Сладкое лето (СИ) - Хаан Ашира - Страница 21

Я задрала короткую футболку, зажала ее край в зубах и сделала снимок, захватив не только обнаженную грудь, но и прикушенный подол.

Хорошо, что дедушка уже ушел, а то не хотелось отвечать за его инфаркт.

«…и вот теперь мне абсолютно все равно, в полтора раза они поднимут аренду или в два…»

«Погоди, еще не все».

Я откинулась на кресле, раздвинула ноги, расстегнула шорты и запустила в них руку. И вот такую фоточку отправила Максу. Пусть хоть взорвется там на своих переговорах!

Мои пальцы, дотронувшиеся до раскрытой вульвы через тонкую ткань белья, пробудили во мне нимфоманку, так и недополучившую сегодня своего огня.

Лучше бы Максу вернуться поскорее.

Макс выкатился из здания злой и взъерошенный только минут через пятнадцать.

Бамц! — захлопнул дверцу машины с такой силой, что у любого автовладельца был бы инфаркт.

Шварк! — на заднее сиденье полетела папка с документами, щедро рассыпав распечатки по салону.

Он оглянулся по сторонам, проверяя, чем еще можно грохнуть, но больше ничего не было, кроме меня, а смотреть на меня Макс избегал. Он только сжимал челюсти так яростно, что я слышала скрип зубов, и невидяще пялился прямо перед собой.

Потом наконец перевел взгляд на меня, и я даже вздрогнула, настолько тяжелым он был.

Макс склонился в мою сторону, положил ладонь на мой затылок, жестко зафиксировав голову, чтобы я никуда не дернулась, и ворвался языком в мой рот. Сильно, яростно и властно, без игривости и жаркой жажды, обычно ему свойственных.

Я встретила его напор, ответно сплетаясь своим языком с его и вовлекая его в наш обычный поцелуй-игру с прикусываниями и исследованиями. И с каждой секундой этого противостояния, когда захватчика заманивают в крепость притворной покорностью, чтобы неожиданно напасть и тут же сдаться, Макс расслаблялся все больше и больше. Даже ладонь на затылке перестала изображать фиксирующие тиски, и пальцы нежно зарылись в мои волосы.

— Моя чудесная карамельная фея, — выдохнул Макс мне в шею. — Если бы не мысли о том, что я заставлю тебя делать, когда мы отсюда наконец уберемся, я бы там поубивал всех нахер. В два с половиной раза! Прикинь!

Он вернулся на свое место, щелкнул ремнем безопасности и завел машину:

— Едем ко мне. До тебя слишком далеко.

В квартире он схватил меня в охапку, донес до своего гигантского траходрома и сгрузил туда, сам отодвинувшись на край.

Здесь все было так же, как в нашу первую ночь: плотные шторы, ночник-Луна и коробки вместо мебели. Даже черное постельное белье, едва уловимо пахнущее лавандовой отдушкой. Ну, по крайней мере, он его стирал: о кокосовом масле ничего не напоминало.

— А теперь задери свою футболочку, как на том фото, и сожми пальцами сосок, — скомандовал Макс, усаживаясь по-турецки.

Я подняла брови, но повторила фокус, включая удерживание края зубами. Под его взглядом сосок и так затвердел, а от прикосновений пальцев сладко заныл, требуя более наглых рук Макса.

— Расстегни шорты, — снова скомандовал Макс.

Я подчинилась и без дополнительных просьб запустила в них руку. Тонкая ткань уже намокла от моей смазки. Тело отозвалось на прикосновение нетерпением.

— Нет, стой, мне не видно. Сними шорты совсем. Белье оставь.

Не знаю, что ему там не видно, эти шорты ненамного длиннее трусов. Но подчинилась, потому что в голосе Макса появились такие твердые властные нотки, от которых в теле что-то напряженно натягивалось и предвкушение сладко пульсировало между ног.

— Разведи колени.

Я расставила ноги пошире и провела пальцем сверху вниз, скользя по влажным складкам. Тяжелая сладость копилась внизу живота, а взгляд Макса запускал трескучие искры, шныряющие под кожей.

— А теперь ласкай себя так, как ты это делаешь одна.

— Что? — удивилась я.

— Ты ведь играешь сама с собой одна? Не можешь не играть, ты невероятно чувственная, отзываешься на все мои прикосновения. Либо у тебя был какой-нибудь очень опытный любовник, либо ты сама в себе разбудила такую развратность. Ставлю на второе.

— Потому что хочешь верить в мою непорочность? — насмешливо спросила я.

— Потому что опытных любовников слишком мало.

Я не стала говорить ему, какой из вариантов правильный. Только приподняла бедра, еще раз проводя рукой от клитора до входа, чтобы набрать влаги, раздвинула свои губы, положила средний палец на клитор и прикрыла глаза, массируя его короткими движениями.

— Открой глаза! — Я вздрагиваю от жесткого тона Макса. — Смотри на меня.

Натянутая нить взгляда между нами вибрирует от бешеного количества энергии, несущейся по ней в обе стороны. Я глажу себя, тереблю клитор, вставляю внутрь два пальца, двигаю ими взад и вперед и снова возвращаюсь к клитору, но Макс не смотрит на то, что я делаю. Он смотрит мне в лицо, наблюдает за тем, как я закусываю губу, когда внизу наконец пробуждается спящее удовольствие и выстреливает первым электрическим протуберанцем под моими пальцами. Он ласкает взглядом мой приоткрытый рот, когда я прерываю движения и ныряю в глубину, чтобы набрать еще смазки. Он не отпускает мой взгляд, когда я начинаю елозить задницей по простыням, чувствуя, что неумолимая волна вот-вот придет.

— Стой! — командует он за секунду до того, как было бы поздно останавливаться. Я подчиняюсь, но с невольным стоном разочарования.

— Оближи свои пальцы, — требует Макс.

— Нет! — возмущаюсь я.

Не люблю свой вкус.

— Да! — говорит он, расстегивая джинсы и стаскивая футболку. — Я хочу это увидеть.

— Нет! — твердо говорю я.

— Окей, — неожиданно соглашается он, удивляя меня такой мягкостью, — он ведь уже начал играть во властного деспота?

Но я понимаю его коварство, когда он надвигается на меня, облизывает мои пальцы сам, а потом прижимается к моим губам, и я все-таки чувствую свой терпкий вкус.

— Ты так и не ответила, — замечает он.

— На что?

— Угадал ли я правильный вариант.

— И не отвечу.

— И не надо. Я понял.

Макс грубо раздвигает мои ноги, подтаскивает меня поближе, переворачивает на живот и вдавливает в кровать всем весом. Он трахает меня грубыми сильными толчками, как будто вовсе не заботясь о моем удовольствии или хотя бы удобстве. Он делает так редко, но каждый раз, когда в нем пробуждается этот зверь, я даже немного пугаюсь.

И сейчас он безжалостно вонзается в мое тело, вытягивает мои руки вверх и сжимает одной ладонью оба запястья. Подхватывает круглую диванную подушку, валяющуюся неподалеку, подсовывает мне под живот, и я остаюсь раскрытая ему по максимуму, так что он входит до самого конца — и в таком ритме это чересчур сильно и даже немного больно.

Макс редко позволяет себе кончить слишком быстро. Вот и сейчас он останавливается в какой-то очень острый момент, болезненный и яростный, когда я думаю, что уж сейчас он точно не выдержит.

Но он переворачивает меня снова на спину и ложится рядом, лаская живот кончиками пальцев невыносимо и пронзительно нежно, особенно на контрасте с недавним безжалостным трахом.

— Ты как дюймовочка или волшебная фея герани, — шепчет он, поглаживая меня невесомыми прикосновениями. — Появилась из цветка и принесла чудеса в мою жизнь. Как же мне повезло…

Но уже через несколько мгновений он забрасывает мои ноги себе на плечи, складывает меня пополам и снова — даже не трахает, ебет — так, что спинка кровати ритмично долбится в стену, высекая искры из шершавой декоративной штукатурки на ней.

В этом весь Макс. В этом — мы с ним.

Июль — это середина всего.

Пока тепло, еще жарко, все только впереди — но и позади тоже немало.

Яблоки уже оттягивают ветви деревьев, уже пахнут будущей осенью, медом и теплом, но пока не созрели, не валятся в ладони, отпрыгивают от жадных рук.

Пока только обещание. Лишь планы. Надежда на будущее.

В июле кроме смородины и черники, которые я предпочитаю есть просто так, чтобы не сойти с ума от китайской пытки вытаскиванием косточек, кроме голубики и малины, которыми я украшаю торты, — есть еще вишня. Но она отлично переносит заморозку, и даже самая дешевая на развес в «Ашане» с удовольствием становится кислым конфи или компоте.