У кошки девять жизней (СИ) - Бэйн Екатерина - Страница 27
- Предыдущая
- 27/67
- Следующая
— Шнуровку следует ослабить, — предложила я единственный известный мне вариант.
— Как? — трагическим шепотом осведомилась она, — здесь полно народу.
Да, я уже успела заметить, что проклятый корсет сильно вредит мозгам. Но не до такой же степени.
— Ты ведь не собираешься делать это здесь. Нужно пойти куда-нибудь, найти место, где никого нет и там этим заняться.
— Пойдем, Белла, — взмолилась Эвелина, — поможешь мне это сделать.
— Я? — я приподняла брови, — я не умею этого делать.
Теперь она посмотрела на меня как на дуру.
— Считаешь, это очень трудно?
— Не знаю. Никогда этим не занималась. Вот что, попроси своего брата.
— Ты что?! — ахнула Эвелина тихо, но достаточно выразительно.
— А что такого? Или он тебе не брат?
— Но Огюстен тоже не умеет этого делать.
Тут я фыркнула. Нельзя же быть такой наивной, в конце концов! Уж что-что, а это он умеет делать в совершенстве.
— На королевском приеме именно он это сделал, — сообщила я, — и вполне удачно.
Эвелина посмотрела на меня очень жалобно.
— Тогда может быть, ты его попросишь?
— Не могу. Два корсета за неделю — это слишком. Он меня убьет.
— А так он убьет меня, — она всхлипнула.
— Но ведь это твой корсет, а не мой. Тебе, конечно, очень идет это платье. Но мне кажется, что лучше иметь возможность дышать свободно, а не через раз.
— Ну, пожалуйста, Белла! — девушка взяла меня за руку, — я боюсь, он так кричит, что меня в дрожь бросает.
— Не бойся, здесь он не будет кричать.
— Все равно, будет так смотреть… Ну скажи ему, Белла! Ты ведь уже привыкла, а я не могу.
— Очень мило, — хмыкнула я, — значит, пусть он смотрит на меня, как крокодил на добычу. Спасибо.
Она прыснула и тут же поморщилась.
— Мне больно. Неужели, тебе меня совсем не жалко?
Я выругалась сквозь зубы. Ну, за что мне это наказание? Что я такого сделала? Почему я должна обращаться к герцогу с такими идиотскими просьбами? Ведь это ее брат, в конце концов! И ее корсет! Где была моя голова, когда я рассказала ей об этом?
Пришлось выполнить ее просьбу. Нельзя сказать, что герцог очень обрадовался. Он раздраженно заметил:
— Почему я должен это делать?
— А кто? — резонно спросила я.
— Вы.
— Я? Я не умею.
— Невелика наука.
— Возможно. Но у меня нет такого опыта, как у вас.
Тут герцог посмотрел на меня так, словно раздумывал, сейчас стукнуть или чуть погодя.
— У вас слишком длинный язык, — сообщил он мне и отправился к сестре, чтобы высказать ей все, что он о ней думает.
Прошло наверное минут двадцать, когда Эвелина подошла ко мне вполне довольная, но немного смущенная.
— Он сказал, что выкинет все корсеты в доме.
— Очень хорошо, — фыркнула я, — может быть, тогда ты перестанешь затягиваться до потери сознания.
— Ты сама хороша, — обиделась она.
— Я здесь не при чем. То была инициатива Эмили. Понимаю, она хотела, как лучше, но получилось, как обычно.
Тем временем, Вероника предложила гостям небольшую прогулку по живописным окрестностям. Я была согласна с ней в том, что окрестности у нас действительно живописные и на них стоило посмотреть. Огорчало лишь одно: что мой отец не счел нужным присутствовать на ее приеме. Было немного обидно. Впрочем, не думаю, чтоб он знал, что я буду здесь находиться. Папочка никогда не любил шумные сборища.
Предложение Вероники было встречено всеобщим одобрением, хотя на прогулку отправились не все. Кое-кто остался, например, барон. Но никто и не ожидал, что он отважится на такое. Это в его-то возрасте.
— Я никогда не бывала здесь, — заметила Эвелина по пути, — как красиво! Тут совсем близко ваше поместье, Белла? Ты, наверное, все здесь знаешь.
Я кивнула. В детстве мною были обследованы все, даже самые отдаленные уголки этой местности. Я уже упоминала, что прекрасно ориентировалась здесь.
Мы свернули на боковую тропинку. Я оглядывалась по сторонам, ища хоть какие-нибудь изменения, хотя понимала, что взяться им неоткуда. Если я покинула это место, то это не значит, что все должно прийти в упадок. Не такая уж я важная птица.
Наверное, именно по этой причине я и заметила то, чего в обычном состоянии не заметила бы никогда. Сперва мне в глаза бросилась примятая трава. Приостановившись, я вгляделась в это. Кажется, здесь что-то тащили. Не очень давно, но и не вчера. А вон там, чуть дальше кусты был поломаны. Не нужно думать, что я великий следопыт, ничего подобного, просто такие следы заметил бы и слепой. Трава была примята потому, что наступила осень и она давно пожелтела, а значит, не распрямится. Кусты поломаны так, словно сквозь них что-то волокли. А на одной из веток белел маленький клочок материи.
Тут я совсем остановилась. Мне это очень не нравилось. Я шагнула ближе, приглядываясь к клоку матери. Не очень плотный наощупь, но и не прозрачный. Что бы это могло быть? На батист не похоже. Это мог бы быть обрывок платка, но ткань недостаточно изысканная для этого предмета. И еще кое-что. Очень неприятно пахло.
— Что-то случилось? — спросила Эвелина, останавливаясь, — почему ты стоишь?
— Сейчас подойду, — пообещала я и шагнула дальше в кусты.
Ох, лучше бы я этого не делала! В кустах я увидела труп. Впрочем, это был уже не труп. Тогда я поняла значение слова "останки". Да, это были именно останки, иначе не назовешь. И самое неприятное то, что я именно это и ожидала увидеть. Но одно дело ожидать, и совсем другое — увидеть.
Мне стало нехорошо. На такое зрелище нельзя смотреть вообще, а долго в особенности. Не думаю, что оно могло кому-нибудь доставить удовольствие. Я отступила на шаг назад, зажав руками рот. Потом еще на один. Господи, только бы меня не стошнило прямо здесь!
— Что случилось? — испуганно спросила Эвелина, увидев мою ретираду и разглядев выражение лица.
Герцог, напротив, не стал ничего спрашивать, а решительно шагнул в кусты. Впрочем, он покинул их очень скоро.
— Что там? — побледнела Эвелина, собираясь пойти посмотреть тоже.
— Стой на месте, — велел ей брат.
Она повернулась ко мне:
— Белла, почему ты такая? Что ты там увидела? Почему я не могу на это посмотреть?
— Там совершенно не на что смотреть, — сказал герцог.
Я наконец отняла руки от лица и сделала глубокий вдох. У меня дрожали пальцы и я спрятала их за спину.
— Это просто безобразие! — возмутилась Эвелина, порываясь шагнуть в кусты, — почему мне нельзя? Я уже взрослая.
Герцог крепко взял ее за руку:
— Мне все равно, что ты взрослая, но туда ты не пойдешь.
— Но я хочу посмотреть, что там такого! Пусти меня! Ты ужасный эгоист!
— Там птичка, — сообщил он замогильным тоном.
— Птичка? — она захлопала ресницами, — поэтому вы так позеленели?
— Дохлая птичка, — уточнил добрый братец.
— О Господи, — вырвалось у меня.
Прекрасное сравнение, лучше не бывает! Меня точно сейчас стошнит. Я метнулась в противоположную сторону, стремясь быть как можно дальше от злополучных кустов. Ухватилась рукой за ствол дерева и немного постояла так, пытаясь отдышаться. Кажется, стало лучше. Немного.
Я обернулась и успела заметить, как любопытствующая Вероника, спросив:
— Что случилось? — шагнула в кусты прежде, чем герцог успел ее остановить.
Она так завизжала, что я, стоящая поодаль, едва не оглохла.
То, что произошло потом, не стоит описывать. Все и так понятно. Разумеется, поднялась суматоха, были и крики и охи-вздохи, и слезы. Женщины окружили рыдающую Веронику, которая между всхлипами все же умудрилась сообщить окружающим, что именно она увидела и даже успела узнать.
— Это же Марианна! — рыдала она, — я ее сразу узнала!
Господи, да она просто уникум! В том, что там лежит, нельзя и человека-то признать сперва, а уж знакомого!
Подошел герцог, таща за собой упирающуюся Эвелину и сквозь зубы бросил:
— Пошли отсюда.
— Ты просто ужасен! — возмущалась сестра, — мы даже не узнали, как она туда попала!
- Предыдущая
- 27/67
- Следующая