Под сенью исполинов. Том II (СИ) - Калинин Никита - Страница 10

Роман знал чуть больше, но предпочёл смолчать. И поймал себя на мысли, что всё глубже проникается уважением к Ивану.

– Нас просили говорить, что мы участвовали в «устранении последствий». Но мы были там, когда это только начиналось. Знаешь, командир, почему я не люблю «алебастрового коня»? Почему обхожу реаниматор, знаешь? Дядя Гева почти всех называл «пацанами», он был самым старшим среди медиков, да и среди всей экспедиции... – Иван подобрал слова. – Когда дядя Гева уже знал, что обречён, он каждого из нас троих по очереди положил на реаниматор. Он нашёл способ помочь нам. Не себе, хоть и были у него все шансы. Он умирал, когда делал это. Жутко, командир. Ему было больно каждую секунду, другие даже на месте стоять не могли, а он... Дядя Гева спасал «пацанов». И каждому, как мантру: «человека определяют поступки». От боли в голове у него ничего, наверное, и не осталось. Только эта фраза...

– Сколько ты был в карантине?

– После смерти ребят – ещё год.

Только сейчас Роман вдруг понял, насколько парень не прост. За внешностью чуток нелепого «высушенного олимпийского мишки» скромно ютился человек несгибаемой воли. Подспудно подумалось о высказанных Иваном словах, что он ни за что не бросит тут Вику.

И порыв этот не выглядел напыщенным и дутым, ничуть. Хотя бы потому, что Иван ограничился одной-единственной фразой и вложил в неё всего себя. Роман уважал такой подход. Так в своё время поступил дед Азамата Нурбагандова, того самого командира «дикого батальона», останки которого юный тогда ещё Иван разыскивал вместе с «Вымпелом» под Варшавой. Глядя в лицо собственной смерти, лейтенант полиции Магомед Нурбагандов в далёком две тысячи шестнадцатом коротко сказал: «работайте, братья!»

Весь оставшийся путь они слушали молчание друг друга. И каждый молчал о своём. Или своей...

Снова ржавой накипью пенилась необъяснимая злоба. Но теперь Роман не допускал, чтобы вмешался Ординатор, душил сам. И никак не мог понять её природу. Только когда Иван сообщил, что до цели осталось всего полкилометра, вдруг осознал: всему виной она. Призрачная надежда.

Поразительно, но теперь Роман просто-напросто боялся найти незадействованный челнок, или модули, из которых тот можно было бы вызвать. Ведь это означало, что он будет обязан вернуться вместе с остальными. Туда, на Землю. В пустой Барнаул.

Без неё.

Лес светлел, и вскоре на песке показались длинные вертикальные полосы, проникавшие яркими пиками в извечную тень. Прогалина даже с такого расстояния была зримо меньше остальных.

А ещё, она тоже плавно зарастала. Впервые космопроходцы увидели как выглядят едва проклюнувшиеся деревья Ясной – они очень походили на тех самых червей-дождевиков, что зачем-то таскали приправленную аммиаком океанскую воду под кроны. Тонкий, изгибающийся ствол будто бы поддерживали стоящие рядом, более «взрослые» деревья, оплетая их лианами, а сверху, где должна быть крона, виднелся сине-зелёный бутон.

Но на деревья космопроходцы смотрели недолго. Стоило им выйти на открытое пространство, как злость Романа опять улетучилась. Нет, на этот раз они всё же нашли челнок.

Но он явно не принадлежал людям.

Сколько времени прошло с момента их побега, они не знали. Стены теперь откровенно «пекли» беглецов. Вика дважды падала в обморок, но воды у них не было. Роберту ничего не оставалось, как просто сидеть рядом и ждать, пока девушка придёт с себя. Нести её он больше не мог.

Несколько коридоров подряд заканчивались тупиками. Четыре или пять – они сбились со счёта. Словно белотелые, а тоннели проделали именно они, выбирали путь, что-то искали, шли к чему-то вполне определённому. Потому как в тупик всякий раз беглецы упирались без видимых на то причин.

Уже не оставалось сомнений – когда-то сеть рукотворных коридоров затопило жидким стеклом, которое впоследствии затвердело. Тут, ниже, уже не так часто встречались былые обитатели Изумрудного города. Словно белотелые начали высвобождать их из плена в первую очередь именно здесь, а не в залах с колоннами.

Выходило, путь был предопределён. Абориген заверил, что они больше не нарвутся на соискателей, так и вышло. А ещё, он точно знал, куда отправлял беглецов.

– Это экзоскелет, – тихо произнесла Вика. Роберт, рассматривавший с пола очередного пленника, вздрогнул. Голос её надломился, и теперь чудился сухим и колючим, как крымский тёрн после войны...

– У них есть звезда, – кивнул якут. – У этого, – он вяло стукнул себя по взмокшей груди, – вот тут.

Помолчали. Роберта одолевала тревога: Вика почти всё время смотрела в пустоту перед собой. Иногда ему казалось, что она винит его в чём-то. Редко, но всё же ловил он на себе косой взгляд. А ведь она ещё не знает, как именно они оказались на свободе...

При этом Роберт по-прежнему верил в их встречу с остальной группой. Ничто не могло сдвинуть его с этой почти мистической веры. Именно благодаря ей они шли, падали, сбивая локти и колени, а не висели там, в стеклянных коконах...

Контейнеры перестали попадаться давно. Роберт, конечно, не надеялся найти в них еду или воду, но когда других вариантов нет, хватаешься даже за самую бредовую мысль. Пить хотелось смертельно.

Выбранный ими коридор оказался последним. И он чем-то отличался от остальных. Возможно, тут просто почти не встречалось пленников стекла.

Два последних привала прошли в душной тишине. Становилось ещё и темнее – голубоватые прожилки по потолку, сменившие светонити, тускнели и редели. Обессиленно раскинув гудящие ноги, Роберт дважды проваливался в тревожную дремоту и дважды, очухиваясь под глухой набат сердца, видел напротив смотрящую перед собой Вику.

– Как мы выбрались?..

Он был готов к этому вопросу, но как оказалось – не до конца. Не раз прокрученные в голове слова бросились врассыпную, как те тараканы при включенном свете. Роберт заморгал и от растерянности натянул глупую кривую улыбку.

В этот момент он не отказался бы поменяться местами с кем-нибудь из узников стекла. Вика, почуяв неладное, посмотрела на него – как строительным пистолетом к стене пригвоздила.

И он рассказал всё. Вытаскивая слова, очень старался не смотреть в глаза. И не напрасно. Недолго, но горели они ненавистью адской. Так изничтожать взглядом умеет только женщина – мужчину.

– Иначе бы нас... – он запнулся, глядя на левую руку Вики.

Она отвернулась, так ничего и не сказав. Странно, но Роберт ожидал чего угодно, только не такой реакции – испепеляющей, как сверхновая, вспышки гнева, после которой взгляд заволок туман; и ни слёз, ни даже простой злости.

Через какое-то время Вика глянула на него и произнесла сухо и холодно:

– Пойдём.

Темнеющий коридор петлял, пот нещадно выедал беззащитные глаза. Вика теперь шла немного впереди – уверенно, не боясь. Так, словно смирилась. С чем?.. С увечьем? С тем, что рано или поздно глянет в глаза насильнику, от которого её ничто уже не будет отделять? Ведь Роберт – не боец. Удача не гладит одну и ту же голову дважды.

В конце концов они опять остановились. Колени выворачивало от безостановочной ходьбы. Беглецы вымотались настолько, что сил не оставалось ни на что, даже на хоть сколько-нибудь громкое возмущение.

– Тупик, – констатировала Вика и как ни в чём не бывало опустилась на пол у стены.

Роберт ничего не понимал. Они не могли пропустить развилку, исключено! Он отметил их в памяти все до единой! Как же так?!

Это был последний коридор…

Захотелось орать и скоблить ногтями стены. Бить в вездесущий изумруд кулаками, наплевав на боль. Но сил не было. Вместо этого Роберт тоже опустился на пол и тихо, бесслёзно зарыдал. Чёрный провал внутри множил отчаяние – Ординатор бы сейчас выручил, помог! Но бестелесный канул.

Закрывшись руками, Роберт провалился внутрь себя, и всё тонул, тонул в трясине вскармливаемой им же безнадёги: как быть? что делать? почему так? Пока не услышал колкое, как осколок хрусталя: