Десять негритят / And Then There Were None - Кристи Агата - Страница 12
- Предыдущая
- 12/20
- Следующая
А потом он все узнал.
Все произошло точно как в романе. Она перепутала конверты. Писала им обоим и положила письмо к Ричмонду в конверт, адресованный мужу. Даже теперь, столько лет спустя, ему больно вспоминать об этом…
Черт, как же больно ему было тогда!
Судя по письму, их роман продолжался довольно долго. Они встречались по выходным. И в последний отпуск Ричмонда…
Лесли – Лесли и Артур!
Черт бы побрал этого парня! Черт бы побрал его улыбку, его короткое молодецкое «да, сэр»… Лжец, двуличный лжец! Похититель чужих жен!
Она копилась в нем исподволь – его ледяная, убийственная ненависть.
Внешне он вел себя, как обычно, – ничего не выдавал. Особенно старался не менять своего поведения с Ричмондом.
Удалось ли ему? Он считал, что да. Артур ничего не заподозрил. Отдельные вспышки гнева не принимались в расчет там, где от напряжения слетали с катушек даже самые сильные мужчины.
И только молодой Армитедж пару раз бросал на него косые взгляды. Мальчишка мальчишкой, а перемены в настроении начальства улавливал, что твой барометр.
Наверное, когда время пришло, Армитедж обо всем догадался.
Он сознательно послал Ричмонда на верную гибель. Только чудо могло его спасти. Но чуда не случилось. Да, он послал Ричмонда на смерть и нисколько не раскаивался в этом. Время было такое. Руководство то и дело ошибалось, жизнями офицеров рисковали без всякой надобности. Везде царили сумятица и паника. Он рассчитывал, что люди потом скажут: «Старина Макартур сплоховал, совершил промах, без нужды пожертвовал лучшими людьми». И всё.
Но, на его беду, рядом случился этот Армитедж. Он так странно на него смотрел… Знал, наверное, что генерал нарочно послал Ричмонда на гибель.
(И после войны – может, это Армитедж проболтался?)
Лесли ничего не узнала. Она, наверное, плакала по своему любовнику (он так думал), но к возвращению мужа в Англию ее слезы высохли. Он не стал говорить ей, что все знает. Они по-прежнему оставались супругами – только со временем она все больше отдалялась от него, словно истаивала из его жизни. А потом, три-четыре года спустя, схватила двустороннее воспаление легких и умерла.
Давно это было. Пятнадцать – или шестнадцать? – лет назад.
Он тогда вышел в отставку и уехал жить в Девон – купил небольшой домик, как всегда хотел. Приличные соседи, красивые места. Есть где и пострелять, и порыбачить. По воскресеньям он ходил в церковь. (Пропускал только те дни, когда священник читал проповедь на тот текст, где Давид поставил Урию во главе войска на поле битвы. Почему-то он никак не мог этого перенести. Ему становилось неприятно.)
Все были очень приветливы с ним. Поначалу. А потом ему стало казаться, что люди шепчутся у него за спиной. И смотреть на него соседи тоже стали по-другому. Как будто до них дошли какие-то слухи о его прошлом…
(Армитедж? Наверное, это Армитедж проболтался.)
Тогда он начал избегать людей – ушел в себя. Неприятно знать, что о тебе сплетничают.
А ведь это случилось так давно. И так… напрасно. Лесли растворилась в былом, а с нею и Артур Ричмонд. Прошлое прошло.
Его жизнь стала одинокой. Он чурался старых армейских приятелей.
(Если Армитедж проболтался, то они все знают.)
И вот сегодня вечером громкий чужой голос разболтал эту старую историю во всеуслышание.
Правильно ли он отреагировал? С достоинством ли? Удалось ли ему вложить в свой ответ достаточно отвращения и негодования? Или в нем прозвучали лишь страх и косвенное признание вины? Трудно сказать.
С другой стороны, вряд ли кто обратил внимание. Оболгали ведь не его одного, других тоже. Взять хоть ту милую девушку – голос обвинил ее в том, что она утопила ребенка… Чушь! Какой-то маньяк бросается обвинениями.
Или Эмили Брент – которая, кстати, оказалась племянницей Тома Брента из его полка. И ее обвинили в убийстве! Да всякому, у кого есть хотя бы полглаза, ясно, что она – само благочестие. Из тех старых дев, которых из церкви палкой не выгонишь.
И вообще чертовски странное дело. Сплошное безумие.
С тех самых пор, как они сюда приехали… когда же это было? Ба, да только сегодня днем! А кажется, что уже давно.
«Интересно, когда мы отсюда выберемся?» – подумал Макартур.
Конечно, завтра, когда с берега придет лодка.
Странно, но ему не очень-то хотелось уезжать с острова… возвращаться на Большую землю, в свой дом, к повседневным трудам и заботам. Через открытое окно он слышал, как волны бьются о скалы – громче, чем раньше. Поднимался ветер.
Он подумал: «Мирные звуки. Мирное место»…
И еще подумал: «Остров хорош тем, что, когда на него попадаешь, то дальше идти уже некуда… ты прибыл…»
И вдруг генерал отчетливо понял, что ему совсем не хочется уезжать.
VI
Вера Клейторн без сна лежала в постели и смотрела в потолок.
Рядом с ее кроватью горел ночник. Она боялась темноты.
Она думала: «Хьюго. Хьюго. Почему сегодня мне все кажется, что ты рядом? Где-то совсем близко… Где он на самом деле? Я не знаю. И никогда не узнаю. Он ушел – ушел из моей жизни и никогда не вернется».
Но все попытки не думать о нем ни к чему не приводили. Он был рядом. Ей хотелось думать о нем – хотелось вспоминать…
Корнуолл…
Черные скалы, мелкий желтый песок. Миссис Хэмилтон, дородная, добродушная женщина. Сирил, который вечно скулит, вечно тянет ее за руку…
«Я хочу поплыть к тем скалам, мисс Клейторн. Почему мне нельзя к скалам?»
Она поднимает глаза – и встречает внимательный взгляд Хьюго.
Вечером, Сирил уже в постели.
«Давайте пройдемся, мисс Клейторн».
«Что ж, пожалуй».
Благопристойная прогулка до пляжа. А там – лунный свет, шелест волн Атлантики.
И, наконец, объятия Хьюго.
«Я люблю тебя. Люблю. Ты знаешь, что я люблю тебя, Вера?»
Конечно, она знает.
(Или думала, что знает.)
«Я не могу просить тебя выйти за меня замуж. У меня нет ни пенни. Я едва свожу концы с концами. Ты не поверишь, но однажды у меня был шанс стать богатым человеком. Целых три месяца я питал надежды. Морис тогда уже умер, а Сирил еще не родился. Будь он девочкой…»
Родись тогда девочка, Хьюго стал бы основным наследником. Но его ждало разочарование, и он не стеснялся в этом признаться.
«Конечно, я не строил никаких планов. Но щелчок по носу был хороший. Что ж, удача есть удача – ей не прикажешь! Я очень его люблю». И это было правдой. Хьюго готов был часами забавлять малолетнего племянника, придумывать разные игры. Не в его натуре было таить злобу.
Сирил был болезненным ребенком. Даже хилым – никакой выносливости. Дети вроде него часто не доживают до взрослых лет.
А потом…
«Мисс Клейторн, почему мне нельзя плавать к скалам?»
И так без конца.
«Слишком далеко, Сирил».
«Но, мисс Клейторн…»
Вера встала. Подошла к туалетному столу, проглотила три таблетки аспирина. Подумала: «Жаль, что у меня нет настоящего снотворного».
И еще: «Если бы я решила покончить с собой, то предпочла бы веронал или что-то вроде того, но уж никак не цианид!»
Она вздрогнула, вспомнив перекошенное фиолетовое лицо Энтони Марстона.
Проходя мимо камина, бросила взгляд на стишок в рамке.
«Какой ужас – прямо как у нас сегодня вечером…» – подумала девушка.
Почему Энтони Марстон решил умереть?
Ей умирать вовсе не хотелось.
Она даже представить себе не могла, как это можно – хотеть умереть.
Смерть – это для других…
- Предыдущая
- 12/20
- Следующая
