У кошки девять жизней (СИ) - Бэйн Екатерина - Страница 62

— И вы даже не подумали обо мне?

О да, единственное, чего мне не хватало все это время, так это мыслей о его самовлюбленной персоне. Ну и ну, какое самомнение!

— О вас, месье? — ограничилась я поднятием бровей.

— Разве вы не думали обо мне, мадам?

Господи, ну как сказать такому правду? Не поймет и обидится. Как ребенок, честное слово!

— Ну, может быть, немножко.

— А я так думал о вас каждую минуту, — с упреком произнес он.

И что теперь, медаль тебе за это дать, что ли? И потом, не верю ни единому слову.

— Очень хорошо, — отозвалась я рассеянно.

Когда же закончится этот нудный танец?

Не знаю, почему, но мои слова его, кажется, обидели. Он вспыхнул и отозвался запальчиво:

— Вы думаете, если вы — герцогиня, то можете унижать меня?

Здравствуйте, пожалуйста! Это он к чему? Ничего не понимаю. Вытаращила глаза и посмотрела на него с видом крайнего изумления.

— Я никогда так не думала, месье, — сказала я, донельзя пораженная его реакцией, — я совсем не хотела вас обидеть.

— Вы даже не поняли этого, не обратили внимания. Кто я такой, чтобы вы меня замечали?

— Тогда объясните мне, где именно я ошиблась, — уже немного раздраженно заявила я, — в противном случае, изысканная тонкость ваших мыслей мне недоступна.

— Вы считаете, что я недостоин вас, не правда ли?

— Неправда. Вы такой же человек, как и другие. Ничем от них не отличаетесь.

— Вот именно! — воскликнул де Пуайе, — для вас я всего лишь человек, один из многих.

Странные какие-то намеки.

— Ваше высокомерие мешает вам разглядеть душу.

— Она у вас особенная, месье? — холодно осведомилась я.

Кажется, он меня в чем-то упрекает. Уж не в том ли, что я в него не влюблена? Уже в ход пошла единственная в своем роде душа и непохожесть на других. Ему осталось добавить, что никто его не понимает. "Только вы, только вы можете меня понять!", — воскликнул он с жаром, падая на колени и приникая губами к ее руке. Кажется, это из какого-то романа. Что-то очень знакомое. Мне ли не узнать, в свое время я прочла их несколько пудов.

— Вы смеетесь надо мной, — заключил де Пуайе печально.

Пока нет, но скоро начну, если он будет и дальше столь глупо себя вести.

— Я не думал, что моя страсть будет вам смешна.

— Ваша страсть? К чему? К слезоточивым пассажам?

Зря я это сказала. И ведь никто меня за язык не тянул. Нельзя пинать побежденного, он может озлобиться.

Но тут, слава Богу, танец наконец закончился и я была избавлена от его праведного гнева.

— О чем вы беседовали? — лукаво осведомилась у меня Вероника, когда я вернулась к остальным.

— О разных глупостях, — ответила я сущую правду.

— Как? Он не пытался признаться вам в любви?

— Именно это я и имела в виду.

Вероника посмотрела на меня с удивлением и тут же рассмеялась.

— А вы — необычная женщина, Изабелла. Я говорю потому, что любой женщине нравится, когда ей признаются в любви.

— Возможно, — легко согласилась я, — возможно, мне бы это и понравилось, если бы было сказано другими словами, и если на то пошло, другими устами.

— Он вам не понравился? Странно, он всем нравится.

— Не всем, — вмешалась в разговор Дельфина, — мне, например, не нравится.

— А он и не признавался тебе в любви, — парировала Вероника.

— Будто бы тебе признавался.

— Мне признавался, — гордо заявила та

Мы расхохотались.

— И что же было потом? — продолжала Дельфина после некоторой паузы.

— Я ответила, что мне тоже очень нравится его поразительное чувство юмора. С тех пор месье де Пуайе почему-то не очень ко мне расположен.

Наше веселье усилилось.

— Я не заметила у него никакого чувства юмора, — призналась я, — зато могу сказать, что самомнения у него в избытке.

— Это есть, — кивнула Вероника, — самомнение и потрясающая самовлюбленность. Его следовало назвать не Анри, а Нарцисс. По-моему, больше всего на свете он любит себя.

— О, нашли, кого обсуждать, — фыркнула Дельфина, — и без того недели не проходит, чтобы весь двор не был потрясен очередной новостью: де Пуайе и очередная сраженная красотка. Есть и другие потрясающие новости.

— Какие? — с интересом спросили мы.

— Например, эта. Граф де ла Важери сражен чарами графини де Токелен.

— Что ты говоришь! — восхитилась Вероника, — когда же это произошло?

— Мне сказала Антуанетта под величайшим секретом. Так что, вы обе должны пообещать, что никто никогда от вас это не услышит.

Мы пообещали. Дельфина убедилась в нашей способности унести тайну в могилу и продолжала:

— Она случайно заметила их в саду, в беседке.

— И что они там делали? — с жадным любопытством перебила ее Вероника.

— Не то, что ты думаешь. Они просто держались за руки. У тебя какая-то извращенная фантазия, Вероника. В беседке этим заниматься неудобно.

— Нет, это ты потрясающе наивна, дорогая, — возразила та, — я однажды видела, как этим занимались в коридоре, на подоконнике. Как тебе это?

— Что ты говоришь! — ахнула Дельфина, придвигаясь к ней поближе, — и кто это был?

Я тихо хихикала на протяжении этой содержательной беседы. Забавные вещи обсуждают дамы в отсутствие мужчин, ничего не скажешь. Как после этого удивляться, что они считают нас безголовыми глупышками! Впрочем, я не буду удивлена, если мужчины в отсутствие женщин обсуждают то же самое.

— А почему это такая большая тайна? — спросила я.

— Что именно? — отвлеклась Вероника.

— То, что графиня и граф держались за руки? Пусть себе держатся на здоровье.

— Как же! У графа траур. А Марианна терпеть не могла графиню де Токелен.

— Я понимаю. Но сейчас Марианна мертва, — они посмотрели на меня так, будто я сморозила какую-то глупость, — разве нет?

— Изабелла, вы не в курсе дворцовых сплетен, — утверждающе заметила Дельфина, — здесь все так запутанно, что лучше не вмешиваться, если не хочешь угодить в самый центр интриги. Поэтому, мы и делаем вид, будто ничего не знаем.

— Понятно, — отозвалась я, хотя на самом деле ничего не поняла, кроме одного: не нужно лезть туда, куда тебя не просят. Хороший принцип.

И еще я поняла другое, что жить без тайн было бы очень скучно.

В это время передо мной остановился лакей, протянув мне бокал с вином. Сперва я не сообразила, что могло это значить. Просто взяла бокал, но на этом дело не исчерпывалось. Вместе с вином лакей умудрился передать мне записку. После чего, быстро ретировался.

Я задумчиво посмотрела на бокал. Почему он принес его мне? И почему принес его мне одной? Насколько я успела изучить здешние порядки, лакеи обносили вином всех гостей, не делая исключений, разве что только их специально кто-то об этом просил. Но я-то не просила.

Несколько недель, проведенных под страхом отравления надолго отучили меня пить из незнакомых бокалов. Поэтому, я потихоньку спрятала записку, а вино пить не стала. Оглянулась по сторонам в поисках чего-нибудь, куда можно было бы его вылить. Но не обнаружила ничего подходящего. Жаль, что во дворце не имеют обыкновения расставлять на подоконниках цветы в горшках. Или вылить вино вон в ту большую вазу? Как-нибудь осторожно и незаметно? Главное, чтобы никто не видел, что я делаю.

И в это время Дельфина, обращаясь ко мне, проговорила:

— Вы не собираетесь пить вино, Изабелла?

— Нет, — с готовностью отозвалась я, думая, что она предложит мне, как проще всего от него избавиться.

Можно ли быть такой наивной!

— Если вам нетрудно, Изабелла, дайте его мне, пожалуйста. Так пить хочется, — и маркиза улыбнулась.

— О, я…, - трудно представить, но я совершенно растерялась, просто не знала, что мне теперь делать.

Сказать, что вино может быть отравлено и его нельзя пить? Я посмотрела на дно бокала с таким видом, словно собиралась в нем утопиться, не иначе. Господи, что делать? Глупо, но ничего умнее, чем сказать, что я в него плюнула, мне в голову не пришло. Слава Богу, я не успела это озвучить! Кто-то сильно толкнул меня под руку. Мои пальцы разжались и бокал упал на пол. Послышался легкий звон, дзынь, и он разлетелся на мелкие осколки. Я была просто счастлива представившемуся мне поводу.