Рожденная в пепле (СИ) - Визир Елизавета - Страница 19

На улицу я выходила с опаской. Признаться, думала, что Георг не простил обиды и поджидает меня возле выхода, чтобы поквитаться за унизительный инцидент. Но никого не было, никто не обращал на меня внимания, и я расслабилась, следуя за Ларисой. Город кипел жизнью. Конечно, его нельзя сравнивать с нашими мегаполисами, но и здесь было многолюдно, шумно и воняло. Правда, не выхлопными газами, а чем-то непонятным. Не то скотом, не то помойкой — неясно. Людей, несмотря на приближавшийся вечер, было достаточно много. По пути я купила пирожок с мясом для Ларисы и потихоньку скармливала его ей, рассматривая людей и город.

То, что мы пришли в нужное место, я поняла по вывеске, украшенной черным металлом и драгоценными камнями, блестящими в свете лучей заходящего солнца. Я бы побоялась выставлять такую вывеску — сопрут. Но смотрелось завораживающе и привлекательно, намекая на респектабельность торговой лавки. Лариса, похоже, выбрала самый дорогой магазин украшений. Я даже побоялась, что нас не воспримут всерьез с нашим предложением, но все равно толкнула дверь. Звякнул колокольчик, оповещая хозяина о покупателях. Сидевший за прилавком немолодой мужчина с седыми волосами поднял голову и бегло осмотрел меня, особое внимание уделив Ларисе на моем плече.

— Амулетов нет! — брюзжаще произнес он и вновь уткнулся куда-то.

Что находилось за прилавком, видно не было, но, судя по увлеченному виду мужичка, его это интересовало больше, чем я. Во мне проснулось любопытство.

— Мне они и не нужны. Я к вам с деловым предложением, — подходя поближе к прилавку, чтобы рассмотреть, чем же там увлечен продавец, произнесла я.

Мужчина, судя по всему, читал сводку новостей. Перед ним лежала большая бумага с различными фотографиями и подписями под ними. Этакая местная газета в одну страницу. Я с тоской вспомнила глянцевые журналы с яркими, привлекательными картинками.

— От вас, ведьм, одни проблемы! Знаю я вас, уходи, нет у меня ничего для тебя, — не отрываясь от занимательного чтива, отмахнулся от меня мужичок.

Я скривилась, хмыкнула, но в карман все равно полезла. Достала бархатный красный мешочек, перевязанный тонким кожаным жгутом, и аккуратно положила на прилавок. Второй раз уже меня с ведьмой путают. Но на этот раз всему виной Лариса, так похожая на фамильяра.

— Продать хочу.

Мужчина, наконец, оторвался от газеты и глянул на прилавок, сощурив глаза. Потом потянулся к мешочку, развязал его и высыпал в ладонь содержимое. Тонкое изящное колье-ошейник с россыпью мелких белых камней, похожих на алмазы. Мне оно не нравилось по причине схожести с собачьим ошейником, а потому его я продавала с легкой душой. Даже совесть — ведь вещица, по сути, не моя — меня не мучила.

— Что тут у тебя… — пробурчал себе под нос продавец, рассматривая камни.

Он пару секунд покрутил его в руках, а потом тяжко вздохнул и полез под прилавок. Я напряглась. Мало ли что человеку в голову взбредет. А я, по сути, одинокая и беззащитная девушка. Но он всего лишь достал толстые очки а-ля Гарри Поттер и нацепил на нос. Колье он рассматривал пару минут, чуть ли не пробуя его на зуб.

— Пять злотых, — наконец, произнес он.

— Больше проси! — прошипела мне на ухо Лариса, которая все это время сидела тихо.

Так… Две комнаты, обед, ужин и завтрак обошлись мне в шесть серебрянок и три медянки. Но «Весенний лес» считался лучшим трактиром Цвиглишраста, а номера были не из класса люкс. Булочку с мясом я купила за три медянки…

— Десять! — уверенно произнесла я после некоторых раздумий.

Мужик подавился, крякнул и уставился на меня немигающим взглядом в шоке от моей наглости.

— Шесть, и ни монетой больше! — тыча в меня пальцем, прохрипел он.

Вот не люблю я наглости, сразу тормоза отказывают, крыша уезжает, и препятствий мы не видим. Мы — это я и мое одесское воспитание, которое дала мне бабушка, жившая там всю свою долгую жизнь.

— Десять и пять серебрянок!

В одной серебрянке было пятьдесят медянок, в одном злотом двадцать серебрянок. А наглеть будет — вообще буду по злотому накидывать, ибо нечего… Я уже успела заметить алчный блеск в глазах торговца и приготовилась торговаться, мысленно потирая ручки. Люблю я это дело!

— Шесть!

— Десять злотых и десять серебрянок!

— Да это грабеж! Семь, и уходи подобру!

— Десять и газету! — сделала я ход конем.

— Договорились! — воскликнул мужичок и сунул мне в руки клочок бумаги, который читал до этого.

Я забрала деньги, спрятав их в карман куртки, поблагодарила мужчину за приятное сотрудничество и поспешила убраться из магазинчика от греха подальше. Уходила «огородами», как принято говорить. Нарваться на всякие подозрительные личности мне не хотелось. Да и уж больно недобро на меня смотрел торгаш, отдавая деньги. Как бы не тюкнул меня кто по головушке…

— Зачем тебе новостник? — спросила Лариса, как только я закрыла дверь нашего номера.

Ага, новостник, не газета — буду знать. Я скинула с себя обувь, куртку и залезла с ногами на кровать.

— В моем мире говорится: «Кто владеет информацией, тот владеет миром», а я до безумия мало знаю об Игдарионе.

Лара покивала с умным видом, а я устроилась поудобнее и принялась читать…

Из новостника я узнала об указе императора о запрете игральных домов, о ведьме Алисе, у которой пропал фамильяр, о крупной выставке в столице, которая проводилась раз в пять лет. Из общей сводки новостей, по сути не таких уж и важных, для себя выделила эту самую выставку-ярмарку. Ее проводили с интервалом в пять лет для демонстрации всевозможных новинок и достижений ученых. Интересно и познавательно. Можно было бы посетить, поучиться чему-то да поглядеть, как далеко в этом мире шагнула наука. Еще из интересного была новость о прошедшем в столице бале, на котором впервые за долгое время объявился первый советник императора со своей женой — мой отец.

Со страницы новостника на меня смотрела счастливая семейная пара…

Поражает не сама наглость, а возможности,

которые она открывает.

Михаил Михайлович Мамчич

Времени рассмотреть столицу у меня не было, мы безбожно опаздывали. Наше путешествие растянулось на добрых семнадцать дней, пять из которых мы провели в лесу, застряв в грязи по верхушку кареты. Осень неумолимо приближалась, лили непрерывные грозовые дожди, из-за которых дорога размокала до ужасного состояния. Стало невозможно проехать, лошади вязли в земле, колеса кареты все глубже погружались в грязь, словно в зыбучие пески, а выбраться становилось все сложнее. Если бы не проезжавший мимо караван, мы бы так и остались там, ожидая холодов. Добрые мужчины за приличное вознаграждение помогли нам выбраться из затруднительной ситуации. До столицы мы добирались уже с ними, примостившись в конце длинного обоза.

И вот сейчас, в последний день приема документов, мы наконец-то добрались до столицы. Уставшие, взлохмаченные и злые, как тысяча адских псов. Еще на подъезде к городу мы обозначили план наших действий: Карл остается в гостинице и занимается размещением лошадей, съемом жилья и вещами, а я в это время спешно добираюсь до института и уговариваю комиссию не казнить, а помиловать, то есть принять мои документы, несмотря на опоздание. А я опаздывала, банально потерявшись в хитросплетениях городских улиц. Лариса возмущалась, орала и всячески высказывала свои мысли о моем слабоумии. Стоит сказать, нервничали мы с ней по-разному. Я, как слепой котенок, металась по городу в поисках того самого проклятого богами института, Лариса просто ругалась. Наконец, мы вышли к какому-то строению, напоминающему то, которое мне описывал Карл. Огромный замок с пятью колоннами и развевавшимися флагами встретил меня закрытыми наглухо воротами и негостеприимным голосом.

— Прием окончен! — глухо и ворчливо прозвучало с той стороны.

Ага, стало быть, институт! Туда попала — уже хорошо, осталось только пересечь стену и добраться до замка, а там они у меня документы как миленькие примут!