Под сенью исполинов. Том II (СИ) - Калинин Никита - Страница 49

— Знаешь, Роман Викторович, - загудел Буров, когда они почти уже спустились на самое дно, - я думаю, что ошибаться всё-таки можно. Что это в какой-то мере и отличает нас от искусственного интеллекта.

— Что - это?

— Гибкость ума. Способность не сломаться под давлением последствий неверного решения, а прогнуться, переосмыслить и использовать выводы себе во благо. Спосбоность признать ошибку и оттолкнуться от неё, уже существующей.

— Ты сейчас вообще о чём? Пофилософствовать, извини, не настроен…

— “Герольдов” на орбите Ясной два. Но кто сказал, что один из них это “Кондор”, а второй принадлежит первопроходцам Кислых? Погоди, не перебивай. Я к чему. Недаром у найденных нами экзотел такой камуфляж. Недаром тут “Туры”, и именно эта модификация. Недаром на них нет белоголового орла. И недаром, наконец, всем этим заправляет Корстнев, а в подчинении у него был какой-то негр. Один из грузовиков на орбите - это “Герольд” второй серии, который таки запустили под конец войны. Я ошибался, считая запуск профанацией. Он был. Потому как была цель. Осталось только выяснить, где собака зарылась, Ром. Что же такого важного на Ясной, чтобы ради неё устраивать мировую войну и гонку. И кто запустил этот “Герольд”. Или получил доступ к его маякам после войны…

— Единобожцы.

Это слово вошло в разум Романа ржавым гвоздём. На миг он представил себе оборотня-Корстнева, который держит за горло Олю, а сам возвещает о благе и всепрощении. Роман и думать не мог, что когда две волны, два самых лютых пожара ненависти находят друг на друга, образуется штиль. И он, этот штиль, холодное умиротворение, гораздо страшней для его врагов, нежели самый кипучий гнев.

— “Герольд” Кислых на орбите наверняка, - завершил мысль Буров. - А вот “Кондора” там уже нет. Вместо него - личное такси тех, кто устроил всё это.

Почти пятиметровая громадина “Тура” отбрасывала размытую тень, в которой они не сразу разглядели следы. Отсюда в пролом кого-то волокли. Точнее что-то - ширина следа говорила о немалых размерах и весе. Раз уж он вообще остался, этот след, на сыпучем белом песке.

— Товарищ майор, я предлагаю мне идти пешком.

Роман посмотрел на Ивана, глянул на ПИМ, с которым тот не расставался даже в экзотеле. В словах парня был толк. Внутри “Осы” он не воспользуется излучателем. Не воспользуется и Рената с Буровым - не пролезут пальцы в защитное ушко спускового крючка. А ПИМ им может понадобиться…

— И ещё… - Иван немного мялся. - Я не хочу спускаться вниз в “Осе”. Если как в прошлый раз Ординатор исчезнет…

— Ничего не будет! - почти обиделась Рената. - Я тебе обещаю, Ванечка, сынок! Всё улажено.

Иван не ответил, только глядел на командира. И тот принял решение:

— Валяй. Рената, сумеешь перемещаться в “Осе”? Не стоять же тут боевому комплексу. Шут знает, что там впереди.

— Не думаю, что это сложнее, чем сносный суп из питательной смеси!

Вместе с ними вдруг из скафандра начал вылезать Буров. Молча, никого не спрашивая, он совладал с контрольными точками “Сапфира” и, задерживая дыхание, под удивлёнными взглядами морщась полез в раскрытый “Тур”, прихватив с собой связку гранат и ПИМ. Судя по тому, что тяжёлое экзотело тут же захлопнулось, места там было гораздо больше, чем в “Осе” - уместились все два с небольшим метра и косая сажень в плечах.

— Ты чего удумал?

— Не решил же ты, что я собрался с вами? - усмехнулся Буров.

Истукан смеялся впервые за всё время, что они провели вместе…

— Я болен, Рома. Я обречён подохнуть и не сгнить. И какая разница - месяцем больше, месяцем меньше. Главное - как, а не когда. Понимаешь?..

Роман проглотил злосчастное “уверен?”. Он отдал бы Бурову воинское приветствие, да без головного убора негоже…

— Рано или поздно, соискатели придут сюда. И я хочу, чтобы у вас было больше времени.

— Тима, ты… ты хороший человек, - произнесла Рената негромко, будто призналась в чём-то.

— Шагайте уже.

В плоть затаившейся планеты космопроходцы снова вошли втроём.

В глазах троилось.

Вот вроде Макленнор слева, орудует у пульта и не обращает на него, сидящего на полу сбоку, никакого внимания, как тут же он уже справа - мелькает в коридоре широкой смазанной тенью. А за миг до этого вообще мерещится совершенно в другом месте.

Мир перед глазами плыл, глаза слезились и болели. Его тошнило, хоть уже и нечем было.

— Двадцать семь процентов готовности, мистер Трипольский, - возвестил Макленнор. - Ещё два сеанса, и мы преуспеем.

Ещё два сеанса он не вынесен, нет. Это выше его человеческих сил! Трипольский хныкнул, но вхолостую, бесслёзно. К тому же наигранно и нелепо - не поверил даже сам себе. Тут его некому жалеть. Такое ощущение, что Макленнор держит его за материал, разменную монету. В лучшем случае, ценный реагент, но не более. И речи нет о сотрудничестве, нет никакого “бок о бок”, которым Трипольский грезил ещё не так давно. Он даже не аспирант. Он - расходник.

Теперь над неспокойной гладью протоматерии, в хитросплетении блестящих игл и тонюсеньких крючков на окончании колонны висел скелет. Пустые глазницы жутко светились голубым - внутри уже находился квантовый мозг. Ещё два сеанса на деле значило: создать мышечный каркас и системы. Кровеносную, нервную, дыхательную, пищеварительную… Половую. И тело будет готово. С выбором человека на роль создателя Макленнор не прогадал. Ему почти не приходилось включать нанопроектор с подробным описанием устройства организма. Трипольский всё знал сам. И почти не отвлекался, несмотря на непрекращающуюся боль.

За наполнение квантового мозга переживать не приходилось. Макленнор разъяснил, что разум Майкла никуда не делся, что он по-прежнему там, пусть теперь и в изначальном, “дородовом” состоянии. Но к мозгу, тому самому “быстроразъёмному мосту”, как они назвали его с Буровым, всё же подходила пульсирующая голубым трубка, другим концом погружённая в озеро протоматерии. Возможно, это была своего рода подпитка… А возможно и нет.

Майкл Бёрд не был синтетиком. Большей машиной был Буров, выстреливший в него первым. Майкл оставался человеком, что и пытался сказать им до последнего. Другим, иначе устроенным, возможно даже с их точки зрения совершенным, но человеком. И воспоминания о семье сына Макленнора, как оказалось, не были подложными. Он, Майкл Бёрд, и был тем самым сыном.

— Альцгеймер… - ошарашенно проговорил Трипольский. Короткий рассказ Макленнора потряс его настолько, что он не мог думать ни о чём другом.

— Болезнь Альцгеймера - ошибка Процесса. Одна из немногих лазеек, через которые есть шанс ему противодействовать. Контакт разума таких людей с Ядром не прерван после рождения. И оттого он стремится вернуться обратно. Сравнимо с замкнутой ёмкостью, наполненной жидкостью, в дне которой проделано отверстие. Чем текучей жидкость, тем быстрее она покинет ёмкость. Если продолжать аналогию, то мы просто подставили другой сосуд, и жидкость перетекла в него. И этот сосуд был тут, на Ясной.

Трипольский почти ничего не понял. Но он сам просил полноты картины. И потому не сдавался, терзая себя вопросами даже в таком состоянии. Выходило, что Макленнору удалось повторить перенос разума. И притом из больного тела на Земле сюда, в новое тело с квантовым мозгом. Но почему так? Потому, отвечал сам себе Фарадей, что на Земле новое тело не создать. Способное взаимодействовать с неорганическим мозгом так точно.

— Что такое Инструментарий, мистер Макленнор? - глядя в точку перед собой, спросил Трипольский. Время задавать вопросы недолгое - надо пользоваться.

— Набор инструментов, с помощью которого Ядро Земли корректирует Процесс.

— Как долото, отвёртка и дрель? - усмехнулся Фарадей.

— Как Джереми Стайер по прозвищу Лакмус, Виктор Ким и Эдуард Антонов.

— И Алан Макленнор… - слова сорвались с языка сами.

— И Алан Макленнор, - отзеркалила выцветшая “Оса”. - Мы тоже вошли в Инструментарий.