Ангел-мститель (СИ) - Буря Ирина - Страница 115

Я с удовольствием восприняла его слова как совет мудрого и всезнающего ангела.

Но он вдруг начал усердно спроваживать меня спать.

И когда это ему к своим психологическим сеансам готовиться нужно было, хотела бы я знать?

Похоже, опять врет. Есть у него все топографические данные — он просто хочет из них карту особо пересеченной местности составить. Да еще и в верхах ее утвердить, чтобы Марина не смогла его на чистую воду вывести. Решил, небось, сразу, по свежим следам выпросить у начальства, чтобы меня ни по чьему ходатайству в состав участников не включали. Не выйдет. Пойдет спать вместе со мной. А я потом прикинусь, что меня быстро сморило, и как только он вышмыгнет из спальни и устроится где-то с подозрительно отрешенным лицом… Они, надо понимать, тоже заинтересуются, почему связь внезапно прервалась. Одним словом, будем мы таки сегодня еще раз чай пить.

Но он оказался упорнее меня. Или целый день на свежем воздухе сказался — я и сама не заметила, как отключилась. К счастью, не полностью — аварийная система подсознания осталась в строю, разбудив меня где-то под утро.

За окном уже серело, и я сразу увидела, что его половина кровати пустует. Он, что, сбежал к своим? Решил, что личное присутствие больший вес его просьбе придаст? Когда он и эту земную особенность успел подметить? И с какой это стати он наши правила против нас же себе на пользу применяет? Я заворочалась, размышляя, подождать ли его возвращения или устраивать скандал прямо сейчас. Диспетчерская служба у них, наверно, тоже круглосуточно работает…

Послышались шаги. Я замерла, старательно дыша — ровно и размеренно. Сквозь узенькую щелку между веками правого глаза я увидела, что он осторожно зашел в спальню, склонился надо мной, напряженно прислушиваясь…. и через минуту на цыпочках вышел в коридор.

Выждав некоторое время (никогда оно еще так долго не тянулось!), пока он углубится, как следует, в беседу с… вот здорово было бы, если бы со Стасом, но, наверно, не с моей удачей, я беззвучно сползла с кровати и мелкими шажками выбралась в коридор. Там я остановилась, затаив дыхание и пытаясь на слух определить, где он устроился. Вот-вот — короткими перебежками, и осмотреться. На кухне, должно быть, или на балконе — там и окна открыты, ничего приему сигнала не помешает.

Он оказался на кухне. И от открывшейся там моему взору картины я замерла на пороге, как вкопанная. Он йогой по ночам занимается? То-то у него все с первого раза, играючи, получается! Да нет, не похоже — судя по выражению его лица. Оно не было ни самодовольно-расслабленным, как во время наших совместных занятий, ни сосредоточенным, как я ожидала — оно было откровенно озадаченным, со страдальчески сведенными бровями и почти трагической складкой в уголках губ. Хм. Похоже, его обращение встретило совсем не тот прием, на который он рассчитывал. Пожалуй, и я вмешиваться не стану, чтобы не явиться той самой ложкой дегтя, испортившей целую бочку неприятия небесными высями… чего бы там он им ни предлагал.

Утром я небрежно поинтересовалась, чем он ночью на кухне занимался. Он вздрогнул и спросил, что я имею в виду. Поскольку я и сама частенько пользовалась тактикой ответа вопросом на вопрос, я сразу поняла, что он тянет время в поисках очередной приемлемой для меня сказочки, если уж его просьба максимально ограничить меня не встретила небесного одобрения. Я детально пересказала ему результаты своих ночных наблюдений, внимательно следя за мельчайшими переменами в выражении его лица.

Осознав, видимо, что ему никак не удастся выдать описанную мной сцену ни за сладкий сон (его версия), ни за кошмар (моя поправка), он горестно вздохнул и признался, застенчиво отведя в сторону глаза, что ночью ему не спалось, и он решил расслабиться с помощью уже хорошо известной нам техники йогов.

— Ну и как, — насмешливо спросила я, — на этот раз удалось добраться до источника космической энергии?

Он как-то странно повел плечами и, чуть вздернув бровь, ответил:

— Ну, зачем же? Мне ведь не заряжаться нужно было, а наоборот — успокоиться.

На этом разговор и закончился — хотя я ни секунды не сомневалась, что обращался он мыслию в выси отнюдь не за ощущением благодатного покоя, доказать это у меня не было ни малейшей возможности.

От Марины новостей не поступало — по крайней мере, мне. И мой ангел неустанно привлекал мое внимание к этому факту всякий раз, когда мне случалось хоть заикнуться о возможных сценариях реализации ее планов. Тоша тоже явно меня избегал. В офисе он был постоянно занят — причем с таким видом, словно мыслями находился за тридевять земель от него. А перед обедом и в конце рабочего дня он исчезал с такой скоростью, как будто прямо за столом в невидимость переходил. Видно, и он уже на земле омужчинился — и тот мой с ним разговор о Гале оказался преждевременным тараном. Придется и здесь ждать, пока его сознание мой полувопрос-полупредложение в его собственное решение загримирует. А жаль — до сих пор с ним все проблемы намного быстрее решались, создавая достойный подражания пример для других… ангелов.

Скрипя зубами, я занялась единственным оставшимся в пределах моей досягаемости объектом — Ларисой. Вернее, смягчением отношения нашего офиса к ней — в надежде, что ее все-таки как-то потерпят до момента моего возвращения.

Лично мне за все это время она ни разу не дала ни малейшего повода для резкости, поэтому мне не составило большого труда изобразить дружелюбное расположение, вводя ее в курс всех деталей нашего делового общения с Франсуа. Разбиралась она в них с тем же энтузиазмом и благодарным блеском в глазах, которые отличали ее в самом начале работы у нас, и мое дружелюбное расположение вскоре приобрело характер вполне искреннего.

Я даже с неохотой призналась себе, что начинаю испытывать к ней жалость. В конце концов, она ведь не из личной зловредности отравляла у нас атмосферу — у нее работа такая. Ведь не испытываем же мы ненависть к работникам вредных производств, хотя они всеобщий воздух загрязняют. Наоборот — они у нас сочувствие вызывают, поскольку первыми подвергаются воздействию ядовитых веществ.

Вначале ребята поглядывали на меня с удивлением, но я ежедневно вслух подчеркивала, насколько важно для нас сотрудничество с Франсуа и что поставить его под угрозу не должна ни некомпетентность, ни самоуверенность, ни какие бы то ни было личные настроения. Лариса с готовностью кивала и задавала вопросы. Дельные. Ребята успокоились, я тоже. Франсуа получит подготовленного переводчика, Сан Саныч — подготовленного переводчика и толкового менеджера в одном лице, коллектив — передышку от наскоков Ларисы, которой придется совмещать две должности. А к ее личным качествам вернемся через годик с небольшим.

Вот так и подошел мой последний день в офисе. Ощущение было какое-то странное: умом я понимала, что довольно долго здесь не появлюсь, но трепета, как перед обычным отпуском, никак не возникало. Когда знаешь, что у тебя впереди всего пара недель свободы, очень хочется каждый день из них за три прожить. Причем в полной уверенности, что вернешься потом на родное рабочее место, похвастаешься отдыхом, узнаешь все новости (благо, радикально за такое время ничего не успеет измениться) и заживешь вновь обычной привычной жизнью.

Я же понятия не имела, когда вернусь и, главное, сюда ли — оттого, наверно, у меня как-то щемило на сердце. И, кроме того, эта работа никогда не была для меня простым источником средств к существованию, а в последнее время она настолько тесно переплелась с моей личной жизнью, что у меня возникло ощущение, словно посреди увлекательного фильма у меня свет отключили. Жди теперь, пока тебе кто-то из знакомых расскажет, что там дальше случилось. И даже если ни одной детали не упустит, все равно — совсем не то, как если бы своими глазами увидеть.

Мне устроили прощальный обед и наговорили кучу смешных и трогательных слов. Прощались со мной по-разному.

Сан Саныч — с обреченным смирением вынужденного заделывать брешь в штатном расписании руководителя, потерпевшего поражение в противостоянии с гражданином, призванным приветствовать увеличение численности народонаселения страны.