Долгий путь от любви до любви - Плен Александра - Страница 17

Сначала я всеми фибрами души не хотела иметь ребенка от герцога. Зачатого в муках, в отвращении, в боли. Ребенка не от любимого, а от ненавистного уродливого старого мужа. Я заранее ненавидела его порождение.

Время шло, и я уже сама захотела ребенка. Но только для того, чтобы муж больше не приходил ко мне, оставил в покое.

А потом прошли годы, и я опять изменилась. Я страстно захотела маленькую девочку, малышку, о которой я могла бы заботиться, холить и лелеять. Мне было все равно, что она будет не от любимого человека. Она будет моя, только моя и ничья больше.

Но мне так и не повезло.

Все реже герцог приходил в мою спальню, и все больше времени ему требовалось, чтобы возбудиться. Он больно тискал грудь и щипал за соски, иногда у меня даже оставались синяки после таких «ласк». Но я не жаловалась. Терпеливо сносила его визиты, грубые прикосновения и боль. В меня с детства как тяжелым молотом вбивали понятие: долг каждой женщины — родить наследника. И я терпела.

А однажды наступил такой момент, когда герцог, как ни старался, так и не смог достаточно воодушевиться, чтобы исполнить супружеский долг.

— Я могу себя поздравить, дражайший супруг? Вы больше не будете оказывать мне честь своими посещениями? — презрительно спросила я, когда он, пыхтя и сопя, пытался расшевелить свой детородный орган.

Тогда впервые он меня ударил. Пощечина была не то чтобы болезненной, просто оскорбительной.

— Бесплодная стерва! — проскрежетал он хриплым голосом.

— А вы уверены, что именно я бесплодна? — я поднялась с постели, запахнула пеньюар и немного добавила света в комнате.

— Уверен. У меня куча внебрачных отпрысков, — угрюмо произнес супруг.

— А они точно ваши? — зло рассмеялась я. — Ваши любовницы могли сказать что угодно. Особенно, если им были нужны от вас деньги.

Герцог молчал, сидя на кровати в распахнутом халате. Полное обрюзгшее тело белело в полумраке спальни. Дряблый живот, тонкие кривые ноги, безвольный поникший мужской орган — меня передернуло от отвращения.

— Ваша бывшая жена… Она же была верна вам?

— Естественно, — самодовольно прохрипел герцог.

— И двадцать лет не могла понести. Тогда это уже закономерность. Будете еще пробовать? Третью жену? Четвертую? — я насмешливо смотрела на него сверху вниз и впервые чувствовала себя победительницей. Возможно, из-за того, что дамоклов меч его посещений уже больше не висел над моей головой.

Герцог тяжело встал, запахнул халат, пожевал губами, задумался, словно собираясь что-то мне сказать, потом махнул рукой и молча вышел через дверь, соединяющую наши спальни.

Я была так взбудоражена, что стало не до сна. Нервно ходила взад-вперед по спальне и не могла решить: радоваться мне или огорчаться? То, что у меня не будет детей, это огромный минус. Но то, что герцог не будет ко мне больше приходить, это плюс. В итоге я выпила немного вина (то ли в честь праздника, то ли поминок) и легла спать.

У Лилии с Бертоном все окончательно разладилось. Он не скрывал своих любовниц, она демонстративно смешивала его имя с грязью и распускала обидные слухи.

— Знаешь, Софи, — сказала она мне однажды, — я приняла решение. Свой долг я выполнила, наследника родила. А дальше могу делать что угодно.

— Что ты имеешь в виду? — я перевела взгляд с прилавка с тканями, которые выбирала, на пылающее решительностью лицо Лилии.

— То, что я свободна от обязательств, — заявила она. — Если у мужа любовницы меняются каждые полгода, почему я должна хранить ему верность?

Я нахмурилась. Прелюбодеяние — мерзкое слово. И пусть я считала себя уже достаточно циничной особой, супружеская измена для меня по-прежнему оставалась неприемлемой.

— Лили, милая… Это же позор. И дети… — начала я. Лилия меня резко прервала. Она нервничала, стараясь казаться смелой, но я видела страх и боль в ее глазах.

— Софи, ты как была наивной простушкой, так и осталась, — дрожащим голосом заявила она, и я услышала нотки паники в ее голосе. — Сейчас столько способов предохранения, что дети — последнее, о чем стоит волноваться. А если вдруг забеременею, всегда можно посетить спальню супруга. Если, конечно, мне повезет его в ней застать.

Последнее она пробормотала в сторону.

Я с болью в сердце смотрела на свою подругу. Никакие уговоры и убеждения на нее не действовали. Упрямство, злость, желание отомстить мужу затмили разум Лилии и сделали ее невосприимчивой к доводам рассудка.

Первым ее любовником стал ветеран первой англо-бурской войны — капитан де Лориньи. Военный мундир и ордена всегда манили женщин, как огонь мотыльков. Лилия влюбилась без памяти, а я вынуждена была выслушивать ее восторженные отзывы о капитане. Она восхваляла широкий разворот его плеч и сильные руки, боевые шрамы и неутомимость в постели. Для меня это было одновременно и неприятно, и интересно. Как может нравиться то, что делают двое в спальне — я не понимала. Постель ассоциировалась у меня только с герцогом. И любое упоминание о плотских утехах вызывало стойкое отвращение и брезгливость.

Бертон закатил скандал. Лилия в ответ припомнила ему и Офелию — актрису, и мадмуазель Коко — певичку, и молодую вдову барона Чандерса, и многих других. Муж заткнулся. А дальше… Дальше было все хуже и хуже. Нет, в высшем свете всегда царили вольные нравы, и измены были частым явлением среди аристократов. Но их не принято было афишировать. Все происходило за закрытыми дверями, в темноте спальне. Но Лилия, как будто специально, выставляла свои увлечения напоказ. Словно наказывала своего мужа, мстила ему за боль… «Куда это все приведет?» — спрашивала я ее, но она только отмахивалась.

Слухи и сплетни было не скрыть. Герцог за ужином обратился ко мне с нравоучениями.

— Миледи, — я подняла голову: нечасто он обращался ко мне, особенно в последнее время, — я бы вам советовал прекратить любые отношения с Лилией Девони. У нее очень плохая репутация в свете.

Я фыркнула и продолжила есть.

— Я настаиваю, — высокомерно произнес супруг.

— Лилия — моя подруга с детства, — наконец ответила я, — я буду с ней общаться, даже если она будет ходить по улицам голая.

— Но слухи… — задохнулся он от возмущения, — слухи могут коснуться вас!

— Не коснутся, — бросила я холодно. — Вы сами говорили, что герцогиня стоит так высоко над простыми смертными, что ничто не сможет пошатнуть ее репутации.

— Я вас предупредил, миледи, — скривил губы герцог. — Если вы так невоспитанны и безнравственны, что позволяете себе…

Я встала из-за стола, не дослушав его гневную тираду. Меня уже давно перестало волновать мнение герцога обо мне.

— Стойте! — донесся дребезжащий окрик. — Я еще не договорил!

— Ну, так договорите в одиночестве. У вас это хорошо получается, — бросила я, даже не приостановившись.

Я тщательно следила за приглашениями и визитными карточками. И никогда не принимала участия в мероприятиях, где предположительно могли появиться мои родители. Мама настойчиво пыталась посетить меня дома, присылала письма (не распечатывая, в камин), приглашения, визитные карточки (сразу в мусорную корзину). Подстерегала в парке и в театре.

— Нам нужно поговорить, Софи, — умоляющим тоном уговаривала она меня.

— Нам не о чем разговаривать, — бросала я и поворачивалась спиной.

Но однажды мама неожиданно нанесла визит. Было раннее утро, я еще была дома, и встречи избежать не удалось.

— Доброе утро, миледи Нордвик. Чаю? — прохладно произнесла я, присаживаясь на кушетку в гостиной.

— Софи, перестань изображать из себя герцогиню, — устало произнесла мама, — я пришла к тебе просить прощения.

— Вовремя, правда? — саркастически усмехнулась я. — Хорошо просить прощения и каяться, когда все уже случилось, деньги уплачены и назад дороги нет.

— Уже столько времени прошло после свадьбы, а ты все злишься.

Мама всхлипнула и поднесла платочек к глазам. Я усилием воли задавила в сердце сочувствие и жалость.