Портрет (СИ) - Плен Александра - Страница 40

****

Если до этого момента я жила более-менее сносно, то после похищения стало совсем плохо. Моро категорически запретил мне работать. Сказал, что оплатит штрафы по контракту, убытки и неустойки. Деньги меня не волновали, у меня их и так было более, чем достаточно. Единственное, за что я переживала, так это за то, что я снова превратилась в пленницу. Пусть тюрьма была роскошной, со всеми удобствами, я рвалась на волю. Как же быстро я привыкла к свободе. Совсем забыла, как пятьсот лет смотрела на мир из рамки картины.

Каждое утро, весь вечер и часть ночи я просиживала в подвале у маленького Жоржа. Не знаю, чем там занимался Моро (да и не хотела знать), но мы прекрасно проводили время. Рисовали, лепили из глины, раскрашивали вазы и надували шарики. А однажды мне показалось, что Жорж улыбнулся. Сердце замерло от восхищения. Улыбка была мимолетной, нормальному человеку показалось бы, что он обманулся, что глаза подвели. Но я-то знаю, что улыбка была настоящей. Значит, он оживает.

Я похвалилась улыбкой Жоржа за ужином. Моро лишь слабо усмехнулся. В последнее время он совсем ничего не ел. За те месяцы, что я его знаю, из худощавого жилистого старика он превратился в скелет. На бледном осунувшемся лице лишь глаза мерцали странным нездоровым блеском. Болезнь прогрессирует?

— С вами все хорошо? — поинтересовалась я обеспокоенно. — Вы неважно выглядите.

Моро передернул плечами и криво ухмыльнулся.

— Единственное, чего я боюсь, так это того, что не успею увидеть Жоржа. Остальное неважно.

— А вы узнали, кто меня собирался похитить? — я перевела тему разговора.

— Да. — слова упали словно камни, — это был Лоран. Я поговорил с ним и объяснил, как он был неправ.

Страшно представить, о чем они говорили. Даже не хочу знать. Надеюсь, миллионер остался жив.

Тогда, в фургоне, увозящем меня прочь, Лорана с нами не было.Меня окружали мужчины в камуфляже, в масках, с непонятным пугающим оружием. Такие вещи я видела лишь в фильмах. Мужчины почти не разговаривали, общаясь между собой какими-то странными знаками, но потрудились все-же сказать, что мое благополучие и здоровье — их главный приоритет. Было жутковато, особенно я переживала за Альберто и парней, оставшихся в джипе. Мы проехали совсем немного, может минут десять, как сверху послышался ужасный гул и прямо на фургон (или перед ним) сел вертолет. Дальше я слабо помню. Грохот, крики, выстрелы. Мне казалось, началась война. Меня запихнули под сиденье и накрыли бронежилетом.

А когда все затихло, первым, кто протянул мне руку, был Моро. Я обрадовалась ему, как родному человеку. В его глазах виднелся страх и растерянность. Он действительно может быть таким заботливым? Он переживал за меня? За меня лично или за дорогую красивую игрушку?

Хотелось думать, что он изменился. Стал добрее, человечнее. Ведь люди меняются на пороге смерти.

Сейчас у меня появилось много свободного времени. И все это время я тратила на Жоржа. После первой улыбки, я приободрилась, и моя уверенность в успехе нашего дела возросла стократ. Может быть, мне потребовалось так много времени, потому что меня частенько запирали на чердаке или в запасниках, и я теряла драгоценную энергию, накопленную ранее. Может быть, если бы я все время висела в зале или в каком-то доме, я бы ожила раньше?

Сегодня я принесла Жоржу гору пирожных, мороженое в рожке и два огромных леденца на палочке. Утром, в своей комнате, мне пришла в голову интересная мысль. Пока не встретила Джорджа, я в действительности не хотела выходить из картины. Зачем мне было это делать? Причина появилась вместе с приходом любви. Не знаю, чем можно соблазнить пятилетнего ребенка, чтобы он захотел ожить, так как захотела я.

Мороженое растаяло, парочку пирожных я съела, больше не влезло. Леденцы остались красиво лежать на столике перед картиной вместе с раскрасками. Лакомства я заказывала кухарке. Прислуга в доме была нелюбопытная, и меня не спрашивали, для кого эти сладости.

— Нам нужно поговорить, — в подвал заглянул Моро, — пойдем в кабинет.

Мы, как и в первый наш вечер, разместились друг напротив друга. Он — за столом, я — в кресле. Два бокала с коньяком, конфеты ручной работы, горящий камин. Дежавю.

— Не буду ходить вокруг да около, — начал Моро, — мне осталось немного. Врачи давали меньше месяца еще перед тем, как мы встретились. Но благодаря тебе я прожил дольше, чем планировал.

Я подумала: «Не благодаря мне, а благодаря картине. Целью была именно она».

— За что я тебя люблю, так это за твою бесстрастность и не любопытство, — усмехнулся Моро, — ты единственный человек, по лицу которого я ничего не могу прочитать. Единственный, чьи эмоции для меня закрыты.

Я криво улыбнулась. Комплимент или порицание? Внутри был разлад. С одной стороны, мне было жаль Моро. Всю свою жизнь он потратил на поиски картины. А когда нашел… Так скоро умереть… Верх невезучести. С другой… Я снова стану свободной. Во всех смыслах.

— Странно, — произнес Моро горько, — в конце жизни, подводя итоги, я ничем не могу похвастаться. Ни детей, ни друзей, ни жены… Никого, кто бы горевал по мне.

— Вы можете называть меня своим другом, — совершенно серьезно сказала я, внимательно смотря ему в лицо. — Ко мне вы были всегда добры и внимательны. Я действительно привязалась к вам.

— Мне повезло, что ты плохо знаешь людей, потому что мало живешь на свете. Я не добрый человек, — Моро устало потер лоб, — но я приму твою дружбу, потому что в безвыходном положении, и мне нужна помощь. Как только я умру, — продолжал старик, — сюда слетится весь воровской сброд. Мои конкуренты только и ждут, когда я откину концы. Недавно мне пришлось пожертвовать некоторыми ценными активами… Отдать несколько районов Парижа и Лувр, чтобы отцепились. Но боюсь, этого мало. Я стал слишком мягок. Наверное, старость…

Моро пригубил коньяк и судорожно закашлялся. Брызги разлетелись вокруг, попали на лежащие на столе бумаги, ноут, но старик не обратил на это внимания. Утер губы и налил еще.

— Они налетят, как стая стервятников. У нас у каждого есть шпионы в домах конкурентов, и у меня здесь, думаю, тоже сидит какая-то мразь. Тебе нельзя оставаться. Ты тоже можешь превратиться в добычу, за которой будут охотиться. У меня есть несколько верных людей, они прикроют вас, если понадобится…

«Вас?» — удивленно подумала я.

— Да, — подтвердил мою догадку Моро, — обещай мне, что заберешь картину с собой и продолжишь оживлять Жоржа.

Моро тяжело выдохнул и прикрыл глаза. С лица исчезли все краски, сейчас передо мной сидел живой труп.

— Уже ясно, что я не доживу до момента, чтобы увидеть это событие.

— Обещаю, — произнесла я без колебаний. Это единственное, что я могла для него сделать.

— Я звонил Олдриджу. Он кажется надежным человеком, хоть и не слишком серьезным. Он очень помог тогда, когда тебя похитили. Если бы он не сообщил так быстро, мы могли бы потерять твой след. Лоран переодел бы тебя и от жучков не было бы толку. Я благодарен ему. Увы, других вариантов нет. Возьми картину и уезжай с ним из Франции. Новые документы лежат в сейфе, в моей спальне. Он открывается отпечатком твоего пальца и сканом сетчатки. Там же лежит и мой кусок полотна. Если хочешь, можешь его сжечь. Я тайно, через подставных лиц положил на твой счет приличную сумму. Вы не будете бедствовать. Извини, все отдать не могу. Если мои узнают, что деньги у тебя, они не оставят вас в покое никогда.

Моро замолчал. Я никак не могла проглотить комок, вставший в горле. Неожиданно защипало глаза. Его маниакальная преданность своему брату и пугала, и восхищала одновременно.

— Иди, — слабо прохрипел Моро, — я хочу отдохнуть.

— Спасибо вам за все, — произнесла я и встала.

Моро удивленно поднял глаза, но ничего не ответил. Мои слова явно застали его врасплох. Он считал себя монстром? Не заслуживающим снисхождения и благодарности? Откуда ему было знать, что на свете существовали люди гораздо хуже его. И я встречалась с ними. Жила в их доме. Смотрела на зверства, которые происходили на моих глазах. По сравнению с ними, Моро добродушный дедушка.