть у подошвы холмов. Мешок мальчуганов сильно потяжелел. Самые маленькие тащились, совсем согнувшись под своей ношей. Но они всеми силами старались скрыть усталость, так как знали, что старшие, привыкшие молча переносить страдания, встретят их жалобы презрением.

Дождь с мелким градом шел без перерыва все время. Крак шел, весь поглощенный мыслью, что скоро он станет, быть может, великим и славным охотником, полезным членом семьи и будет носить настоящее оружие, а не маленькую детскую палицу. Пот градом катился с него, да и не мудрено: он тащил два большущих кремневых желвака.

За ним шли, сдвинув брови, Гель и Рюг; их разбирала досада. Оба они ничего не нашли за всю дорогу, ничего не подобрали, точно нáсмех. Хоть бы рыбешку какую-нибудь нашли или гриб. А то только отыскали какого-то заморенного паука, такого же, как и они, голодного, который сидел в своей темной норе.

Остальные брели в беспорядке, еле волоча ноги и как-то съежившись и поникнув головой. Дождь давно сбежал с их растрепанных волос и струился по щекам.

После длинного перехода Старейший дал, наконец, знак для остановки.

Ему тотчас же повиновались.

— Вот там, под навесом скалы, около берегового утеса, есть хорошее сухое местечко для отдыха, — сказал он. — Садитесь! Будем есть! Откройте ваши мешки!

Кто лег, кто присел на корточки на песок, предоставив место под навесом, лучше всех защищенное от дождя, Старейшему.

Крак показал прародителю содержимое всех мешков и почтительно поднес ему маленькую змейку, которую нашел. Ему казалось, что уж этот-то лакомый кусок, о котором сам он и мечтать не смел, мог съесть только прародитель.

Но старик тихонько оттолкнул протянутую руку ребенка со словами:

— Это вам! Что до меня, я предпочитаю жевать корни, когда у меня нет жареного мяса. Я к этому давно привык: так делали и мои отцы. Посмотрите на мои зубы, — по ним вы увидите, что я с самых ранних лет пережевывал либо сырое мясо, либо сырые волокнистые и клейкие растения. Во времена моей молодости, дети, огонь, прекрасный огонь, огонь-друг, который мы должны чтить, иногда совсем исчезал из наших стоянок под деревьями, на берегу рек, выступивших из берегов. Часто целыми месяцами, а то и годами отцы и я, лишенные огня, натруждали свои крепкие челюсти, перетирая в тесто сырую пищу, которую мы ели в том виде, в каком ее находили. Впрочем, довольно разговоров. Кушайте, дети. Пора!

И дети с жадностью набросились на скудный запас, который им раздал прародитель.

После этого жалкого, быстро уничтоженного завтрака, который очень немного утолил голод путешественников, старик приказал детям отдохнуть.

Они сейчас же поплотней прижались друг к другу, чтобы лучше согреться, и сразу заснули тяжелым сном.

Что касается Крака, то надежда, что скоро с ним будут обращаться, как с настоящим взрослым юношей, совсем не дала ему сомкнуть глаз. Лежа, не шевелясь, в своем уголке, он украдкой, с глубокой любовью и даже с некоторым страхом наблюдал за стариком. Ведь прародитель столько перевидал на своем веку, столько знал таинственных и чудных вещей.

А старик между тем, задумчиво пережевывая корень, внимательно, зорким и опытным глазом осматривал один за другим куски кремня, лежавшие около него.

Крак тщательно запоминал каждое его движение.