Путь домой (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 24

GROM [ЛИЧНО: Антор]: Славка, что ли?

Антор [ЛИЧНО: GROM]: Ага. Зашли мне его голову на щите – и будем дружить.

GROM [ЛИЧНО: Антор]: Обманешь – накажу.

Антор [ЛИЧНО: GROM]: Верю, уважаемый. Еще как верю.

Месть – блюдо, которое следует подавать холодным. Едва ли даже самые глазастые из моих спутников смогли разглядеть на палубе драккара вдалеке что-то, кроме бестолкового мельтешения. А я видел, как несколько разноцветных искорок взметнулись, дернулись, сошлись… и одна из них погасла. А через несколько мгновений Гром – самый яркий из алых силуэтов – поднял руку, в которой держал что-то круглое.

– Отойди-ка… – Я оттер Эйнара от кормы и сам взялся за рулевое весло. – Надо развернуться.

– Что ты задумал, ярл? – пробурчал тот. – Хочешь догнать их?

– Нет, боги еще не лишили меня разума. Я собираюсь кое-что выловить, – ухмыльнулся я, отыскивая «Истинным зрением» колыхавшийся среди волн щит с прибитой Славкиной головой. – И сжечь.

Покой и уют – понятия относительные. Наверняка любой из новоиспеченной команды «Лебедя» предпочел бы отдохнуть дома. Или в гостях – но непременно под крышей, в тепле. С наполненной медовухой кружкой или рогом, свободной рукой отламывая хлеб или сжимая истекающую жиром жареную козлиную ногу под песню скальда.

Из всего вышеперечисленного у нас имелся только скальд. И все же после плена на Барекстаде, побега, погони и шторма даже продуваемый всеми ветрами крохотный каменистый островок – немногим больше того, на котором я отправил в Небесные Чертоги Болли Ульфриксона – вне всякого сомнения, казался едва ли не воплощением уюта и покоя.

Глазастая Вигдис заметила этот клочок земли среди волн, когда я уже успел морально приготовиться если не к повторному визиту к Владычице Хель, то к «сюжетной привязке» уж точно – и заодно ответил себе на вопрос «почему сканды – отважные мореходы – не отправляются грабить Империю до весны, хоть море и не замерзает?»

Ледяной ветер, срывающий мясо с костей, и волны величиной с Длинный дом – вот почему! Взбесившееся море хватало «Лебедя» гигантскими пальцами и швыряло, как щепку. Не знаю, сколько бы драккар еще продержался, если бы промокшая насквозь Вигдис вдруг не принялась бы вопить, указывая рукой куда-то на горизонт. Мы дружно взялись за весла, и через бесконечно долгие минуты Эйнар, наконец, смог бросить «Лебедя» на сравнительно плоский участок земли, где драккар не рисковал пропороть многострадальное деревянное брюхо камнями. Доски жалобно застонали – но выдержали, а мы спрыгнули за борт – по пояс в ледяные волны – и вытащили «Лебедя» на берег. Холодный, мокрый, без единого деревца, пещеры или другого укрытия, плоский, как блюдце, засыпанное валунами различной величины – но все же берег. Твердый, надежный и не грозящийся уйти из-под ног при любом дуновении ветра. Всего в каком-то десятке шагов морской великан Эгир все еще бесновался, словно пытаясь дотянуться до нас – но уже не мог. У отполированных волнами мокрых камней на берегу его власть заканчивалась.

Покой и уют – человек умеет принести их даже в такое место, как это. Среди расселин скал нашлось все необходимое, чтобы дотянуть до утра. Вигдис набрала целую сумку птичьих яиц – похоже, на приютившем нас островке нередко гнездились то ли чайки, то ли какой-то их местный аналог. Айна отыскала пару крупных рыбин, выброшенных на берег бурей, Ошкуй приволок из трюма бочонок с медовухой (нюх у него на такое, что ли?..), а Эйнар умудрился не только насобирать прибившихся к берегу веток и обломков, но и развести костер. Из мокрых кусков дерева под проливным ледяным дождем, от которого не слишком-то помогал даже заменивший нам тент парус… Я уже понемногу начинал подозревать в Безбородом тайного пироманта, когда он продемонстрировал мне свой секрет.

– Толченый мох со скал. – Эйнар отвернулся от понемногу разгоравшегося огня и показал ладонь, облепленную светлым, почти белым порошком. – Разгорается от одной искры… если не успеет намокнуть. Я всегда ношу с собой немного в мешочке.

– Тебе многое известно, Безбородый. – Я опустился на корточки и протянул к костру озябшие руки. – Хорошо, что ты с нами.

– Тебе и ярлу Рагнару пригодится кормщик, – усмехнулся Эйнар.

– Конунгу, – поправил я. – После смерти Серого Медведя его сын – Рагнар – наш конунг.

– Как скажешь. – Эйнар пожал плечами. – Конунг без земли, с одним кораблем и хирдом калек… Куда мы направимся?

– Не знаю, – вздохнул я. – Рагнар может пожелать вернуться домой, но…

– … но лучшие люди конунга или погибли, или предали его, – закончил за меня Эйнар. – Измена может ждать даже у родного очага – даже если корабли Черного Копья еще не добрались до Фростхельма… Нет, ярл, пока сын Серого Медведя еще дышит, на всем Эллиге для нас не найдется места безопаснее этого острова.

– Верно. – Я натянул капюшон плаща, спасаясь от сочившейся сквозь тент паруса воды. – Но куда нам плыть?

– Спроси у конунга. – Эйнар указал на сгорбленную фигуру на берегу. – Решать ему… и едва ли найдется лучшее время, чтобы говорить с ним.

Тут Безбородый не ошибся. Я действительно собирался поговорить с Рагнаром… наедине. Но не на драккаре же! И не у костра – все до одного хирманны сползлись под тент, чуть отогрелись… и почти сразу уснули. Прямо на земле и камнях, подстелив под себя плащи, одеяла и все, что хоть как-то подходило для постели. Даже неутомимый Ошкуй уже вовсю клевал носом, лишь иногда поглаживая покоившуюся у него на коленях огромную голову Йорда. Удивительно, как быстро эти двое сдружились. Заботливо закутанный в запасной парус тролль изредка вздрагивал, дергал длинным зеленым ухом, бормотал что-то – но от касания ладоней скальда тут же снова засыпал, сопя и причмокивая во сне. Как ребенок… которым гигант-рисе, вполне вероятно, и был. Интересно, сколько ему? Лет пятьсот, если не вся тысяча – с учетом проведенных в камне. Так ли много для тролля? Или Йорд – подросток, почти заменивший Ошкую погибшего Ингвара? Почти – но не совсем. При всей разнице в габаритах, силе и устойчивости к выпивке, парочка скальда и колдуна была истинным союзом равных – а Йорду Ошкуй пришелся скорее отцом. Или заботливой мамуленькой… раз этак в пять переросшего не самую хрупкую родительницу отпрыска.

Бодрствовали лишь мы с Эйнаром и Айна, разделывавшая очередную рыбину ножом…

И Рагнар, предпочётший теплу костра пронизывающий насквозь ветер и холодные брызги никак не унимавшегося царства Эгира. Он сидел к нам спиной, положив голову на сложенные на коленях и смотрел куда-то вдаль – а может, просто дремал, истратив последние силы… Так или иначе, одного его оставлять не стоило.

– У костра куда теплее, чем здесь, мой конунг. – Я опустился на мокрый камень рядом с Рагнаром. – Но все же ты предпочитаешь холод и дождь. Разве кто-то обидел тебя?

– Нет. – Рагнар медленно помотал головой. – Я… я думаю.

Его тело еще не успело вернуть привычную крепость и силу – сказывались и побои, и долгий плен, и откат после снадобья Иде – но разум сына Серого Медведя уже очистился и обрел прежнюю ясность и волю. Передо мной снова появился конунг, а не измученный зомби. Между бровей Рагнара залегла упрямая складка, а серые стальные глаза вглядывались в подступающую темноту над морем, словно просвечивая ее до самого Барекстада. До самого захваченного коварным врагом Длинного дома… куда нам уже не суждено вернуться.

– О том, куда мы направимся на рассвете? – догадался я.

– Нам некуда бежать, друг мой. – Рагнар вздохнул и заерзал на камне. – Мой отец и его хирд пируют с эйнхериями, а все ярлы или мертвы, или склонились перед новым конунугом. Черное Копье отыщет нас на любом из островов Эллиге, и никто не осмелится даже открыть дверь сыну Серого Медведя и его людям… Не лучше ли было тебе оставить меня на Барекстаде? Почему ты, безродный склаф, верен мне, когда предали даже те, кто бок о бок сражался с моим отцом?