Проклят тобою (СИ) - Белая Яся - Страница 4

Ни один камень, на том расстоянии, куда я смогла дотянуться, не поддался.

Вот же блинство!

Без паники, Илона. Нужно успокоиться, сесть, а лучше лечь, вот так… кровать вполне удобная… вот и хорошо.

Когда они поймут, что я так не играю, они закончат представление и выпустят меня.

Должны выпустить.

Не звери же они.

Жалко, нет моих часов. Раньше меня бесило их механическое тиканье, но сейчас я была бы ему рада. Оказывается, это так ужасно — не знать, который час, год, какое вообще время.

Может, они где-то поместили камеры и теперь смотрят на меня в режиме онлайн и ржут?

Растягиваю губы в улыбке. Надеюсь, вышло достаточно нарочито?

Эй, ребята, пора заканчивать! Уже невесело! Стас, это же ты? Вы сговорились с Киром. На нём постановочная часть, на тебе — техническая, так ведь? Я угадала?

Стааасс, ээээйй, слышишь?!

Но только тишина и эхо: ишь-ишь-ишь…

Пробирает жуть.

Луплю по кровати изо всех сил. Ну, разве так можно! Взять и испортить весь день рождения! Ну что за гадство!

Чувствую, как подступают слёзы и в горле уже першит. У меня так всегда, перед тем как вот-вот разревусь. Но я не буду, не доставлю им удовольствие.

А может, стоит закрыть глаза, крепко-крепко, напрячься, а потом расслабится, открыть и всё…

Шаги! Точно шаги!..

Не определить откуда. Будто со всех сторон сразу.

Притворюсь, что заснула. Пусть на руках тащат. У меня стресс. Я заслужила. Заодно вполглаза буду смотреть, что у них за фокус с входом, который я не смогла найти.

Целый кусок стены взмывает вверх, будто театральная декорация из пенопласта. В образовавшем проёме появляется женщина с корзинкой в руках. Она ставит корзинку, нажимает на один из камней (эх, не успеваю увидеть, какой именно), и стена возвращается в прежнее состояние.

Я вскакиваю и смотрю на женщину, а сама думаю: если огреть поющей чашей, человек вырубится или нет?

Она невысокого роста, но плотно сбита и выглядит довольно крепкой. В целом, она вполне милая — доброе открытое лицо, мягкие округлые формы, толстая русая коса на плече, родинка на правой щеке. На вид моей гостье около тридцати пяти.

И, скорее всего, если я не буду вести себя дико, смогу получить ответы. Потому что даже вырубив её, вряд ли что-то смогу сама. Даже если и найду тот пресловутый рычаг в стене. А союзники мне совсем не помешают. Пусть даже этим союзником станет нанятая актриса.

Женщина перестаёт рассматривать меня, роняет корзинку и кидается заключать в объятия.

— Свершилось! Свершилось! Моя госпожа, пророчество исполнилось! Вы больше не уродина!

Высвобождаюсь из захвата, трясу головой и вскидываю руку вверх:

— Остановитесь! И давайте по порядку…

Она хлопает глазами, сглатывает, но всё-таки согласно кивает.

— Вот и здорово, сядьте, — указываю ей на табурет у стола, сама присаживаюсь на край кровати. — Давайте договоримся: я задаю вопрос, а вы на него честно отвечаете. Я понимаю, что вам заплатили. Но спектакль затянулся, и мне уже, прямо сказать, надоело всё это… — обвожу руками комнату.

— Немудрено, — вставляет женщина раньше, чем я успеваю задать вопрос, — Вы же здесь уже целых двадцать лет.

— Двадцать… лет… — поперхнувшись, повторяю я.

— Да, госпожа. Вас сюда же совсем крохотулькой принесли. И двух полных годков не было.

Тут меня разбирает смех. Хохочу весело и безудержно.

— Ну, ребята! Ну, молодцы! Такой сценарий! Душещипательно! А вы играете просто великолепно. И что вы с таким талантом делаете в нашем захолустье?

Женщина смотрит на меня ошарашено, а в конце тирады — нервно улыбается.

— Вы очень добры, моя госпожа, раз считаете меня талантливой. Но и очень злы, если полагаете, будто я играю. Я всегда была искренна с вами.

Она всхлипывает.

А вот это уже явный перебор.

— Прекратите немедленно! — срываюсь я. — Выведите меня отсюда. Я очень устала. Хочу видеть своих родных. И очень хочу намылить кой-кому шею.

Но женщина всхлипывает ещё громче и печальнее:

— Бедная моя госпожа, от длительного заточения у вас всё-таки помутился рассудок!

Я шарахаю ладонью по столу так, что книги на полках подпрыгивают. Женщина вздрагивает, втягивает голову в плечи, зажмуривается и жалобно скулит.

— Хватит! — ору я. — Заканчивайте! Самый худший день рождения в жизни удался! Прям, на Оскар! Уже невесело. Идёмте. Отведите меня к родителям. Я им всё выскажу!

Женщина робко приоткрывает глаза, но всё ещё не перестаёт причитать про бедную девочку.

Однако мои последние слова встречает с явным энтузиазмом.

— Да-да, — говорит она, вскакивая и суетливо выкладывая на кровать вещи из корзинки: гребень, сложенную одежду, башмаки… — Ваши матушка и батюшка, да благоденствовать им вечно, как раз и прислали меня за вами. Но только мой вам совет, милая госпожа, не вздумайте ничего высказывать! Ваша матушка сильно не в духе сейчас. После того, как ваш брат сбежал с той актрисой.

Сбежал? Вот же гад! Засунул меня сюда и тю-тю! Но Ольга же менеджер, а не актриса? Хотя актриса она тоже неплохая. Убедительно играет влюблённую. И да, если они уехали раньше времени, мама, конечно же, зла. И я буду. Брат называется!

— Хорошо, — уже более миролюбиво соглашаюсь я. — Этому прохвосту Стасу я сама позвоню и скажу, что думаю о его поведении. Вздумал мне тоже — сбегать!

— Так вы знаете, где он?! — радостно вскрывает женщина. — Он где-то рядом? В этой башне?

— С чего вы взяли, что рядом?

— Ну, вы же сказали «позвоню». Звонить, наверное, будете своим тэнк-драме? — она кивает на поющую чашу. И у меня глаза лезут на лоб.

— Так эта штука, чтобы звонить? Этакий новомодный телефон?

— Нет, — мотает головой женщина, — Она — чтобы играть. Извлекать красивые звуки. А что такое «телефон» я не знаю.

— Не знаете, что такое телефон? И что значит «позвонить по телефону» тоже не знаете? И что для звонка вовсе необязательно быть рядом?

— Нет, понятия не имею для чего он, этот телефон?

— Средство связи.

— Стало быть, вы всё-таки связываетесь с братом? Не зря говорили, будто вы — ведьма.

Взрываюсь:

— Сама ты ведьма! И мать твоя ведьма! И бабушка! И вообще все вы — семейка грёбанных ведьм! Решили свести меня с ума? Голову мне морочите? Ну, ничего! Вот подожди, я выберусь отсюда и устрою тебе сладкую жизнь! Ты у меня по-настоящему взвоешь!

Она бухается на колени, хватает меня за край рубища и затягивает с причитаниями:

— За что? Моя добрая госпожа, за что?! Я же всегда была преданна вам! Заботилась о вас! Из-за вашего уродства даже родная мать отвернулась от вас, а я нет! Пощадите, госпожа! У меня же дети!

Отбрыкиваюсь от неё, забираюсь на кровать, притягиваю колени и упираюсь в них головой.

Так, всё. Комедия начинает переходить в фарс.

— Знаете, я тоже хочу спросить: за что? Все эти муки в мой день рождения!

— Я всегда жалела вас, — по-прежнему стоя на коленях, продолжает причитать она. — Когда вас малюткой сюда в башню унесли — я сама королеве всё высказала. Меня тогда высекли. Но я не отступилась. Вы не были виноваты, что родились уродкой. А она!.. Что за мать, если отказалась от своей кровинки?!

И протяжный тонкий вой.

— Вы бредите! — тихо, но зло говорю я. — Мама в нас со Стасом души не чает. И отец — тоже.

— Простите меня, госпожа, но я скажу, — она вскидывает голову и смотрит прямо и гордо: —…Ваш отец — безвольный болванчик под каблуком у этой мегеры…

Вдох-выдох-вдох. Как на фитнесе. Спокойно, Илона, спокойно. Ты ведь хотела спросить у неё о многом. Так спрашивай.

— Какой сейчас год?

Женщина не поднимается, но оживление налицо. Облизывает губы, быстрыми нервными движениями отводит волосы за уши:

— Сто двадцать тысяч восемьсот семьдесят девятый от первой сказки.

— В какой мы стране?

— В Сказочной, госпожа. А если точнее, в Северной Атомике, королевстве вашей матушки.

В голове всплывает: