Старикова тайна (Сказки Прикамья в записи И. В. Зырянова) - Зырянов Иван Васильевич - Страница 32

— Ты теперь медведь, зачем тебе старуха!

Волк и медведь съели старуху. Побежали дальше. Бежали, бежали, устали, опять есть захотели. Выбежали на поляну, видят: ходит корова.

Волк говорит:

— Давай задерем корову.

Съели корову, побежали дальше. Много уже пробежали. Захотели опять есть. Увидели лошадь. Волк опять говорит медведю:

— Давай, медведь, лошадь съедим.

А медведь не соглашается:

— Так это же моя лошадь.

— На что тебе лошадь, ты же медведь, а я волк.

И лошадь задрали.

Вдруг слышат: собаки залаяли. Видимо, охотники. Слышно, близко уже. Медведь говорит:

— У меня есть берлога недалеко.

А волк ему советует:

— Ты, медведь, залезь дальше в берлогу, а я к дыре поближе пристроюсь. Меня застрелят и выволокут из берлоги. Шкуру с меня снимут и расстелют у берлоги. А ты выскочи и перевернись на шкуре-то моей.

И вот прибежали к берлоге собаки. Подбежали охотники. Бах-бах в берлогу и убили волка. Выволокли его, ободрали шкуру и сидят отдыхают. Медведь-то и выскочил из берлоги — перевернулся на шкуре… старик-то и пал с полатей.

А старуха проснулась и к старику:

— Что это тебя леший бросил?

— А ты разве, старуха, жива?

— Жива, жива, — отвечает она.

Тут солдатик очнулся и спрашивает:

— Что ты, что ты, дедушка, что с тобой?

— А ты разве, солдатик, живой?

— Живой, живой, — отвечает солдатик.

Тут зажег дедушка фонарь и пошел во двор, посмотреть, цела ли лошадь, цела ли корова-то. Все проверил. Все на месте, все в порядке. Вернулся в избу, забрался на полати и снова стали разговаривать с солдатиком. Вот и сказке конец. Кто слушал — молодец.

32. ХРАБРЫЙ СОЛДАТ

Шел солдат со службы. Приходит в одну деревню, просится ночевать. Никто его не пускает. Стучится в крайнюю избу:

— Дедушка, пусти переночевать!

— Мы бы пустили. Да сами не спим, ходим спать со старухой к соседям.

— Почему?

— Да у нас блазнит.

— Я солдат, я на войне был — ничего не боюсь.

— Ладно, спи, если не страшно.

Ушли старик со старухой, оставили солдата одного. Полез он на печку. Только стал засыпать, слышит: кто-то на печи ворчит. А в углу на печи стояла квашонка. Стало подниматься тесто, зафыркало, зарокотало. Солдат говорит:

— Не пугай, не боюсь!

А тесто еще пуще ропчет.

Не пугай, не боюсь, — бодрится солдат, а сам уже ноги спустил с печки. Спрыгнул на пол, наступил на клюку — она его по лбу.

— Не дерись, не боюсь, — говорит солдат, схватил шапку и в двери. В один рукав шинели продел руку, а другой и найти не может. Выскочил в двери — и припер полу своей шинели.

— Не держи, не боюсь! — кричит солдат. Полшинели в дверях и оставил. Так и ушел.

Старик со старухой вернулись утром, в дверях припертая пола солдатской шинели, а солдата и след простыл. Так и не спят они дома — все еще в соседях ночуют.

33. КАК ВЫЛЕЧИЛИ СЕРДИТУЮ ЖЕНУ

Жили здесь у нас муж с женой. Не было между ними согласия — все спор да вздор. Мужик скажет слово, а баба поперек три.

Не вытерпела она, побежала по людям: что делать со злым мужиком?

И научили ее:

— Сходи, Марья, на гору к колдуну. Поклонись ему, он твоего мужика присмирит, спокойно будет в доме.

Прибежала она к колдуну:

— Дедушка, я к тебе.

— Да что, дитятко, надо?

— Мужику своему не рада стала. Всяко меня ругает. А я его еще пуще. Он мне слово — я два. Чуть не деремся.

— Есть, — говорит старик, — у меня чудесные капли. Как только мужик начнет ругаться, ты набери их в рот, да не пей, и чтоб ни одной капли не вылилось. Иначе не будет тебе счастья.

Подает ей бутылочку с водой (налил ее из кадушки) и наказывает:

— Храни ее за иконой. Это святая вода.

— Спасибо, дедушка, век тебя не забуду, — благодарит она.

Пришла домой, мужик вернулся с работы, ворчит, недовольный чем-то. А она набрала воды в рот — и ни звука. Пошумел муж, не связывается с ним жена. Он и думает:

«Образумела старуха, не стала со мной перепираться».

В другой раз принялся он ругаться. Она к иконе, отпила воду и рот не открывает. Живут день, два спокойно.

— Слава те, господи, — говорит мужик, — с такой женой только и жить-то. Живи да радуйся. Слова поперек не скажет.

Сидит жена рядом, глаза веселые, а губы не улыбаются: боится пролить святую воду.

С тех пор живут дружно.

34. ГОРЕ

Жили-были два брата. Один-то богатый был. Так богат, что и не знал, сколько у него богатства. А у другого полная изба детей.

Собирается богатый брат на базар торговать, товары продавать да барыши получать. На трех лошадях отправился. А у бедного одна кляча была, и та хроменькая. Нечего бедному везти на базар. Набросал он старых тряпиц на телегу и отправился в город, тоже вроде бы с товаром едет.

Богатый в торговых рядах устроился. А бедный в сторонке, подальше. У богатого торговля идет, а к бедному никто не подходит. Кому его тряпье нужно? Простоял задаром целый день.

— Ох, и жизнь проклята! — сокрушался бедный мужик. Везет свое тряпье обратно: хоть дыры в избушке затыкать.

Дорога тряская, неблизкая. Споткнулась лошадка, упала и околела на дороге. Одна лошадка была, худенькая, хроменькая, и та пропала. Сел мужик на дорогу и запричитал:

— Ох ты, горе, мое горе!

И вот появился огромный, выше леса, и к мужику:

— Ты меня звал?

— Я, — испугался мужик, — больно уж ты велико!

— Я и небольшим могу быть.

— И вот таким? — спрашивает мужик, показывая на сосновую шишечку.

— Всяким бываю.

Уменьшилось горе, стало величиной с шишечку. Взял его мужик да и сунул в табакерку.

Тащит бедный мужик свой тарантас по дороге — и как раз перед ним мельница.

— А что, — думает мужик, — зачем я свое горе домой повезу?

Взял он мешок, посадил в него горе да и спустил в воду:

— Живи тут, не мешайся.

Стал бедный потихоньку без горя справляться, зажил справно.

Подрастают дети, помогают ему.

А богатому брату такое не нравится. Пришел он к бедному и спрашивает:

— Как это ты без нужды живешь?

— Да вот, без нужды. Оставил я свое горе в воде на мельнице.

— Я тебе снова нужду пущу, — говорит богатый. (Не может он, богатый-то, чтобы люди без горя жили. Вот они, богатые-то, какие!)

Взял богатый с собой десять слуг и отправился на мельницу. Всю воду неводами избороздили — наконец-то выловили нужду. Развязал богатый мужик мешок — горе и вышло.

— Ты меня освободил — я с тобой и жить буду.

— Нет, иди к бедному, брату! — говорит богатый.

— Не хочу я идти к нему: он меня в табакерку засадил — я чуть не задохся, а потом вот в мешок сунул да в омут опустил.

Село горе на богатого брата. Тяжело ему стало. Идет спотыкается — горе-то давит. Споткнулся да ногу себе и сломал. Подходит к своей деревне и видит: его дом горит. Все сгорело, одна старуха осталась.

Верно ведь пословица говорит: «Не ищи горе на людей — на себя найдешь».

Так оно и получилось.