Переписать сценарий (СИ) - Васильев Сергей Викторович - Страница 29

Община была воплощением представлений крестьянина о правде. Она требовала, была строгой, но, по его мнению, справедливой. Важное сравнение приводит Александр Николаевич Энгельгардт (Русский публицист-народник), упоминая рядом, в одном предложении государя и общину: «По понятиям мужика, каждый человек думает за себя, о своей личной пользе, каждый человек эгоист, только мiр да царь думают обо всех, только мiр да царь не эгоисты». «Это те две силы, которые давали крестьянину ощущение защищенности. И в народной поговорке они были связаны: «коли всем миром вздохнут, то и до царя слухи дойдут».

Община была не просто хозяйственным организмом, направленным на решение определенных экономических и политических задач, но и выполняла важную воспитательную функцию. Мужицкий быт прост и часто груб. Община же в России осуществляла своеобразный нравственный контроль, что было чрезвычайно важно для крестьянской страны такого размера. Она учила уважать друг друга. Вот как описывается Энгельгардом ритуал деревенского приветствия: «При встрече крестьяне кланяются друг другу, снимают шапки, называют по имени-отчеству…. При встречах мужчины снимают шапки и подают друг другу руки. Женщины кланяются и здороваются».

Впервые внимание к русской общине привлек немецкий исследователь Август фон Гакстгаузен, он же составил ее первое подробное описание, в котором дал ей самую высокую оценку, считая, что Россия уже осуществила «утопические мечты Сен-Симона, причем без атеизма, который питает французскую социалистическую систему». Он ратовал за сохранение и укрепление крестьянской общины, считая, что именно в ней залог будущего благополучия страны.

Даже такой прожжённый западник, как Александр Иванович Герцен, сравнив нравственные нормы в русской общине с увиденным в Европе, склонился в сторону славянофильства. Пытался убедить себя и других в том, что община — это «жизненный нерв нашего национального существования». «Счастье для русского народа, что он остался… вне европейской цивилизации, которая, без сомнения, подкопала бы общину, и которая ныне дошла в социализме до самоотрицания».

Но если читать школьные учебники второй половины ХХ-го — начала ХХI-го веков, вся Новейшая история Россия — это “борьба крестьян против своего счастья”, где “главный тормоз” на пути к нему — та самая община. С этим полностью согласны как правые монархисты, так и левые социалисты. Одинаково ожесточённо воевали с многовековым крестьянским укладом и царское правительство, и советское. Уже одно это завидное единодушие таких непримиримых политических противников должно насторожить.

Сценарист обратил на это внимание, ещё, будучи студентом. А когда начал «копать», с прискорбием констатировал, что община одинаково мешала и «правым», и «левым» решать свои собственные проблемы, никаким боком со счастьем народным не связанные. «Правым» требовалось большое количество свободных рук для промышленности. «Левым» нужны были обездоленные и угнетаемые для баррикад. И тем и другим хотелось, чтобы подопечные от них зависели чуть больше, чем полностью, и были послушны и бессловесны.

Общими, «право-левыми» усилиями, вековой уклад хлебопашцев удалось разгромить только к началу сороковых ХХ века. В результате чего против СССР воевала не только вся Европа, но и созданная немецким «Абвером» из советских военнопленных, так называемая «Русская Освободительная Армия» (РОА), под командованием бывшего генерал-лейтенантаРККААндрея Андреевича Власова — явление абсолютно немыслимое при господстве общинных моральных принципов и нравственных устоев.

ььПосле жуткого рукотворного кризиса в конце ХХ века, закончился государственным дефолтом 1998 года, по всем расчётам “наших западных партнёров”, уровень жизни в России должен был «ополовиниться». Однако он обвалился на четверть и застыл, как вкопанный. Заинтересованные таким любопытным явлением американские социологи раскопали, что вокруг каждого гражданина России существует неформальная сеть из десяти — пятнадцати человек, к которым он свободно может обратиться за любой помощью, и эта помощь гарантированно будет оказана. Это работают обломки растоптанной, осмеянной, уничтоженной двумя революциями крестьянской общины.

Несложно представить, сколько традиционный русский «мiр» мог сделать полезного, если бы активные, целеустремленные политики занялись его встраиванием в промышленную модель развития, вместо постоянных попыток уничтожить. Впрочем, время всё расставило по своим местам, и урбанизированное население конца ХХ-го — начала ХХI-го веков вдруг, массово затосковало по утраченному чувству локтя и принялось создавать различные эрзацы копного общежития.

Поэтому отдельную папку в хозяйстве Сценариста занимал план по интеграции крестьянской общины в индустриальное общество, плетение из общин горизонтальной сетевой структуры, способной работать как автономно, так и во взаимодействии с вертикалью власти. И главное — формирующей такие стандарты личной и коллективной ответственности, которые невозможно будет игнорировать как на муниципальном, так и на государственном уровне.

Но всё это — потом. А сейчас востребованы совсем другие предложения — армейские, из раздела «Действия отделения на пересеченной местности и в плотной городской застройке». Постигающие эти тайны, курсанты Зубатова из группы «антитеррора», самозабвенно рыли окопы, оборудовали скрытые позиции, сотнями изводили патроны, досконально осваивая оптические прицелы, да и заодно, «мосинки» (трёхлинейные винтовки конструкции Сергея Ивановича Мосина, образца 1891-го года).

Николай Михайлович, «поскрипев» насчет надоевшей военной службы, пригласил на одно из занятий начальника офицерской кавалерийской школы, Алексея Алексеевича Брусилова. Да-да, того самого! Генерал долго разглядывал маскировочные костюмы снайперов, наблюдал за действиями снайперских “двоек” на местности, после чего категорически потребовал, чтобы в его школе как можно быстрее были открыты аналогичные курсы, на которых можно будет знакомиться с опытом англо-бурской войны, и приобретать полезные навыки скрытного перемещения и маскировки.

Подготовка к активным действиям заканчивалась. Группа единомышленников отправлялась на Восток. Ещё три месяца им понадобится для последних приготовлений в Забайкалье, после чего начнётся самое интересное…

— Александр Иванович! — командир крейсера «Варяг», капитан 1-го ранга Всеволод Фёдорович Руднев, обращаясь к Чрезвычайному Посланнику Российской Империи в Сеуле Александру Ивановичу Павлову, даже не пытался скрыть своё волнение, — командир французского крейсера “Паскаль” сообщил мне о разрыве отношений между Россией и Японией…

— Я даже больше скажу, Всеволод Фёдорович, — вздохнул Павлов, — японцы уже начали вторжение в Корею в районе города Пусан! Однако Петербург молчит, никаких инструкций для меня или для Вас я пока не получил…

— И не получите, — дверь резиденции распахнулась, и в зал стремительно влетел Великий князь Александр Михайлович в своём адмиральском мундире, — Пятого февраля военно-морской атташе Японии Ёсида Сигэру перерезал телеграфную линию севернее Сеула. Простите, Александр Иванович, что без доклада, время такое… Война!

— Ваше Высочество! Александр Михайлович! Голубчик! Вас нам просто Бог послал, — всплеснул руками Павлов, — мы в полной информационной блокаде и не представляем, что творится вокруг.

— Извольте, — князь широким жестом кинул на стол свёрнутую в трубочку карту, которая с шелестом развернулась, обнажив многочисленные, аккуратно прорисованные синие стрелы, упирающиеся в корейское и китайское побережье. — Ещё в декабре 1904-го года в Корею начали тайно перебрасываться японские войска — вот сюда, в южный порт Масан, и сюда — в Инчхон, являющийся морскими воротами Сеула. На железной дороге, соединяющей Пусан и Инчхон, через каждые пятьдесят миль организованы военные опорные пункты. Последним сюда пришёл японский транспорт "Фудзияма-Мару", доставил шестьдесят девять ящиков с винтовками и пятьсот семьдесят три ящика телеграфных принадлежностей для обеспечения связи между японскими гарнизонами в Корее.