Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер - Страница 3

От такой мысли Иоганна передернуло. Если колдун и вправду уедет сегодня, Иоганну никогда не узнать, в чем секрет его фокусов! Он украдкой огляделся. Куда вообще подевался этот малый? У сцены, где ждали своей очереди другие артисты, развлекая окружающих шутками, его не было. Может, он уже уехал?

Иоганн высвободил руку и осторожно приблизился к помосту. Маргариту так увлекло выступление акробатов, что она даже не заметила его исчезновения. Иоганн повернул влево и обошел церковь. Там, в стороне от Рыночной улицы, было куда спокойнее. Слепой нищий стучал своей тростью по забрызганной грязью брусчатке, в темном углу блевал какой-то пьянчуга, и больше никого не было. Серый туман стлался по переулкам. Казалось даже, что здесь он был более густым, чем на оживленной соседней улице, даже каким-то вязким.

В этот миг Иоганн заметил повозку.

Она стояла чуть поодаль, как раз рядом с покинутой ратушей. Навес из парусины был расписан диковинными знаками и рунами, которые Иоганн не смог прочесть. Старый, уставший мерин погрузил морду в ведро с овсом, привязанное к его шее. Снаружи, прямо над козлами, висела большая ржавая клетка с вороном и двумя воро́нами. Она покачивалась на ветру и тихо скрипела.

Как он это сделал? Как он наколдовал ворона?..

Позабыв обо всем на свете, Иоганн приблизился к повозке. Птицы беспокойно метались в клетке. А что, если они и в самом деле заколдованы? Он на цыпочках подкрался к клетке, протянул руку…

– Если проголодался, то хочу предупредить: мясо у них чертовски жесткое. Кроме того, они растворятся у тебя в брюхе и вернутся ко мне, своему создателю. Так что проку тебе от них немного.

Иоганн развернулся и уставился в бледное лицо прорицателя. Тот окинул Иоганна взглядом. Он оказался прямо у него за спиной. Как он подошел к нему так незаметно? Может, и здесь крылось волшебство?

Незнакомец нахмурил лоб, потом губы его скривились в улыбке. Показались мелкие и острые, как у хищника, зубы.

– Ну-ка, поглядим… Ты же тот малец, что стоял в первом ряду. – Глаза его зажглись веселым блеском. – Ты рот разинул так, что там целая стая ворон уместилась бы. – Он наклонился с любопытством, и Иоганн уловил слабый запах серы. – Сколько тебе лет, малец?

– Мне… восемь, – просипел Иоганн.

Ему вдруг стало не по себе. На улице внезапно похолодало, словно разом пришла зима. И где-то в отдалении, как сквозь толстую запертую дверь, слышались музыка и рыночный гомон.

– Хм…

Незнакомец словно бы задумался; он склонил голову набок, в точности как притихшие птицы в клетке. Когда казалось уже, что минула целая вечность, колдун наконец выпрямился.

– И как тебя зовут? – спросил он неожиданно.

– Ме… меня зовут… Иоганн Георг, сын крестьянина Йорга Герлаха, – ответил Иоганн. – Но мама зовет меня Фаустусом.

– Фаустус, так-так… Красивое и необычное имя. – Мужчина улыбнулся. Иоганн заметил, как в черных глазах его что-то сверкнуло, будто зарница в пасмурном небе. – Тогда тебе наверняка известно, что означает это слово на латыни?

– Оно значит «счастливый», – торопливо ответил Иоганн. – Или «приносящий удачу» и «благословенный». Мама всегда говорила, что я родился под счастливой звездой, и считает, что меня ждет великая судьба… – Он пожал плечами. – Хоть я и не знаю, что она имеет в виду. Она говорит, я благородных кровей.

– Благородных кровей? Ого! Тогда тебе следует мыться почаще, – незнакомец снова улыбнулся. – Так или иначе, твоя мама, должно быть, умная и тщеславная женщина. Нередко бывает, что человек ступает на путь, начертанный ему именем.

Внезапно он схватил Иоганна за руку и притянул вплотную к себе. Потом раскрыл его кулак и взглянул на ладонь. Казалось, что-то привело его в замешательство, и он наклонился еще ближе. И вновь, как во время представления, потянул носом. Иоганну показалось даже, что шершавый язык, как у козы, коснулся кожи.

Потом незнакомец что-то забормотал, и звучало это как заклинание.

– Линии… линии… – шептал он. – Действительно… – Он поднял глаза на Иоганна. – Ты знаешь, когда родился, малец?

Иоганн совсем растерялся. Его всегда удивляло, что мама с такой точностью помнила день его рождения. Обычно дети знали лишь день своих именин.

– Два… двадцать третьего апреля года одна тысяча четыреста семьдесят восьмого, в день святого Георга, – произнес он наконец. – Мама говорила, что я должен хорошенько запомнить этот день.

Незнакомец снова склонил голову набок.

– День Пророка, хм… – Пальцы его, словно длинные острые когти, впились Иоганну в плечо. – Может, надо было…

В это мгновение послышался слабый писк, как если бы кому-то стиснули горло и жизнь покидала тело несчастного. От этого звука, тонкого и жалобного, Иоганна пробрала дрожь. Он испуганно обернулся. В первый миг решил, что звук издала какая-то из птиц в клетке, но писк явно донесся из повозки. И вот снова… тихий плач и всхлип… Незнакомец тоже его услышал.

– Котята, – сказал он с улыбкой. – Старая Селена родила сразу пятерых. Придется, наверное, утопить всех до единого, если они и впредь будут так верещать.

Писк резко затих.

– Забудь, что ты здесь слышал! Так лучше для тебя же, поверь.

С этими словами колдун отпустил Иоганна, взял клетку, развернулся и торопливо влез на козлы. Поставил клетку подле себя и взялся за поводья. Все это время черные птицы злобно смотрели на Иоганна.

– Пора ехать, – нетерпеливо произнес колдун. – Хочу до захода солнца добраться до Бруксаля. Еще много дел. Чертовски много, а я уже далеко не молод…

Предсказатель рассмеялся, громко и неприятно, потом взгляд его вновь стал серьезным.

– Линии, – пробормотал он опять. – Рожден в день Пророка… – Он покачал головой. – Что ж, маленький Фаустус, быть может, мы еще свидимся когда-нибудь. Звезды не лгут!

Он щелкнул поводьями, и повозка тронулась с места.

Она медленно катила к Нижним воротам, и ее заволакивало туманом. В последний миг Иоганн снова услышал тонкий жалобный писк, и, прежде чем повозка окончательно скрылась из виду, парусиновый навес дрогнул и натянулся, словно кто-то в отчаянии пытался порвать его. Еще мгновение, и туман опустился за повозкой непроницаемым белым занавесом.

Иоганн еще долго стоял посреди переулка, не в силах пошевелиться. Казалось, все это происходило во сне. Что было наваждением, а что – явью? Наконец он тряхнул головой и на негнущихся ногах вернулся на Рыночную улицу, где его тотчас подхватила людская масса. Музыканты не жалели своих инструментов, вино лилось рекой. Солнце уже скрылось за городскими стенами, а горожане все праздновали день апостолов Симона и Иуды – возможно, последний теплый день в этом году.

Уже теперь Иоганн знал: сколько бы лет ни прошло, он никогда не забудет колдуна.

1494 год от Рождества Христова, восемь лет спустя

Солнце жгло так, словно Господь решил испепелить этот мир.

Иоганн лежал с закрытыми глазами и всем телом впитывал тепло. Зима выдалась затяжная, за ней последовала сырая и холодная весна. Дожди почти не прекращались, временами шел град, и первые посевы смыло паводком, как это часто случалось в последние годы в Крайхгау. Только теперь, в июле, лето как будто вступило в свои права. Поля кругом Книтлингена золотились спелой рожью, и в ней так здорово было прятаться, чтобы подремать, предаться мечтам и увильнуть от работы…

Или тайно вкусить первый поцелуй возлюбленной.

Иоганн открыл глаза и незаметно повернул голову. Маргарита лежала рядом и нежилась под жаркими лучами. Никому не хотелось прерывать молчания. Ветер мягко шелестел в колосьях, и где-то в отдалении перекрикивались ласточки. Было воскресенье, и крестьяне в большинстве своем остались дома или отправились в один из многочисленных трактиров. Лишь немногие вышли работать в поле. Посреди их укрытия высился древний каменный крест. Иоганн только вчера хорошенько утоптал вокруг него землю. Если сидеть и не вставать в полный рост, никому и в голову не придет искать их здесь.