Непокорный талисман (СИ) - Цокота Ольга Павловна - Страница 19

Золотой луч солнца украдкой заглянул в огромную пещеру. Пятеро обессилено сидели вокруг погасшего костра. Дряхлая старушка с клюкою принесла кувшинчик с ароматным питьем, разлила по глиняным чашкам.

— Вот и вырвалась наша птичка на свободу. Что ждет ее впереди? — в голосе Мавры смешались радость и печаль.

— Ей суждено еще немало испытаний, — взгляд морщинистого лица утратил пронзительность, он стал спокоен и ласков, — но теперь ее уж никому не одолеть.

— Свидимся ли с нею снова? — смущенно прошептал толстяк в колпаке.

— Всенепременно, — ободрила его ведунья.

День разгорался. И точно также разгоралась надежда в сердцах друзей юной Элис.

ГЛАВА 17. ЗАЛОЖНИКИ ЧУЖИХ СТРАСТЕЙ

Хорлан с его крикливыми жадными до зрелищ толпами давно остался позади. Но память не отправила воспоминания о нем в захламленный дальний чуланчик. Более того, на их фоне померкло даже оглушительное удивление, испытанное Гошем, когда внезапно открылась правда о его царском происхождении.

Жизнь словно разделилась на три неравные части. В калейдоскопе последних событий уже подернутое дымкой полузабвения босоногие детство и отрочество в рыбацкой деревушки, закончившиеся отрешенно-испуганными взглядами родителей, сознавшихся, что им передали его на воспитание еще во младенчестве вместо их внезапно скончавшегося малыша.

Затем месяц, стоивший многих лет: триумфальное продвижение к Хорлану со свитой телохранителей и придворных. Упоительное прикосновение шелков и бархата к его не избалованному подобной лаской телу.

А после — вихрь рыжих кудрей и пронзительно беспомощное, будто вопль раненного олененка, сияние дивных зеленых глаз. В них плескались отблески детских страхов и обид, настороженность котенка, загнанного в угол, и восторженное ожидание чуда, надежда на то, что он, Гош, сильный и бесстрашный, спасет, укроет эту девочку от зла и бед, кишащих вокруг. Тогда все пережитое прежде исчезло, пропало, утратило смысл. Все, кроме нее, юной хрупкой женственной и совершенно беззащитной. Коллет! Коллет!!!

Гош-Алексис помнил каждое мгновение их первой встречи, их первых полных юного пыла ночей. И потому шумный пыльный и претенциозный Хорлан, где все это случилось, стал для него святым и незабвенным.

Верный преданный Реваз не понимал этого и даже, кажется, ревновал Гоша к его избраннице. Он даже пытался разубедить юношу пожертвовать городу 100 золотых дукатов на обновление ратуши, площадь перед которой царевич желал украсить мраморной скульптурой, изображающей его с ненаглядной Коллет. Гош будто воочию видел их обоих в белом мраморе: рука в руке, глаза в глаза. Не разъединить, не разлучить вовеки!

И все же и над этим бездонным безмерным счастьем проплывали темные тучи. Прежде всего, претендента на трон тревожило требование Реваза проверить Коллет у экзорциста. Конечно, сам он не сомневался в ошибочности предположения, что любимая — всего лишь зомбушка, кукла-обманка, руководимая чужой и злобной волей. Но необходимость подвергнуть это юное существо унизительной процедуре вызывала у него непреодолимое отвращение.

Беспокоила его и непредсказуемая неуравновешенность Коллет. Обычно она была милой нежной, открытой. Но порою в зеленых очах вдруг разгоралось темное пламя, взгляд обжигал и страшил. В такие мгновения страсть ее становилась необузданной, дикой, иногда даже непристойной. Чудилось, прекрасным телом овладевало иное существо, жадное и беспощадное в ласках и желаниях.

Гош видел, что любимая и сама не понимает, отчего это происходит, а впоследствии мучительно переживает случившееся. Тогда тонкие пальчики скользили по его исцарапанным в кровь плечам, осторожно касались глубоких ранок, оставленных ее острыми зубами:

— Тебе больно? Ах, как я могла это сделать! Отчего ты терпишь меня?

Ему приходилось долго и нежно целовать, ласкать, уговаривать… Но еще некоторое время в зелени ее глаз пряталась затравленность.

Но если бы Гош-Алексис действительно сумел заглянуть в потаенные мысли Коллет, он пришел бы в ужас, от глубины той пропасти отчаянья, в котором она обреталась.

Ибо слишком многое в ее речах и поступках было абсолютно неподвластно ей самой. Случалось, она даже слышала знакомый насмешливый голос, оскорбляющий и унижающий ее:

— Дурочка! Ты думаешь этот красавец любит тебя? Да, кому ты нужна, рыжая кошка, не способная доставить мужчине удовольствие в постели! Если бы не я он никогда бы не узнал, что такое подлинная страсть!

И вслед за этим ее охватывала волна дикой похоти, когда хотелось, буквально, разодрать дорогого ей человека на кусочки, сожрать его, высосать из него душу.

Коллет пыталась противиться этому и порою долго сдерживалась, доводя себя до обморочного состояния. Но затем защита ее ослабевала, и внутренний демон захватывал волю и тело.

Из-за этой внутренней борьбы эйфория от влюбленности перемежалась с глубокой депрессией. А все вместе поглощало ее время и силы. Поэтому юная женщина была так погружена в свои переживания, что все окружающее отдалилось, она жила словно в пустоте. Лишь отдельные отзвуки, отголоски внешнего мира порой касались ее измученного сознания.

И слово "экзорцист", несколько раз случайно мелькнувшее на периферии восприятия, совершенно не задело ее. Но зато не прошло незамеченным для Димлы, зорко и зло наблюдавшей за своей "зомбушкой".

Да, рыжая девчонка вызывала у ее соперницы жгучую ненависть. Однако, благодаря ей, Димла получила доступ к прекрасному царевичу. Ощущая его прикосновения, даже пребывая в теле Коллет, она забывала о липких руках с короткими жирными пальцами, которые по- хозяйски жали и мяли ее плоть бесчисленное количество омерзительно долгих ночей.

Но, погружаясь в сладкий дурман не принадлежащей ей по-настоящему страсти, было нестерпимо тяжело выныривать из него, возвращаться в постылую реальность. И все труднее становилось изображать восторг на ложе Солнцеликого. А это уже само по себе грозило опасностью. Ибо Повелитель обладал недюжинным умом и был весьма прозорлив. Уже несколько месяцев полнотелую фаворитку лишь изредка требовали в опочивальню властелина. И она бы вздохнула свободнее, если бы не осознавала, что власть и влияние ускользают от нее.

Подслушанная новость требовала немедленного свидания с господином и давала возможность поправить пошатнувшуюся позицию любимейшей наложницы.

Отношения с главным евнухом гарема у Димлы сложились преотличные. Для этого даже не пришлось прилагать особых усилий, уж слишком они с ним были схожи в таланте приспособленчества, в завистливом неприятии доброты и чистоты в людях. А еще — в подлости и коварстве. Разумеется, фаворитка одаривала такого нужного ей раба с несвойственной ей щедростью. Поэтому Солнцеликому незамедлительно передали ее просьбу. И вот уже она омытая и умащенная в прозрачных шелках возлегла на массивное ложе и утонула в пуховых объятья перин рядом с неповоротливой тушей Великого.

На сей раз Димла так жаждала помощи Солнцеликого, что это вновь, как прежде, позволило ей не замечать его уродства. Шаловливая ручка потянулась к укромным уголкам его необъятных телес. Но властитель остановил ее, повелев прежде поведать о том, что тревожит. Женщина отодвинулась, села на постели, задумчиво накрутила на палец прядь волос:

— Владыка! Меня беспокоит, прежде всего, поведение Реваза. Он знает, что девчонка была послана тобой в подарок правителю Полуденного султаната. Даже, если ты приготовил обманку для султана, ему следовало бы, прежде всего, обратиться к тебе, испросить совета, как вырвать рыжую из объятий мальчишки-лжецаревича, чтобы отправить ее по назначению.

— Реваз сделал это, — прервал ее Солнцеликий.

— Он испросил твоего разрешения и на проверку ее у эзорциста?

Глаза-щелочки полузакрылись, повелитель не ответил на этот вопрос, сурово обронил:

— Девчонку мы в любой момент уберем до того, как ее разоблачат. Так что беспокоиться не о чем. Ты довольна,

Димлу бросило в жар. Она, конечно же, желала Коллет самой гнусной и мучительной смерти, но лишь после того, когда она сама по-настоящему окажется рядом с Самозванцем: