Заклятая невеста (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 37

— Я не лицемерю, — заметила я, когда мы оказались в коридоре под шипение виеррахов.

Котенок выгнулся у меня в руках, но Золтер взмахнул рукой, запечатывая тени в стенах, и звереныш снова прижался к моей груди. Правда, напряженный и поводящий ушами, словно выискивающий малейшую опасность.

— Разумеется, нет, Лавиния. Именно поэтому последний год рядом со своим мужем ты делала вид, что у вас счастливая семья.

— Молчали бы вы… про моего мужа.

— Или что? — Он приподнял брови. Глаза опасно сверкнули.

Я вернула ему похожий взгляд и пошла дальше.

— Нам сюда, — это тоже прозвучало язвительно.

Особенно если учитывать, что я почти пролетела поворот в анфиладу.

Нет, похоже все-таки не выходной, потому что этой анфилады я не помнила.

— Рядом с моим мужем меня удерживали обстоятельства, — бросила я.

— Позволь узнать, какие именно?

— Нелегкая семейная ситуация брата.

— Или нежелание показать энгерийскому обществу развод благопристойной леди Лавинии?

— Это сейчас была мораль? — я пересадила котенка на плечо и сложила руки на груди. — Если да, то она прошла мимо, потому что рядом с вами меня тоже удерживают обстоятельства, но сказать, что я лицемерю, я не могу.

Теперь глаза его потемнели, но я только ускорила шаг.

Все, хватит с меня. С чего я вообще с ним разговариваю? Можно подумать, его интересует ситуация в жизни Винсента, или что-то еще. Его аэльвэрству скучно, даже помереть не может, вот и развлекается, как умеет. Осознание этого подстегнуло, как хлыстом, и я пошла еще быстрее. Все, чего мне сейчас хотелось, как можно скорее остаться одной.

У дверей моей спальни, массивных и тяжелых, с резными узорами, Золтер остановился.

— Приведи себя в порядок, Лавиния. Ужинать будем вместе.

— Какая жалость! Я надеялась, что сейчас поужинаю с котенком, а потом лягу спать. Тоже с котенком.

Он усмехнулся.

— Если тебя не устраивает имя, которое придумал я, придумай свое.

— Льер, — сообщила я. — Назову его Льер.

Я влетела в комнату раньше, чем его остолбеневшее аэльвэрство успело открыть свой аэльвэрский рот. Захлопнула двери, отпустила малыша и только после этого привалилась к стене, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

Унять не получилось: дверь распахнулась с таким треском, что чудом не раскрошилась в пыль. Бъйрэнгал подпрыгнул, я отскочила, но меня перехватили за руку и резко впечатали в свою грудь. А потом так же резко впились подчиняющим, жестким поцелуем в мои губы.

Я задохнулась, попыталась вырваться — и не смогла.

Губы вспыхнули, и вслед за ними вспыхнуло что-то в груди: что-то обжигающее, сумасшедшее, яростное, и… удивительно нежное. Наверное, именно последнее и заставило меня замереть, впитывая каждое мгновение странного и непонятного поцелуя.

Впрочем, поцелуем это назвать было сложно.

По крайней мере, поцелуем в моем представлении.

Ладонь на моем затылке не позволяла мне отстраниться, пальцы скользили по напряженной шее, вверх-вниз — и снова наверх. Под этими прикосновениями рождалась жаркая дрожь, рождалась и сбегала по плечам прямо на грудь, заставляя чувствовать почти невесомую ткань платья, как если бы она была холщовой. Эта дрожь отдавалась в кончики пальцев, в ладони, которыми я упиралась в его плечи, наверное, именно поэтому я чувствовала ее и в нем тоже.

В судорожном вздохе, который мы разделили на двоих, когда по губам скользнул обжигающе-ледяной воздух.

В бесстыдном прикосновении языка к языку, которое тут же сменилось укусом, заставившим вздрогнуть. И тут же, мгновенно — в глубокой, раскрывающей ласке. Его пальцы скользнули по моему плечу, стягивая ткань платья, повторяя скольжение кружева по плечу.

— Лавиния. — Хриплый выдох опалил кожу, и так горящую под его пальцами. — Моя Лавиния…

Никогда не представляла, что мое имя может произнести так порочно, так собственнически-властно, так…

Широко распахнула глаза, ударилась о взгляд темных, темнее чем самая глубокая ночь, глаз. Он смотрел так, словно видел меня впервые, или словно впервые узнал меня такой. Раскрытой, прижимающейся к нему, подающейся навстречу каждой ласке, вжимающейся ставшей безумно чувствительной грудью в его грудь.

Всевидящий, что я творю?!

Осознание случившегося заставило меня замереть повторно, а потом резко, с силой оттолкнуться от его плеч и шагнуть назад.

— Я не ваша, — повторила скорее для себя, хотя прозвучало это…

— Лицемерие. — Он провел пальцами по губам, заставив отхлынувшую было от моих щек краску вернуться на них в двойном объеме. — Это то, о чем я только что говорил.

— Но вам же понравилось, — не осталась в долгу я. — Вам нравится лицемерие, ваше аэльвэрство, признайтесь. Иначе бы вы не пошли за мной и не стали меня целовать.

Глаза его вспыхнули, а затем потемнели: опасно, как тлеющие угли. Он шагнул ко мне, перехватил за локоть и рывком дернул в сторону кровати. Правда, не успел сделать и шага, как снизу раздалось звучное «клац». Золтер подозрительно споткнулся, а я опустила глаза и увидела котенка, который… в общем, он больше напоминал пиранью. С крылышками. С ушами и хвостом, как у кота, но все-таки пиранью, потому что это нечто из животного мира Аурихэйма сейчас вцепилось в сапог его аэльвэрства, плотно сжало челюсти, и так и повисло.

Меня отпустили столь же резко и бесцеремонно, сколь и схватили, и так же резко схватили бъйрэнгала за шкирку. Челюсти котенка сразу же разжались, он зашипел, а я протянула руки:

— Отдайте!

Глаза Золтера по-прежнему метали молнии, ему бы сейчас на башенку, под небо, идеальная была бы картина. Очень гармоничная.

— Отдайте, — повторила я. — Или я воспользуюсь магией, и ничем хорошим это не кончится!

Котенка мне вернули на вытянутой руке: Золтер просто разжал пальцы, и детеныш свалился в мои ладони. Тут же снова зашипел, готовый к бою, но я погладила его по голове, осторожно, чтобы не поцарапаться шипами.

— Спокойно, Льер. Его аэльвэрство уже уходит.

Его аэльвэрство скрипнуло зубами, ну или что там у него скрипело от старости.

— Не испытывай мое терпение, Лавиния.

— Да было бы что испытывать, — сказала я, — у вас его вообще не осталось. Сначала бросаетесь словами о лицемерии, потом бросаетесь на меня. Кстати, вам напомнить, что вы обещали меня не трогать, пока я сама не попрошу? Так вот, я вас об этом не просила.

— Словами — нет, — вернуло мне сарказм его аэльзверство, после чего развернулось на каблуках своих слегка покусанных сапог и направилось к двери.

Громыхнуло ей так, что даже гроза в Мортенхэйме могла бы позавидовать.

После его ухода я еще минут пять гладила котенка, который явно к такому не привык, поэтому возился у меня на руках, всячески переворачивался, изодрал мне шипами рукава, поцарапал оба запястья, а потом все-таки спрыгнул и побежал трепать свисающее до пола покрывало.

Как воспитывают бъйрэнгалов, я понятия не имела, да если честно, мне сейчас было не до этого. Я до сих пор помнила волны прокатывающейся по телу дрожи, чувствовала скольжение пальцев. Губы горели, сердце колотилось о ребра, и все это… я допустила сама. Глубоко вздохнув, стараясь выровнять дыхание, направилась в ванную, чтобы узреть леди Лавинию во всей красе.

Грудь высоко вздымается, волосы слегка (ладно, слегка — это мягко сказано) в беспорядке. Глаза сверкают, а внутри вместо привычного неприятия чувство какой-то волнующей, будоражащей легкости.

Во всем виноват узор?

Вернула рукав на место, прикрывая оголенное плечо, зато подтянула снизу, но узор вообще никак не реагировал. Казалось, даже слегка побледнел, хотя возможно, мне это только казалось.

Дернула ткань вниз, услышала жалобный треск и выругалась совершенно неподобающим для леди образом.

Что бы это ни было, какая бы магия только что ни была замешана в том, что сейчас произошло, это больше не должно повториться. Я не могу целовать Золтера и испытывать такие чувства.

Или могу?