Проклят тобою (СИ) - Белая Яся - Страница 21

Когда он творил, я лишь наблюдала со стороны. Не вмешивалась. Доверяла ему полностью — он же профи, гончар. Я гончарный круг в его доме первый раз увидела. А надо было проконтролировать! Кто же мог подумать, что он окажется таким несерьёзным и наделает откровенной лажи, которая выглядит как дешевая китайская подделка.

Мы разделили товар на три кучки: в одну пошли бракованные изделия, в другую те, что ещё можно как-то исправить или продать со скидкой из-за незначительных повреждений и, наконец, третья, совсем маленькая, в ней-то и оказались «здоровые» горшки.

Оглядываю деяние наших рук и невольно сжимаю кулаки, тяну:

— Ландар! Убью!

Элиолл качает головой:

— Он не виноват, его учили сражаться и править, а не горшки делать.

Хмыкаю.

— Знаешь, даже если допустить, что твоя история — правда…

— Она — правда, без «допустить»! — дерзко перебивает Элиолл и задирает нос. На минуту в ней проскальзывает нечто царственное, гордое, то, что не сыграешь. И я бы даже поверила, что она и впрямь принцесса. Но тот ржавый обруч, принятый ей за корону — скорее некая версия «донкихотства», чем действительно благородное происхождение. Похоже, кто-то перечитал сказок. Но мне сейчас не до споров.

Вскидываю руку и говорю:

— Хорошо, верю, — врать ей легко, она верит тоже, расплывается в улыбке, откидывает замызганные локоны со лба. — Но даже если так, мог бы и освоить новое ремесло. Знаешь, мой отец любил повторять: «Нет такого слова “не могу”, есть — “не хочу”». Так что нет ему оправдания…

— Постой, твой отец же…

Её перерывает испуганный крик Философа, ослик шарахается в сторону, задевает крайние горшки. Хорошо хоть бракованные.

Философ жмётся к деревьям, косит в сторону. А прямо на нас несётся чёрный вихрь.

Чем ближе вихрь, тем отчетливее я вижу всадника. На чёрном, как ночь, коне. За спиной наездника реет плащ — словно ветер подхватил и полощет саму тьму.

Мужчина мчится прямо на нас, а Элиолл замирает, словно её «застанили», как в какой-нибудь компьютерной игре. Прямо-таки живой истукан. Кажется, даже не дышит и не моргает.

Всадник и лошадь движутся странно, зигзагами. Словно… словно пьяный водитель на дорогах моей необъятной родины.

Я пытаюсь оттащить Элиолл, но не успеваю. Мужик налетает на нас, превращая весь товар в керамическое крошево, задевает меня, отчего я падаю и качусь по траве, ударяясь в итоге головой о камень.

Но прежде, чем улететь во мрак, слышу душераздирающий вопль Элиолл и вижу, как её хватают за талию и перегибают поперёк седла.

Потом только топот, дрожь земли и полёт в небытиё…

— Бесполезная жена! — бурчат над ухом. — Ничего нельзя поручить!

Меня куда-то несут, бережно укладывают, накрывают дерюгой. Под боками хрустит солома.

Я с трудом разлепляю веки, голова болит так, будто в затылок вбили железный штырь. Издаю жалобный стон, хватаюсь за ушибленное место и ругаюсь сквозь зубы. Когда удаётся собрать глаза в кучу, расплывшееся пятно перед глазами превращается в Ландара. Крайне недовольного. Стоит, сверлит меня взглядом, руки на груди сложил. Закрыт, через такую стену не пробиться.

— Сколько ещё вы будете подводить меня, уважаемая Илона? — О, если он перешёл на такой тон, стало быть, дела мои совсем плохи. — Вам ничего нельзя доверить. Вернее, можно, но только в том случае, если хочешь угробить дело.

Мне наконец удаётся сесть, я вникаю в смысл его слов и внутри поднимает злость.

— Ну, конечно! Я виновата! — злобно хриплю, потому что в рту — недельная засуха. — А то, что вы не удосужились рассказать мне о своей сумасшедшей невесте, это нормально. То, что напихали полную повозку брака и отправили меня позориться — хорошо, Элиолл вовремя заметила — это в порядке вещей!

Ландар недобро щурится, и я внезапно понимаю, какой он гадкий и отвратительный, лицо резкое, черты грубые, злые. Пренеприятный тип. У меня словно пелена с глаз спала — я ведь совсем недавно считала его почти красивым!

— Лучше радуйтесь, что мне пришлось вернуться назад раньше срока, а то вы бы тут в кювете и окочурились. Впрочем, достойная смерть для такой разини.

— А свою вину вы отказываетесь признавать, да? — напоминаю я, тоже складывая руки на груди и глядя на благоверного с явной неприязнью. — Девушка… Бракованные горшки…

Он не злится, но и не отвечает. Лишь проводит у меня перед глазами рукой, как делают, когда хотят проверить — в порядке ли человек. И мир вдруг обретает краски: погода становится теплее, очертания предметов — чётче, природа вокруг — красивее.

— Что со мной? — растеряно говорю я. — Я словно проснулась после долгого сна.

Ландар невесело усмехается:

— В какой-то мере так оно и было, — он запрыгивает в повозку и садится рядом, приобнимая за плечи. — Я и, правда, должен был рассказать. Ты встретилась с Госпожой Искажений. Она появилась внезапно, так? И наверняка поведала о своём королевском происхождении?

— Да, — киваю, злость куда-то уходит, наваливается усталость, я склоняю голову на плечо мужа и чувствую, как по телу разливаются тепло и нега. — Несколько раз повторила.

— И она не лгала, — Ландар проводит мне ладонью вдоль позвоночника, — она — принцесса. Из Королевства Кривляний.

— Королевство Кривляний… — отзываюсь эхом.

— Оно самое, — говорит Ландар. — Именно там некогда было создано знаменитое Зеркало Снежной Королевы. Оно разбилось и осколки разлетелись по всему миру. Но Госпожа Искажений умеет призывать осколки. А если один из них попадает человеку в глаз, то…

— … все доброе и прекрасное уменьшалось дальше некуда, а все дурное и безобразное так и выпирало, делалось еще гаже… — цитирую я отрывок из любимой с детства и весьма пугающей сказки.

— Так и есть. Именно поэтому горшки тебе показались бракованными, а её история, наоборот, правдоподобной…

— А тот человек? Которой схватил и увёз её. На чёрном коне, совсем как ваш…

— Твой, — поправляет Ландар, поддевает меня за подбородок и смотрит в глаза, потом наклоняется и нежно целует в губы. — Сколько можно «выкать». Тот, кто увез ее — не человек. А коня, что так пугал тебя, у меня больше нет. Так что едем домой…

— Домой! — каким же теплом веет от этого слова.

— Но по дороге подумай всё-таки о своём поведении, и о том, как просто доверилась незнакомке…

— А вот и нет — я вышла на неё со шваброй и заломила ей руку.

Ландар хмыкает:

— Уже неплохо, но всё-таки тебе нужно поднатореть в искусстве заводить друзей.

Он понукает Философа, и мы отправляемся в обратный путь.

А я думаю о груде черепков, что осталась сбоку дороги.

Может и впрямь посуда бьётся к счастью?

Когда мы подъезжаем к нашему местечку — его не узнать. Жизнь в прямом смысле кипит — в каждом доме, на каждом подворье что-то жарят, варят, парят. Соседи приветливо машут, радостно здороваются, будто всегда здесь были.

Толкаю в бок Ландара, спрашиваю тихонько:

— Кто все эти люди?

— Жители нашего предместья, разве не видишь… — удивлённо, словно я спросила совершенную чушь, отвечает он.

— Но почему их не было раньше?

— Здесь только мы с тобой живём постоянно. А остальные — наездами. На праздник собрались.

— Праздник… — слово почему-то горчит и скорее пугает, чем радует. Последнее торжество вырвало меня из привычной среды и забросило не пойми куда. Воспоминание отзывается тянущей тоской. На какой-то миг перед глазами появляются родные и близкие, охваченные именинной суетой, но быстро меркнут, расплываются, гаснут.

Сутулюсь, вздыхаю, ухожу в свои невесёлые мысли. Не слышу, как Ландар сообщает мне: прибыли, слезай.

Мужу приходится потормошить меня, чтобы я обратила на него внимание.

Спускаюсь с повозки и чувствую, как стреляет ушибленная голова. Больше всего на свете хочется лечь, кинуть на лоб мокрое холодное полотенце и ни о чём не думать. Как в стихах: «забыться и уснуть…»