Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер - Страница 6

– А, мой Фаустус, – произнесла она хриплым голосом. – Вернулся с прогулки?

Иоганн не стал говорить, что встречался с Маргаритой, хотя она, вероятно, и сама догадывалась. Он лишь молча кивнул и убрал прядь волос с ее мокрого лба.

Лицо у мамы было маленькое и морщинистое, как у выпавшего из гнезда кукушонка. Волосы стали тонкими и блеклыми. Прежде, в юные годы, она была настоящей красавицей с пышными светлыми локонами. Но многочисленные роды и изнуряющая болезнь в неполные сорок лет сделали ее старухой. Лишь в глазах еще сверкал огонь, который в свое время и околдовал крестьянина Герлаха. И солидное приданое, потому как мать Иоганна происходила из богатого бюргерского семейства и ее дед когда-то был ювелиром в Майнце.

– Сделай одолжение, открой окно, – попросила она Иоганна. – Хочу посмотреть на солнце.

– Но цирюльник… – начал тот.

– Этот цирюльник – никчемный шарлатан, – перебила его мама и закашлялась. – Ну, открывай же, а то я завяну тут, в темноте, как цветок.

Иоганн распахнул ставни, и комната тотчас наполнилась ярким светом. В воздухе крошечными звездами кружилась пыль, с улицы веяло ароматами лета.

– Так-то лучше. Подойди, присядь ко мне, – она показала на кровать.

Иоганн опустился рядом с ней, и мать погладила его по голове.

– У тебя красивые волосы… черные, как перья у молодого ворона, – прошептала она.

– Отец сказал, что тебе хуже, – тихо отозвался Иоганн.

Вместо ответа мама снова закашлялась. Иоанн протянул ей грязную тряпку. Мама сплюнула в нее и откинулась без сил на подушку. К своему ужасу, Иоганн увидел на тряпке кровавые сгустки, далеко не в первый раз за последние дни. Но он ничего не сказал – чтобы и самому лишний раз об этом не думать.

– Расскажи мне, что говорят путники в трактирах, – попросила наконец мама.

Иоганн задумался на мгновение, а потом стал рассказывать. Постепенно голос его крепчал. Прежде мама рассказывала ему о большом мире, теперь же он стал для нее окном в этот мир. Так повелось у них с давних пор.

– В Шпейере колесовали разбойника, который грабил со своей шайкой по имперским дорогам, – начал он. – Говорят, он самолично прикончил пятерых торговцев. Ганс Харшаубер из трактира «У льва» собственными глазами видел казнь. Это было настоящее представление, и зрителей собралась не одна сотня!

– А что еще? – спросила мама с закрытыми глазами. Дыхание ее выровнялось.

– Ну, в Вюртемберге крестьяне зароптали из-за холодной весны, бедного урожая и высоких податей. Некоторые в прошлую зиму умерли с голоду, другие подались в леса. Граф Эберхард, видно, правит железной рукой… А еще в Венеции к берегу прибило гигантскую рыбу. Говорят, она огромная, как Кёльнский собор!

Мама рассмеялась, и ее снова сотряс приступ кашля.

– Страшно представить! – просипела она. – И ты веришь в эти россказни?

– В трактире остановился венецианский торговец. Он сам рассказывал!

С некоторых пор через Книтлинген пролегла новая столбовая дорога, которая тянулась от Голландии до самого Тироля и оттуда вела через Альпы. Помимо конных курьеров, в городе останавливалось немало путешественников. Всякий раз, когда представлялся случай, Иоганн шел в трактир, чтобы послушать их истории. Мама, когда здоровье еще позволяло, тоже часто туда ходила. Чужаки рассказывали о мире, большом и ярком, о каком Иоганн не мог даже мечтать.

– Дай мне руку, мальчик мой, – попросила неожиданно мама.

Иоганн придвинулся ближе и протянул руку. Мама сжала ему ладонь, да так крепко, что стало немного больно. Иоганн и не подозревал, что в ней оставалось еще столько сил.

– Мой маленький Иоганн, – прошептала она. – Мой Фаустус… Счастливец…

Так мама называла его, только когда они бывали наедине. Как-то раз Карл с Лотаром услышали это прозвище – и целую неделю поддевали его. Они знали, что Иоганн был любимцем у матери, и в них просыпалась ревность.

– Почему ты зовешь меня счастливцем? – спросил Иоганн. – Мне же никогда не везло. Люди меня не любят, а отец считает лентяем и размазней. Говорит, что голова у меня чепухой забита.

– А, отец… Пусть болтает себе, старый упрямец, кому есть до этого дело?

Мама улыбнулась – и краткий миг на Иоганна смотрела та прелестная девушка со светлыми локонами, какой мама была в юности. Прелестная, как Маргарита, с таким же звонким, как перелив колокольчика, смехом…

– Ты особенный, я это знаю, – продолжала она, поглаживая его руку. – Ты задаешь много вопросов, а люди этого не любят. Они верят лишь тому, что видят и к чему привыкли. Но ты смотришь в глубь вещей. Ты всегда такой был, еще ребенком… – Она приподняла голову. – Как твои дела в гимназии?

– Хорошо. Даже очень хорошо, – Иоганн кивнул. Мысль о школе немного подняла ему настроение.

По настоянию матери он вот уже несколько месяцев как посещал гимназию, хоть уже вышел из должного возраста. Отец поначалу был против – вероятно, потому, что обучение в гимназии стоило дорого и принимали туда, как правило, отпрысков из богатых бюргерских семей. Но Йорг Герлах вскоре понял, что для жены это пожелание имело большое значение и она не оставит его в покое. Так Иоганн начал учить латынь, познакомился с грамматикой и арифметикой и даже узнал кое-что об астрономии. Наряду с вылазками в расположенный неподалеку монастырь Маульбронн, занятия в гимназии составляли для Иоганна маленькие проблески в серой городской рутине. Иногда он мечтал об учебе в университете, в Гейдельберге или еще где-нибудь. Однако юноша понимал, что отец никогда ему этого не позволит.

– Отец Бернард рассказывал нам про небесные тела и созвездия, – продолжал Иоганн. – Кое-кто из ученых утверждает, что не Земля – центр Вселенной, а Солнце.

– Что за вздор! – усмехнулась мама. – Смотри только, при священнике ничего такого не говори.

– В следующее воскресенье, ночью, отец Бернард хочет посмотреть вместе с нами на звезды с колокольни. У него даже есть астролябия! Он покажет нам созвездия, по которым ориентируются мореходы. Кассиопея, Большая Медведица, Рыбы, Скорпион…

Иоганн вдруг замолчал.

– Что такое? – спросила мама.

– Ты часто говорила, что я родился под счастливой звездой, потому-то так хорошо помню день своего рождения. Что же это за звезда?

– А ты как думаешь, дуралей? – Мама подмигнула ему, и снова Иоганн увидел перед собой юную красавицу. – Юпитер, символ процветания и удачи! Рожденных под знаком Юпитера ждет великая судьба. Такого человека отличает тяга к свободе и знанию. Он не находит успокоения, хочет дознаться до сути всех вещей и явлений. Жизнь его проходит в непрестанных поисках, он как рудокоп в шахтах познания. Тот, за кем пойдет народ.

– Откуда ты все это знаешь?

Мама неожиданно запнулась.

– Мне… рассказал об этом один мудрый человек. Он был очень умен и много странствовал. Мудрец, хоть и молод годами. Он сказал, что у тебя особое предназначение, потому я и называла тебя Фаустусом. Это была его идея. Рожденный в день Пророка, так он сказал.

Иоганн нахмурил лоб. Мама еще не говорила ему ничего подобного. Он смутно припоминал: кое-кто уже говорил ему о пророках. Колдун, с которым Иоганн познакомился в тот памятный день на ярмарке, много лет назад.

– Что это был за человек? – спросил он маму.

И снова мама помедлила с ответом.

– Он ушел, очень давно. Он… он прибыл с востока…

Она задохнулась в очередном приступе кашля, таком сильном, что Иоганн не на шутку перепугался. Когда мама, совершенно обессиленная, вернула ему грязный платок, он был красный от крови. Иоганн вскочил кровати.

– Тебе… тебе нужно лекарство, – сказал он. – И поскорее! Я сбегаю к цирюльнику.

Мама закрыла глаза. Она тяжело дышала.

– Выкинь ты его из головы. Я тебе уже говорила, что он шарлатан. Не лучше тех, что десятками носятся по ярмаркам. Покой – вот и все, что мне нужно. Покой и истории, которые ты рассказываешь.

И это было недалеко от истины. Местный цирюльник, этот старый пропойца, все болезни лечил кровопусканием и клизмами. Новые методы и даже проверенные веками знания монахов и арабских ученых он и в грош не ставил. Но лекаря в Книтлингене не было, а городского доктора в Бреттене они не могли себе позволить.