Сладкое лето (СИ) - Хаан Ашира - Страница 37

— Пока не наскучу.

— Ты не можешь наскучить. Ты одна как все женщины мира.

Он делает один маленький шаг ко мне. Вроде бы маленький, но я уже смотрю на него снизу вверх, чувствую его запах, покоряюсь и сдаюсь, но еще не показываю этого.

У меня есть железный аргумент, который никак не обойти. Но пока он накрыт алым покрывалом, и я не тороплюсь его сдергивать, хожу вокруг и обсуждаю несущественные мелочи.

— Нет… Понимаешь… Ты человек, к которому домой может заявиться раздетая женщина. Просто потому, что ей это показалось хорошей идеей. Не со всяким такое случается.

— Аньку я в клубе нашел. Там часто решаются дела — она была сообразительной и ответственной, но, видимо, атмосфера повлияла, и она решила, что можно отношения оттуда перенести наружу.

Я вздохнула. Самое паршивое, что я это понимаю. Совсем другой стиль общения, образ жизни и привычки. Это не плохо, это по-другому.

И уж точно не мне упрекать в отходе от норм приличий.

— Когда ты меня там бросил, тоже дела решал?

— Ну да… — Макс нахмурился: — Мне удалось договориться об аренде на индивидуальных условиях сразу для двух новых точек. Компенсировало бы ту, где повысили цену, но ты пойми…

Он оборвал себя. Опустил голову, освободив меня от своего обдирающего кожу взгляда, дал немного времени нарастить броню обратно. Сделал еще шаг и притронулся кончиками пальцев к моей щеке:

— Ты там скучала, моя хорошая? Прости, я не подумал. Помнишь, я оставил тебя на полчаса в машине, и ты та-а-ак развлеклась. Наверное, я ждал чего-то подобного.

Тогда я еще не была в тебя влюблена, идиот. Не была такой уязвимой.

— Если я не буду связан с клубом, то и не будет таких сюрпризов, — добавил он.

— И ты собираешься забить на клуб ради меня? — неверяще спросила я. — Ой, не надо. Все равно волевые решения долго не длятся.

— Это не волевое решение. Это выбор.

— Зачем же ты меня туда потащил?

— Я хотел переиграть тебя… — как-то смущенно ответил Макс. Он гладил меня кончиками пальцев по лицу, а я тянулась за этой лаской, как цветок за солнцем. — Ты всегда выходила победительницей из наших игр, я набирал очки только за счет секса. Думал — уж на моей-то территории я смогу.

— И что? — с любопытством спросила я.

— Видишь, куда это меня привело? Нет, все, я с тобой больше не играю!

Он рассмеялся, и мне тоже очень хотелось рассмеяться, закинуть руки ему на шею, повиснуть, целоваться до золотых звезд в глазах, получить все недополученное за эту ночь и это утро внимание и любовь. Расслабиться и забыть про свое решение. Побыть с ним. Поверить.

Горячий солнечный мальчик.

Сверкающий и яркий.

Глубокий и сильный.

— Макс.

Его имя прозвучало последним ударом молотка, забивающим гвоздь в крышку гроба.

Он умолк, и даже солнечный свет за окном потускнел. Мне вообще казалось уже, что выгляни я туда — и увижу желтые листья, словно осень не только наступила на нас, но и попрыгала сверху. И неважно, что впереди еще целых тридцать дней беззаботного лета.

— Макс, понимаешь… — я продолжала, зная, что сейчас сама приближаю осень. Каждым своим словом. — Мне не нужна любовь. Ты очень классный, я от тебя без ума, и даже клуб оценила бы в других обстоятельствах. Но я влюбилась, и теперь все иначе. Мне это не нужно. Правда.

— Ася! — Он взял мое лицо в ладони, словно готовясь поцеловать. Но только отчанно смотрел в глаза. — Ну что я могу сделать? Упасть на колени, вырвать сердце из груди, чтобы ты пронзила его кинжалом? Простишь ли ты после этого меня?

— Дело не в прощении… — мне хочется прикрыть глаза рукой от его взгляда, как от яркого солнца. Он сильный, светлый, и он невероятно живой. Очень хочется согреться рядом. Но мне нельзя. — Я не шучу и не шутила, когда говорила, что мне не нужны постоянные отношения. Меня устраивал краткий роман и твоя свадьба, у меня самой времени на развлечения только до сентября. Потом я улетаю в Барселону — там уже оплачен курс в кондитерской школе. После окончания лучшим ученикам достается стажировка в ресторане. А я буду лучшей, даже не сомневайся. И останусь там работать. Нет никакого смысла обсуждать это. У нас слишком разное будущее.

Вот и все, вот и сказала.

Макс застыл.

Опустил голову.

Оперся на стойку двумя руками, по обе стороны от меня.

И молчал так долго, что мне самой стало неловко.

— Почему ты не сказала сразу? — очень тихо спросил он.

— А зачем? Ты сказал, что женишься, я подумала: отлично, не будет тяжелых разговоров. Наступит осень — ты к невесте, я в Испанию. Там горячие знойные парни будут меня с большим удовольствием отвлекать от учебы. Счастливый конец. И даже свадьба.

— Вот я дур-р-р-ак…

Макс тряхнул головой, потер руками лицо.

— Ну… соглашусь. Но и я не лучше, как ты понимаешь.

— Мы так похожи, — нервно усмехнулся он.

— Но смотрим в разные стороны.

— Конечно. Ты на меня, а я на тебя.

И он смотрел.

В теплых глазах больше не сверкали искры, и от этого было больно.

И больно от того, что он стоял невыносимо близко, но я уже поставила точку. Его близость невыносимо манила, но я не имела права даже на…

…вот этот поцелуй.

— Макс… — позвала я беззвучно, едва он отпустил мои губы на свободу.

— Ммм? — Он поцеловал меня в уголок рта.

— Ты слышал, о чем мы тут уже битый час беседуем?

— О чем? — спросил он отвлеченно, касаясь губами виска, скулы, ушной раковины.

— Я уезжаю. А у тебя кофейни. Мы расстаемся.

— Слышал… — шепнул он мне на ухо и продолжил, спускаясь вниз, к шее, дотрагиваясь кончиком горячего языка до тонкой кожи на ключице. И возвращаясь обратно к губам, накрывая их очень нежным, но будоражащим ярким поцелуем.

Я не могу сопротивляться.

Сказать, что мы расстаемся — могу, сесть в самолет — могу, закрыть за ним дверь навсегда — могу.

Не целовать его — нет, не могу.

Это всего лишь поцелуи. Каждый из них может стать последним и потому каждый — целый мир, состоящий из жадной памяти, острого сожаления и неистовой горечи, рожденной из двух слишком сладких месяцев.

— Знаешь, что я забыл? — говорит Макс в тот самый момент, когда его пальцы, уже проделав долгий и сладкий путь от моей груди до живота, наконец коснулись внутренней стороны бедер и стерли влагу, текущую по ним.

— Что? — выдыхаю сквозь сияющие огоньки под веками и привстаю на цыпочки, чтобы заставить эти пальцы погнаться за мной, а потом опускаюсь — и ловлю их в ловушку. Одно лишь его движение к влажному, горячему, ждущему наполняет все тело жаркой тяжестью, кровь ударяет в голову, и я плыву.

— Я так и не рассказал, как я тебя люблю, — говорит он медленно, тихо и очень отчетливо, но его слова тонут в шуме крови в моих венах, в стуке пульса в висках, в горячечном дыхании.

— Как?

Прямо сейчас он любит меня нежно и медленно, но при этом так плотно и глубоко, с каждым толчком внутрь я задыхаюсь от пронзительного чувства наполненности и силы, будто он приколачивает меня к себе насмерть.

— Невероятно.

Толчок.

— Сильно.

Толчок.

— Навсегда.

Я выгибаюсь, немо хватая ртом воздух, когда меня накрывает с головой то, чему нет названия, потому что я сейчас не уверена, что кто-либо в мире испытывал что-то подобное.

Макс прикусывает мое плечо и глухо стонет сквозь сжатые зубы.

В такие моменты пропадает желание менять позы, добавлять игрушки, придумывать новые и новые способы развлечься в постели, потому что каждое самое простое касание, поцелуй, движение снаружи внутрь и обратно — обретают ценность и высший смысл сами по себе. Их больше не нужно наполнять — они сами по себе наполнены тем, что мы хотим отдать друг другу.

На, возьми, пусть будет у тебя, это все, что у меня есть, — и я хочу, чтобы оно принадлежало тебе. И меня возьми — я тоже хочу принадлежать тебе. И чем больше мы отдаем, тем больше остается, выплескивается наружу слезами, стонами, криками, горячим шепотом.