Ангел-мститель (СИ) - Буря Ирина - Страница 164

Без меня он, видите ли, может разговор закончить! Вот сейчас! Хотела бы я посмотреть, как Тоша меня куда-нибудь отсюда увезет. Гале, по-моему, еще ни разу не приходилось его лечить — очень полезно будет обоим, чтобы забота друг о друге у них равномерно распределилась. Я поерзала на стуле, усаживаясь попрочнее и с удовольствием предвкушая свое непосредственное участие в улучшении их отношений.

После исчезновения моего ангела несколько минут все молчали. Ангелы настороженно переглядывались, лихорадочно размышляя, по всей видимости, над тем, что для них опаснее — предстать перед начальством по обвинению в разжигании… того, чем он их припугнул, или связаться с нами с Мариной.

— Мне кто-нибудь объяснит, — проговорила, наконец, она напряженным голосом, — куда его понесло?

— Зная его, — хмыкнул Стас, — я бы не решился делать никакие предположения.

— Да подписи он кинулся собирать, — пренебрежительно бросил Денис, обращаясь к Марине, — под обращением к тебе в защиту обездоленных хранителей. Или вообще их сейчас сюда притащит — митинг протеста устраивать. Ему же в любом деле команду собрать нужно и, естественно, возглавить ее.

Я задохнулась от возмущения — только поэтому Тоше и удалось опередить меня.

— А тебя зависть мучает? — саркастически поинтересовался он. — Возле тебя-то команда собирается только для того, чтобы тебе перья повыщипывать.

— Что-то я не заметил, чтобы меня для этой цели в нынешнюю команду пригласили, — не менее язвительно ответил ему Денис.

— Будешь договоренности нарушать, — с готовностью вступил в их перепалку Стас, — так и повыщипываем — это я тебе обещаю.

— Ты дотянись сначала, — не глядя на него, лениво заметил Денис. — Я эти договоренности не с тобой, а со своим руководством заключал — вот перед ним и отвечу.

— Если успеешь, — снова подал голос Тоша. — Сначала ты мне за все ответишь, а там посмотрим — будет ли тебе, чем докладную писать.

Я нервно глянула на Марину — она напряженно о чем-то размышляла, с виду всего лишь в пол-уха прислушиваясь к ангельскому обмену любезностями. Вот чует мое сердце, что это не Тоше меня, а мне его сейчас придется удерживать. Опять. Остальные меня мало интересуют — они, по-моему, друг друга стоят. И потом — им Марину доверили, вот пусть она их и разнимает. Тем более что они по другую сторону стола сидят — все равно не дотянусь.

К счастью (для ангелов, разумеется), их страсти не успели еще миновать точку возврата, как вернулся мой ангел. Не один. Рядом с ним стоял… высокий, сутулый, сухопарый, с волосами тускло-мышиного цвета — словно брюнета неудачно в светлого шатена перекрасили, с руками, плотно сжатыми на животе — словно он не знал, куда их девать, с глазами за круглыми очками в тонюсенькой оправе, не отрывающимися от земли — словно он боялся увидеть, что его окружает…

Ну, ни дать ни взять — знаменитый персонаж из знаменитого романа! Тот самый, который — как ни постарались авторы — в конечном итоге представляется читателю не гротескно-сатирической, а, скорее, трагической фигурой. Все-то у него осталось в прошлой, разлетевшейся однажды вдребезги, жизни, а в новой все ему чуждо, как рожденному в зоопарке животному — дикая природа. Не понимает он ее, приспособиться никак не может к новым правилам и манерам поведения — и носит его от одной перипетии к другой, как лодку, отвязавшуюся от причала, по бурному морю. Особенно, если есть, кому эту лодку то туда, то сюда пинать…

И когда мой ангел безапелляционно велел ему садиться, а потом еще и без всяких церемоний подтолкнул к стулу, сходство стало абсолютным.

Марина, правда, прототип другого героя в нем увидела — но мне показалось, что она исходила из того, каким она его себе раньше представляла, а не каким он ей сейчас увиделся. Кстати, когда он заговорил, у меня сложилось впечатление, что эту привычку подгонять увиденное под воображаемое она у него переняла. Не услышала я в его рассказе никакой железобетонной правильности — просто он счел, что в ее жизни все гладко и замечательно, как на шероховатой деревянной поверхности, лаком залитой, и принялся каждую возникающую трещинку замазывать и заглаживать, чтобы общая глянцевая картина не нарушалась.

А ведь и моя жизнь до появления в ней моего ангела могла со стороны отполированной до совершенства показаться — и так и осталась бы я куклой-матрешкой, если бы он не начал из упрямого любопытства их одну за другой откручивать, до самой последней, цельной, в самой глубине спрятанной добираясь…

Так, стоп. Он, вроде, не один уже раз мне клялся, что мысли мои читать не умеет, но с моей удачей… Ведь именно до этой, как бы глубоко я ее ни прятала, возьмет и докопается! И тогда — все: начнет всем моим соображениям голову скручивать, громогласно утверждая, что я сама признала полезность подобной вивисекции. Нет уж, хвалить я его буду (даже мысленно) исключительно в его отсутствие, а пока лучше послушать, что привело Марину к столь непоколебимой уверенности в своих силах. Глядишь — самой удастся… последовать.

Не удалось! Я имею в виду — дослушать. Да что же это такое? Вот нечего было так некстати свою удачу вспоминать! Да где Тоша новые неприятности узрел? Ну, подходят к кафе трое парней — так вон, сколько здесь столиков! Сейчас сядут себе где-нибудь в сторонке — им, наверно, тоже неинтересно рядом с чужой компанией беседовать…

Вдруг я заметила в облике троих приближающихся к нам молодых людей нечто знакомое. Мало того, что они были похожи, как «Трое из ларца — одинаковы с лица», так еще и схожесть эта кольнула меня чем-то неприятно-настораживающим. Попадись они мне на оживленной улице, я бы точно на них внимания не обратила — обычные ребята под тридцать, спортивного вида, с аккуратными короткими стрижками и в неброских теннисках и джинсах. В этом же безлюдном кафе на окраине в глаза сразу же бросалась их собранность и взаимодополняемость, как в хорошо отлаженном механизме из трех частей.

Они шли прямо к нам — не торопясь, но целенаправленно; в походке их ощущалась не так стремительность, как неизбежность — так уборщица со шваброй из одного конце магазина в другой движется, и покупатели отскакивают с ее пути. Руками они не размахивали, не поворачивали головы друг к другу, оживленно болтая, но и нас в упор не смотрели — глаза их спокойно, даже с ленцой, перемещались с объекта на объект. Но и на туристов, с любопытством осматривающих окрестности, они никоим образом не походили — была в их взгляде какая-то цепкость, словно двигаясь по четко намеченному пути, они находились в полной готовности в любой момент — небрежно, щелчком — отбросить вмешательство с флангов.

Батюшки, да я же с такой собранностью, словно перед броском, уже сталкивалась! Вот в тех двоих, который за Тошей явились, когда он Гале скандал устроил! Господи, что же он еще натворил? Вот знала же я, что ни в коем случае нельзя его без надзора оставлять!

Покосившись на него, я заметила, что он весь подобрался, переводя напряженный взгляд с приближающихся к нам парней на моего ангела и Марининого Кису. Неужели они за ним? Он, наверно, без разрешения на землю улизнул — то-то они с моим ангелом так быстро появились! Ну и что? Он ведь не прогуляться сбежал, а на короткую встречу со своим бывшим человеком, чтобы выяснить, как у того дела идут после оказанной им помощи. Такой визит нельзя ему в вину поставить — любой ведь ответственный работник за судьбу своего дела переживает, даже когда оно уже в другие руки перешло.

Нужно только объяснить им все это — как следует, доходчиво — и недоразумение исчерпается само собой. Я выпрямилась, набирая в рот побольше воздуха и уже строя в уме вдохновенную речь, и перевела взгляд на незваных, как всегда, служителей ангельского порядка. Невольно заметив при этом выражение на лицах сидящих напротив Марины, Стаса и Дениса. И если Марина стреляла глазами по сторонам в явном недоумении, то Стас с острым любопытством уставился на моего ангела, в то время как Денис вообще откинулся на спинку своего стула, сложив руки на груди и явно предвкушая некое развлечение.