Ангел-мститель (СИ) - Буря Ирина - Страница 126

Ладно, у человека явно что-то случилось, отчего же не помочь, подумал я. Всю дорогу она причитала о матери, улетающей в отпуск, о ее звонке из аэропорта и об утюге, скорее всего, оставленном дома включенным. Я не мог не согласиться с ее умозаключениями о внимательности и собранности, особенно перед долгой отлучкой из дома. И когда девушка выскочила из машины, рассыпаясь в благодарности и с удовольствием протягивая мне деньги, меня вдруг осенило.

Дело в том, что прислушиваясь к Тошиным рассказам о Галиной дочери, я уже давно обратил внимание на количество упоминаемых им вещей. Объем багажа, который потребовался девочке для однодневной поездки загород, только укрепил мои подозрения. Составив по памяти примерный список того, чем следует обзавестись в преддверии появления в доме младенца, я решил прикинуть, во что это все обойдется. Результаты привели меня в легкий ступор.

И я думал, что сотворение ребенка относится к великим тайнам мироздания? Точно, думал — по незнанию, что за великими тайнами скрываются величайшие. Именно скрываются — чтобы интересующийся не облился холодным потом и не признал во всеуслышание, что все познать все равно невозможно, а потому пусть загадки космического масштаба загадками и остаются.

Как им удается этих детей вырастить, если уже в первые дни они обходятся им дороже моего ежемесячного взноса за машину? На чем основан этот дикий финансовый перекос — доходов на зарплату мамы меньше, расходов на две папиных больше? Меня кольнуло раскаянием — я вспомнил свои напыщенные фразы о жизненной необходимости участия отцов в воспитании своих собственных отпрысков. Какое тут, к чертовой матери, участие, когда нужно откуда-то средства на это самое воспитание брать! Может, мне кто-нибудь подскажет, откуда?

И вот тогда-то человеческая жизнь в очередной раз с невозмутимой уверенностью показала мне всю мудрость нашего общего творца, предусмотрительно увязавшего все ее части в единое целое. Есть проблема — значит, где-то поблизости маячит ее решение, нужно только не проворонить его. Нашел решение — жди следующей проблемы, чтобы острота зрения не притупилась.

С тех пор, переезжая с место на место, я внимательно следил не только за снующими со всех сторон машинами, но и за заманчиво замершими на обочине отдельно стоящими людьми. Отчего же не подвезти человека, если по дороге — к обоюдному удовольствию? И если не совсем по дороге — тоже ничего, особенно после работы. Все равно ведь в «пробку» можно попасть и простоять в ней то же время и без толку. И пассажиры частенько крайне интересные попадались — с психологической точки зрения. Расширить профессиональные знания еще никому не мешало. И материальный улов каждый вечер отправлялся в заветную коробочку с надписью «Фонд познания», стоящую в самом дальнем углу одного из кухонных шкафчиков — туда Татьяна точно не полезет.

Раскаяние начинало меня грызть только дома, когда я видел Татьяну.

Она честно держала свое обещание, но на это, судя по виду, и уходили все ее силы. Вместе с энергичностью, любопытством, оптимизмом, дружелюбием — одним словом, с жизнью. Каждый вечер меня встречало все более апатичное, все более бесчувственное существо. Она машинально ела, не мигая, смотрела на экран телевизора, равнодушно смотрела в сторону, когда я играл с парнем, тоже, казалось, истомившимся к вечеру от ее безответности. Пару раз она спросила меня, где я задержался, но тоже с таким видом, словно мой ответ не представлял для нее ни малейшего интереса — я и не стал вдаваться в подробности.

Я занервничал. Уж больно знакомы мне были эти ее уходы в себя! Что делать-то, я знал — вот только разозлить ее, как следует, в ее состоянии не решался. И главное — никак не мог найти причину. Раньше она на Франсуа дулась, когда он ей свое общество навязывал, на родителей обижалась, когда они вынуждали ее по их образу и подобию жить, от меня отгораживалась, когда ей казалось, что я ее инициативу ограничиваю…

Но сейчас-то ничего подобного! Никто ее ни в чем не стесняет и ни к чему не принуждает. Наоборот, я все делаю, что высвободить ей как можно больше времени для того, чтобы отдыхала, собой занялась, парня, наконец, воспитывала! Вот и занялась бы этим, пока я с утра до вечера вкалываю, чтобы материальную сторону жизни обеспечить! Но долго возмущаться у меня не получалось — весь многолетний опыт ангела-хранителя подсказывал мне, что что-то я проглядел и что нужно немедленно резкость в поисках решения наводить, пока оно не исчезло в тени растущей проблемы.

Когда в пятницу Татьяна сообщила мне, что нас пригласили пожить на месяц к ее родителям, я чуть не взвыл. От глубокой и искренней благодарности судьбе, конечно. Вот… подсунула решение. В целом, с Людмилой Викторовной и Сергеем Ивановичем у меня сложились очень неплохие отношения, и поучиться у них было чему, но целый месяц беспрестанной передачи знаний я боялся не выдержать. Нужно, знаете ли, обучающимся перерывы между начиткой лекций давать — для более глубокого усваивания материала.

Но Татьяна смотрела на меня с таким нетерпеливым ожиданием — первым за все эти дни чувством — что я, скрепя сердце, смирился. Ей-то, пожалуй, сейчас общество матери как раз и нужно. Парень на подходе, а она, похоже, понятия не имеет, что с ним делать — вон даже по вечерам мне с ним общаться приходится, она отворачивается. И Гале не звонит, чтобы поинтересоваться, что ее ждет — а вот я, например, Тошу каждый день расспрашиваю… Вот и хорошо — Людмила Викторовна ее нафарширует всеми необходимыми знаниями…

Она вдруг прошипела, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не останется у родителей дольше, чем на два дня.

Да что же такое — опять не угадал! А жаль — у меня мелькнула было мысль о том, как здорово может этот месяц обернутся, если по вечерам придется кого-нибудь за город подвозить… Ладно, жадность еще никого до добра не доводила, и потом — расходы на бензин всю прибыль, пожалуй, съедят… Нет-нет-нет, остаемся дома! Вот только на выходные съездим, чтобы на гостеприимство черной неблагодарностью не отвечать — но так, чтобы они от дальнейшего сосуществования с нами сами отказались.

А как? Чего они больше всего не переносят? Точно — нарушения устоявшегося ритма жизни! А у меня вся жизнь вокруг работы вертится — я бы даже сказал, вокруг множества работ…

Я вышел из кухни, чтобы Татьяна мне потом понимающими улыбками весь спектакль не испортила, и набрал Тошин номер.

— Ты, что, вообще обалдел? — зашипел он в трубку после первого же гудка. — Который час?

— Тоша, прости! — От неожиданности я тоже зашептал. — Я на два слова. Срочно!

— Ну? — уже спокойнее буркнул он.

— Ты можешь мне завтра, — скороговоркой выпалил я, чтобы он как можно меньше времени где-то под ванной с телефоном прятался, — и в воскресенье тоже, каждый час звонить. Потом можно сразу отключаться — мне главное, чтобы вызов слышен был.

— Зачем? — ошарашено выдохнул он.

— Мне нужно, чтобы Татьянины родители нас выгнали, — еще быстрее объяснил я, — а то нам придется месяц с ними жить.

Тоша понимающе охнул.

— Сделаю, — пообещал он, и вдруг замялся: — Только завтра с утра не смогу — нам в поликлинику идти. После обеда.

— Спасибо, — бросил я в уже отключившуюся трубку.

Так, теперь оставалось лишь найти причину, по которой нам никак не удастся раньше полудня выехать. Не нашлась. Пришлось создать. Полночи по квартире — крадучись, чуть ли не по-пластунски — перемещался, чтобы как можно больше вещей разбросать…

Мои усилия увенчались успехом. Начало нашего вышедшего на новый виток отношений визита пришлось на время обеда — в строгом соответствии с принятым протоколом, а потому в теплой и дружественной атмосфере. Но дальнейшее распределение ролей в жизненном укладе Татьяниных родителей привело меня в глубокое уныние.

Сначала Людмила Викторовна повела нас осматривать сад, — который мне, кстати, совершенно не понравился. Уж слишком он напоминал те французские сады, в которых природу в такую стойку «Смирно!» поставили, что и люди в них автоматически вышагивать начинают, строго следя за тем, чтобы носок, как следует, тянулся. Но я бы и дальше в нем маршировал, узнав, что теперь мне положено заняться истинно мужским делом — а именно, препарированием машины.