Ты Есть (СИ) - Кистяева Марина - Страница 15

— Не притворяйся, что ты ничего не понимаешь и нечего строить тут из себя…

— Так, помолчи немного! — грубо одернул ее Максим и повернулся ко мне: — Юлька, ты что тут делаешь?

И я не нашла ничего умнее, как ответить:

— А то ты не знаешь.

Я-то имела в виду, что он должен был догадаться, что я иду от Леськи. Но только когда я произнесла слова вслух, то сообразила, что они звучат очень двусмысленно.

И именно в двусмысленном русле их и истолковала Алиса.

Она истерически захохотала и попятилась назад:

— И ты после этого еще будешь мне говорить, что между вами ничего нет? Я сразу поняла, что эта дрянь на тебя глаз положила! Еще бы! Замечательный вариант! Мамочка охомутала папочку, а дочура подцепила сынка!

Больше выслушивать пьяный бред ревнивой девицы я не собиралась, и, пробормотав под нос ругательство, не совсем тактично пихнула Алису в плечо и направилась к дому. Та крикнула мне в след оскорбления, но я сжала зубы.

Отличное завершение праздника. Лучше не придумаешь.

Я выцепила взглядом матушку и направилась прямиком к ней, где без обиняков заявила:

— Мама, мы едем домой.

Та несказанно удивилась моему заявлению.

— Ребенок, ты чего…

— Ничего, мы просто едем домой.

— Нет-нет, дорогая! Праздник продолжается. К тому же, Леша… Алексей Максимович выделил нам комнату, и мы…

Я перебила ее, выложив, как на духу:

— Мама, в охотничьем домике спит пьяная Леська. Если ее увидит в подобном состоянии Николай Петрович, он ее убьет. Нам надо ее привести в порядок.

Моя Александра Михайловна от удивления открыла рот и позабыла его закрыть.

— Да, вот такие мы непутевые дети. И мы вляпываемся в разные гадкие истории. А в этом случае, мама, мне нужна твоя помощь. И, да, потом ты можешь мне высказать все, что думаешь обо всем нашем испорченном поколении, но пока просто помоги.

— Но… как?

Прекрасно понимала мамину растерянность. Она не привыкла, чтобы я к ней обращалась за помощью. Она растерялась, ее глаза забегали из стороны в сторону.

Я громко застонала.

— Мама, не надо делать такое лицо. Вселенской катастрофы не произошло. Просто поехали домой. От тебя единственное, что требуется, позвонить часиков в десять Николаю Петровичу, и сообщить, что детки, то бишь, мы, спим, и что у нас все хорошо. А к вечеру Леська придет в себя.

— Но…

— Мама… Пожалуйста.

Видимо, в моем голосе прозвучало нечто, насторожившее ее.

— Хорошо. Сейчас я только найду Алексея Максимовича, и мы вызовем такси.

— Отлично.

Она заскользила взглядом по комнате в поисках Орлова и, когда хозяин появился на горизонте, тотчас же отправилась к нему.

— Мам! — окликнула я ее.

Ее спина сразу же напряглась, и мама застыла, как статуя. Я улыбнулась. Она наверняка подумала, что еще что-то стряслось.

— Да?

— Мне Орлов понравился.

Стоило видеть, как засияли радостно глаза матери.

А дальше было совсем неинтересно. Мы с горем пополам погрузили Леську в такси и отвезли к нам домой. Она ни в какую не желала просыпаться. Но это даже было к лучшему, потому что объяснять ей что к чему мне хотелось меньше всего. Как только мы оказались дома, и я — чего не сделаешь ради гостя — уложила ее спать на свою кровать, сама сразу же грохнулась на небольшой диван, на котором спала, когда была мелкой.

Мне хотелось спать, но треклятые мысли настойчиво мешали процессу.

И они как-то вот так крутились вокруг Максима.

Я перевернулась лицом в подушку. Все хорошо… все хорошо… Главное — поспать. Утром все будет казаться иначе. А новогодняя ночь она на то и существует, чтобы творить безумства.

Проснулась я от стона Леськи.

— Юль… Юлька…

Подняла голову от подушки. У меня голова болела от недосыпа, плюс я не смыла косметику с глаз, и теперь в них щепало от туши.

— Привет, алкоголик.

Та снова застонала.

— Юль… я где?

— Не дрейфь, у меня.

— Ох… голова… Юлька…

— Перестань твердить мое имя, как заклятие. Так тебе и надо. Ничего было вчера пить водку. Или что ты там пила?

— Не знаю… Не ругай меня.

Я, кряхтя и ворча, сползла кое-как с дивана и отправилась к шкафу, где находилась аптечка. Найдя «Альказельцер», вручила его Леське. Та попыталась было возразить, но схватилась за голову.

— Ох…

— Пей давай, страдалица.

В этот момент где-то в сумке у Леськи, которую мы чудом нигде не потеряли, зазвучал знакомый рингтон.

— Папа…

Мы переглянусь, я чертыхнулась и стала искать телефон подруги. Так и есть, звонил Николай Петрович. Я еще удивилась, почему он раньше не позвонил. Время было около двенадцати дня, и, по логике вещей, Леська уже должна была топать домой.

— Николай Петрович! С Новым годом! С новым счастьем! Удачи вам в этом году! Благосостояния! И послушных нас, ваших непутевых чад! — затараторила я, не дав Николаю Петровичу и слова вымолвить.

Он рассмеялся.

— Спасибо, Юлечка, спасибо! Меня как раз и интересует мое непутевое чадо! Где Олеся? Почему она трубку не берет?

Та отчаянно замотала руками, и тотчас поморщившись, схватилась за голову. По ее внешнему виду, можно было сделать вывод, что чувствовала она себя плоховато. И это слабо сказано.

— А она в ванной сидит.

— С ней плохо? Что у вас там произошло?

Я закатила глаза и показала Леське кулак.

— Николай Петрович, что вы сразу панику наводите. Мы только проснулись, вот она и пошла красоту наводить. Вы позвонили. Я и решила ответить, чтобы вы не волновались.

Я врала, но, наверное, неубедительно, потому что Николай Петрович некоторое время помолчал, а потом подозрительно спросил:

— А вы где?

— То есть, где мы?

— Где находитесь?

— У меня…

Хорошо, что хоть это было правдой.

— А Александра Михайловна дома?

— Дома, — и прежде чем, он успел что-либо добавить, я его опередила: — Вы мне не верите? Сейчас я ей трубочку передам.

Я надеялась, что он скажет «не надо», «не стоит беспокоить», но моим надеждам не суждено было оправдаться.

— Будь так любезна.

И я, бросив еще один убийственный взгляд на подругу, поплелась в комнату матери.

Та, естественно, спала блаженным сном.

— Мам… Мам, проснись на минутку.

В ответ послышалось недовольное ворчание. Николай Петрович продолжал быть на линии, и я мысленно чертыхнулась. Хорошее начало нового года, ничего не скажешь.

— Мам, открой глаза. Тут Николай Петрович звонит, беспокоится, Леську ищет…

И тут моя родительница выдала фразу, за которую я ее готова была тотчас расцеловать.

— Ребенок, Леська же у тебя дрыхнет в комнате…

— Юля! — это уже крикнул в трубку Николай Петрович, и я тотчас поднесла смартфон к уху.

— Да?

— Ээээ… Извинись за меня перед Александрой Михайловной, не буди ее… Я… — он замялся. — Как только Леська выйдет из ванной, пусть мне перезвонит.

— Хорошо.

— И… Юля, и тебя с Новым Годом!

— Спасибо.

Я нажала на отбой и крепко зажмурила глаза. Потом посмотрела на спящую мать. Та перевернулась на другой бок, как ни в чем не бывало, подперла руку под щеки и продолжила блаженно спать.

Везет же некоторым.

Я пулей влетела в свою комнату, где со страдальческим видом сидела Леська.

— Нечего на меня смотреть жалостливым взглядом. Быстро под холодный душ!

— Юля, я умираю!.. Я двинуться не могу!

— Если честно, мне все равно, можешь ты двигаться или нет! Если хочешь избежать хорошей трепки от отца, ковыляй в ванную, будем тебя приводить в порядок!

И я в сердцах добавила пару крепких словечек.

- Не ругайся…

Подруга посмотрела на меня вымученным взглядом.

А дальше мы приводили ее в порядок… Если бы я за нее не переживала, то от души посмеялась бы над происходящим. Леська первый раз напилась и страдала по полной.

После контрастного душа и крепкого чая, она позвонила отцу и, выслушав лекцию, сказала:

— Папа, я приеду к вечеру… — последовала непродолжительная пауза, в течение которой Николай Петрович что-то громко кричал. — Хорошо, буду к четырем.