Непокорный талисман (СИ) - Цокота Ольга Павловна - Страница 36

Но, помимо всего, она не могла не спросить саму себя честно и откровенно, не наказаны ли они с мужем за то, что прошлое Рилана оказалось небезупречным, и на Хрустальном Троне воссел он вовсе не по праву, а вопреки заону и совести.

— Неужели за грехи отцов в ответе малые дети? — прошептали ее губы.

— И вам, и ребенку необходимо отдохнуть, — Фредерик был рядом. Его доброта и забота ощущались физически, как теплое ненавязчивое прикосновение, которое смягчает боль.

Уже в своей горнице, уложив малыша, в свою собственную кровать, царица обернулась к верному слуге:

— Фредерик! Неужели мы прокляты, и нет спасения?

Старик смигнул непрошенную слезу:

— Возможно, вы и господин мой наказаны, Ваше Величество. Очень страшно наказаны, но мне верится, что в маленьком Светозаре действительно заключена частичка света, а значит Тьме не дотянуться до мальчика и не погубить его.

Царица долго молчала, пальцы ее беспокойно теребили край широкого пояса. Фредерик смотрел в окно, распахнутое за спиной его повелительницы. Свинцовое небо рождало грозу. Вдали сверкнула молния, где-то громыхнуло. Пахнуло особой свежестью, порождаемой буйством огненных зигзагов. Старик вдруг подумал о том, что весенние грозы приносят очищение. Возможно, через несколько часов в разрыве туч проглянет голубизна такая же чистая, как взор Светозара. И тут же назойливый голосок сомнения вопросил, действительно ли он уверен в этом? И старый слуга никак не сумел ответить на этот вопрос.

…………………………………………………………………

Элис сидела на краю лилового утеса, бесшабашно свесив босые ноги в пропасть, под которой сиреневым овалом лежало Озеро. Одесто устроился чуть поодаль. Он лежал, раскинув руки, и наблюдал за золотистыми перестыми облаками, скользившими по родному небу. Короткий филь спокойствия, прервал звенящий обидой голос девушки:

— Ну почему я не могу жить обычной нормальной жизнью? Мне надоело быть на перекрестке чужих проблем, в сердцевине интересов далеких от меня людей и созданий!

Маленький эл грустно вздохнул и уселся на траве, подтянув короткие ножки:

— В тебе есть особая Сила, девочка. И разве не замечательно иметь возможность помочь другим?..

— А кто поможет мне хотя бы на мгновение остаться наедине с самой собою? — резко прервала его Элис. — Мне кажется, я уже не принадлежу себе. Так утомительно ощущать, что тебя беспрестанно дергают во все стороны, причем не снаружи, а изнутри. Боли и беды, горести и сомнения — я в водовороте эмоций иных людей, но и у меня ведь тоже есть свои потаенные чувства и желания! Устала! Не хочу, не желаю быть Талисманом! — она резко качнула ногою и едва не потеряла равновесие. Раскинувшееся внизу бездонное озеро притягивало и манило, обещая покой и забвение.

Одесто успел вытянуть ручку и невидимой сетью желания удержал ее на краю. Затем положил пушистую мордочку на острые коленки:

— Вот так всегда. Одинокие плачутся о своей заброшенности и ненужности никому из живущих, а те, к кому тянутся окружающие, иногда жаждут освобождения от своего окружения, мечтают об абсолютной свободе и одиночестве. Но этого не дано.

Моя дорогая, даже в очень любящей семье муж и жена, родители и дети иногда устают друг от друга. Каждому необходимо собственное пространство. И у тебя оно когда-нибудь появится. Но сейчас идет битва, бой не на жизнь и даже не на смерть. На кону стоит существование Мироздания. И ты нам необходима для победы над Тьмою. Поэтому у нас с тобою нет временя для самих себя.

— Мне порой хочется полного забытья, — угрюмо сказала девушка, — чтобы исчезли все эти "надо", "нужно", "необходимо", чтобы лопнули невидимые путы, бесчетные ниточки, которые тянутся ко мне и причиняют боль всякий раз, когда больно и страшно Коллет, Гошу, Кире и прочим, и прочим… даже, представь себе, — Солнцеликому! Не хочу видеть переплетение струн Пространства-Времени-Вероятностей, представлять всевозможные варианты развития событий и наблюдать, как люди умирают или теряют человеческий облик!

Между прочим, самое важное, что касается меня самой, отчего-то скрыто пеленою. Там маячит лицо мужчины, который кажется мне удивительно знакомым, но не могу вспомнить, кто это. И в то же время убеждена, что видела и вижу его многажды. Это непонятное ощущение занозой сидит в моем сердце.

Эл сочувственно моргнул. Он то очень хорошо знал, о ком говорит Элис, но не решался вмешаться в действия Всемирья. Если девушка до сих пор не узнает самого близкого человека, а он ее, значит в этом заключен некий смысл. Но встревоженной бабочкой порхала мысль, а, возможно, в неестественном разрыве подобной связи повинен Хаос, выплетаемый Тьмою?

— И еще есть вещи, о которых мне не хочется знать и не хочется их разгадывать, — тонкая рука откинула прядь светлых волос, прозрачные глаза заледенели. — Ты просто не понимаешь! Даже само Всемирье горько и страшно рыдает во мне на разные голоса!

Эл промолчал, он как раз очень хорошо представлял то, о чем говорила Элис, потому что и сам захлебывался в водовороте эманаций чужих жизней, струящихся во множестве филей. Однако, элы все же больше наблюдатели и конструкторы, соединяющие нужные вероятности в Реальность. А Талисман — чуткая и ранимая душа сущего, обнаженый нерв Всемирья, а потому девушке приходилось особенно тяжело.

Больше всего Одесто тяготило то, что в Мироздании, почти наполовину сожранном Тьмою в образе Охило, уже почти не осталось надежды на то, что от их собственных усилий будет какой-либо прок. На тот вопрос, что он мысленно много раз задавал Вечности, ответа маленький эл так и не получил. Оставалось лишь надеяться, что они не впустую тратят свои силы на жестокую борьбу. Подобно Элис, Одесто нередко мечтал оказаться как можно дальше от всей этой бурной деятельности, а, если нет такой возможности, то попросту раствориться в забытьи.

………………………………………………………………………………….

Накир двигался быстро. Он почти не спал. В последнее время в нем появилось нечто новое, словно он утратил не только эмоции, но и вообще все ощущения. Не хотелось ни есть, ни пить, ни даже отправлять естественные потребности. Когда при падении разбил локоть, даже не почувствовал боли. Увидев кровь, чисто автоматически забинтовал руку обрывком одежды, просто понимая, что это нужно сделать.

Несколько дней тому назад с ним приключился непонятный инцидент. Прямо посреди дороги он вдруг остановился, почувствовав странную пустоту, словно вдруг разжалась безжалостная рука, сжимавшая его голову, и умолк повелительный голос, звучавший в его мозгу. Он опустился на пыльный тракт.

Солнце стояло высоко. В этот день оно было не по-весеннему жарким. Раскаленные лучи жадно пили влагу, иссушая все вокруг. Молодая трава, юные побеги кустарников и деревьев по обочине тревожно трепетали в иссушающем мареве. Но Накира охватил ледянящий озноб. Все тело сотрясала крупная дрожь. К приступу физической слабости прибавилось ужасное чувство вины и потери. Казалось, еще несколько мгновений и он вспомнит забытое, которое рванными клочьями кружилось перед его глазами, но все не могло собраться в единую картину.

Отчего с такой отчаянной надеждой смотрит на него высокий властный человек с золотым обручем, стянувшим рано поседевшие волосы? Почему вместе с худощавым стариком торопливо усаживают они маленького капризного мальчика в коляску с наглухо закрытыми окнами? Что значит для него эта девочка с бестрепетным и раздражающе бесстрашным взглядом прозрачных глаз? И куда подевалась милая женщина с нежным лицом, торопливо целующая его на прощание и в последний миг делающая рукою отвращающий знак. Чудилось, вот-вот он вспомнит ответы на мучающие его вопросы.

Но тут нечто чуждое, крайне раздраженное, злое, отдающее безумием ворвалось в его измученный мозг. Накир потерял сознание. Когда же очнулся, уже вечерело. Внутреннее раздвоение исчезло. Заодно исчезли вопросительные интонации его души. Да и душа словно бы онемела. Он встал и механической куклой зажагал по еще недавно оживленной, а теперь заброшенной и опустевшей дороге, даже не замечая, что опять сменил направление.