Проклят тобою (СИ) - Белая Яся - Страница 27

Я продолжаю улыбаться и говорю:

— Но со мной же будут мои сестрёнки. Они-то меня в обиду не дадут.

Кара и Мара переглядываются, дружно восклицают:

— Стой здесь, мы быстро, — и прыскают в разные стороны.

Вскоре возвращаются: одна с сачком, другая с предметом, напоминающим «ловца снов».

На мордочках решимость, рожки поблёскивают опасно.

Может, зря о них плохо думаю? Вон какие милые!

Боже, и это я о существах, один в один похожих на сказочных чертей?! Наверное, уже тронулась умом. Что немудрено, учитывая события последних недель.

Но сейчас, оглядывая свою крохотную армию, понимаю, что лучше с ними, чем одной. Поэтому вскидываю руку вверх и заявляю:

— Вперёд! Нас ждут великие свершения!

И наше трио в едином порыве направляется к двери.

За дверью обнаруживается поселение. Всего какой-то десяток странных вытянутых утлых домишек. Словно кто-то устроил себе жилище прямо под шляпками чёрных поганок. Домишки и громоздятся друг на друга, будто грибная семейка.

Стелется низкий тяжёлый туман, проступая через который, силуэты деревьев кажутся фантасмагорическими чудовищами.

Посёлок разделён тёмной рекой. Над ней переброшен шаткий подвесной мост, со сгнившими кое-где досками.

В чёрной стоячей воде (замечаю, что на поверхности реки нет даже лёгкой зыби) мелькают зловещие белёсые тени.

Тишина почти оглушающая.

Но если прислушаться, она полна шепотков, вздохов, стенаний.

— Кто живёт здесь? — говорю я максимально тихо, но, кажется, будто кричу на весь лес. Даже белёсые призраки в чёрной реке начинают сновать туда-сюда интенсивнее.

— Тсс! — шикает на меня Кара, и произносит одними губами: — Затерянные души не выносят звуков.

— Молчи! — присоединяется к ней Мара. — Пусть твои глаза говорят нам.

Я киваю.

На другую сторону реки не хочется, хотя там и громоздится довольно крупная семейка грибодомов. Стараясь ступать бесшумно и легко, направляюсь к одному из них.

В голове пульсирует: «Зачем затерянным душам дома?» Бестелесные создания вполне бы устроились в ветвях деревьев и за поросшими мхом пнями. Тогда кто и для чего построил эти жилища?

Останавливаемся перед ближайшим. Деревянная дверь растрескалась и вся перекошена. Вряд ли получится открыть её бесшумно.

Узкие длинные оконца мутны, через них ничего не разглядеть. Однако мне чудится призрачный синеватый свет.

Я берусь за ручку и шепчу:

— Идёмте.

Мара и Кара мотают головами. И жестами показывают: мы вперёд.

Не возражаю.

Сталкиваться с призраками как-то не очень хочется.

Чертовки открывают дверь с помощью магии. Вернее, просто испаряют её. И теперь под островерхой крышей зловеще зияет вход. Словно пасть, готовая проглотить.

Дом внутри практически пуст. Нам попадается поломанный стул да какие-то тряпки. Впрочем, паутина здесь настолько густая, что её саму можно использовать как полотно.

Мара и Кара движутся полуприсядью, постоянно оглядываясь.

— Разве вы никогда здесь не были?

Меня удивляет их поведение.

— Нет, — заявляет Мара, — мы не любим нытиков.

— А затерянные всё время ноют! — добавляет Кара и вскидывает палец: — Слышишь?

Действительно, словно подтверждая её слова, в почти абсолютной тишине отчётливо слышен всхлип. Вполне человеческий всхлип. Он явно принадлежит не какому-то скоплению эктоплазмы, а реальному человеку.

— Кто здесь?

Эхо подхватывает мой вопрос, кидает его в каждый угол, прячет в паутинных занавесях.

Плач становится громче и горше.

— Выйди, покажись! Мы не причиним тебе зла!

— Ты что делаешь? — шпыняют меня чертовки. — Причинять зло — это всё, что мы умеем!

— Значит, пора обрести новые навыки, — цыкаю на рогатых сестёр и снова обращаюсь к затерянному: — Ну же, иди к нам. Не бойся.

Плач прекращается, его сменяет вздох, слышится шорох, потом возня. И вот из тёмной ниши в стене выступает фигурка.

Ребёнок.

Мальчик лет пяти-шести.

Страшно худой, бледный и грязный, в жутких лохмотьях.

Но громадные синие глаза на его личике — живые, человеческие, полные страха и слёз.

Присаживаюсь, чтобы быть наравне с ним, протягиваю руки ладонями вверх, чтобы показать: я безоружна.

Ребёнок всё-таки приближается, хотя и смотрит опасливо и настороженно. Берёт мою руку, обнюхивает, словно зверёк, и…кусает. Не больно, но весьма чувствительно. Но я не злюсь, потому что всё понимаю:

— Да ты голодный!

Встаю, из-за чего мальчик отшатывается от меня, готовый в любой момент юркнуть обратно в нишу.

Сейчас я благодарна чертовкам, что те замерли у меня за спиной и не лезут в наш с малышом диалог.

Я же продолжаю подманивать мальчишку:

— Идём! Мы дадим тебе еды!

Слышу шипение за спиной: сёстры явно недовольны таким поворотом, только мне плевать.

— Давай, малыш, — подбадриваю я.

Он качает головой, подносит палец к губам, видимо, размышляя. Затем указывает в сторону, в самый тёмный угол комнаты и тихо, едва различимо произносит:

— Там…

И до меня доходит — ещё дети! Что там говорили чертовки: Хранительница Перепутья ушла за платой и та плата — дитя! Значит, детей они всё-таки не едят, они обрекают их на кое-что похуже — на медленную смерть в голоде, холоде и пустоте.

— Зови всех, — говорю, и в этот момент мне плевать на всех чертей мира, на всех монстров.

Звать не приходится. Они выходят сами. И впрямь похожие на призраков. Ребята разных возрастов, мальчишки и девчонки.

Затерянные души проклятого мира.

От их вида щиплет глаза.

Всё-таки тогда в ночи я выбрала верный путь. Назад вернусь не одна. И теперь точно знаю, что вернусь, потому что детей нужно спасать.

Я так увлекаюсь размышлениями о важности собственной миссии, что не сразу услышала тихий гул. Так в моём мире гудят высоковольтные провода. Это поёт «ловец снов» в руках Мары. А ещё он весь вибрирует и светится.

— Быстро, но плавно, без резких движений — за меня! — командует Мара.

— Но, дети…

Кара зажимает мне рот и тащит за спину сестры. При этом успевает шепнуть:

— Это — гулии. Мерзкие твари. Они голодные. Постоянно. Только вот свой обед они предпочитают сырым, визжащим и истекающим кровью.

На моих глазах ребята меняются, будто их поливают из шланга и с них стекает грим. Милые детские лица превращаются в жуткие физиономии с чёрными провалами вместо глаз и пастями, полными тонких острых клыков. Даже в полумраке заметно, что кожа их сера и покрыта трещинами, как почва засушливым летом. У них очень длинные руки. Плетьми они стелятся по полу, а потом — пальцы словно оживают, приподнимаются и пауками бегут к нам.

По комнате стелется, заползая в уши и холодя кровь:

— Голодные…

— Есть…

— Рвать…

— Плоть…

В провалах глазниц алчно тлеют красные угольки.

Твари прыгают.

Так резко, что Кара едва успевает дёрнуть меня вниз, прикрыть собой.

Последнее, что я успеваю заметить, — Мару, выставляющую вперёд «ловца снов».

Рёв и вой стихают быстрее, чем у меня успевают затечь конечности.

Кара приподымается первой, за ней выпрямляюсь я.

Мара стоит, чуть пошатываясь, но на мордашке — довольная улыбка.

— Я их поймала… всех…

Она кивает на «ловца снов», в котором, как мушки в паутине, бьются крохотные гулии. Несмотря на свой размер, они всё также агрессивны, злобно клацают клыками…

Но скоро становится не до них, потому что Мара начинает заваливаться набок. Мы едва успеваем её подхватить и усадить у стены.

— Первый раз… — бормочет наша спасительница. — И больше не выдержу…

— Да уж, нужно поскорее выбираться отсюда, а то как бы мне не пришлось задействовать сачок!

— Упаси Матушка! — Мара отмахивается так, будто увидела призрака.

Интересно, кого ловят сачком, что даже чертовка его боится?

Ой, кажется, произношу вслух, но они отвечают дружно: