Загадка Марса - Зигель Феликс Юрьевич - Страница 2

Сколько бессонных ночей провел Бруно, мучительно размышляя об истинной природе звезд, приветливо светивших в окно его мрачной монастырской кельи! Угасая в сиянии утренней зари, они уступали место сверкающему Солнцу с тем, чтобы снова засиять на вечернем небосклоне.

И вот наконец он приходит к убеждению, что звезды — это далекие солнца, то-есть гигантские раскаленные шары. Они не прикреплены ни к какой сфере. Пора покончить с этими пережитками старины. Никаких сфер, никаких границ в действительности не существует. Вселенная бесконечна, у нее нет ни конца ни края, и в бесконечном ее пространстве повсюду движутся бесчисленные солнца, которые мы, обитатели Земли, называем звездами. Но звезды не одиноки. Вокруг них также кружатся планеты, как и около Солнца. Наше дневное светило не находится в центре вселенной, как думал Коперник. Да и вообще в бесконечности нет и не может быть центра. В бесконечной вселенной все точки совершенно равноправны.

Но, убедившись в этом, было бы нелепо думать, что только на нашей Земле существует жизнь. Нет, жизнь повсюду разлита по вселенной, и ее можно встретить на множестве планет, обращающихся вокруг других звезд. И эти далекие миры, по мнению Бруно, населены, если не больше и не лучше, то, во всяком случае, не меньше и не хуже, чем наш земной мир!

Истина не может быть скрыта под спудом. Она должна завоевать умы и сердца людей. И вот Джордано Бруно приходит к твердому решению покинуть монастырь. Впрочем, это придется сделать и помимо его желания. Уже давно настоятель монастыря и монахи заметили удивительную перемену в Бруно. Он стал менее благоговейно относиться к церковным службам и молитвам. В его речах часто слышны непозволительные шутки, граничащие с богохульством. Более того, на глазах у всех Бруно вынес из своей кельи изображения святых, а их место заняли «богомерзкие» сочинения древнегреческих философов.

Рисунок солнечной системы из книги Николая Коперника.

И вот наступает развязка. Бруно предъявляют формальное обвинение в отступлении от учения католической церкви. Сто тридцать пунктов этого обвинения говорят о том, что Бруно сто тридцать раз выступил против истинности церковного учения.

Бруно бежит в Рим, чтобы оправдаться перед «святейшим отцом» — римским папой. Однако доносы опережают его. В этих доносах сообщается, что в келье Бруно обнаружена забытая им при побеге книга Эразма Роттердамского «Похвала глупости», в которой этот известный безбожник издевательски глумится над глупостью и ханжеством церковников.

Бруно остается лишь один выход — сбросить с себя монашескую рясу и покинуть пределы родины. И вот, в светском платье со шпагой за поясом, Бруно бежит в Швейцарию. Здесь, в стране, считавшейся свободной, он рассчитывает в безопасности излагать свое новое учение. Но его ждет горькое разочарование. Хотя в Женеве нет католицизма, а господствующей религией является протестантство, нетерпимость к науке здесь нисколько не меньше, чем в Италии. Еще свежа в памяти женевцев мучительная смерть ученого Сервета. Его, положившего начало изучению кровообращения, сожгли живым на костре. Но Бруно не мог молчать. Познав бесконечность мира, он не чувствует страха и открыто вступает в спор с одним лжеученым самозванцем, публично высмеивая его невежество. На этот раз Бруно отделывается сравнительно легко. Женевские блюстители закона впервые знакомят Бруно с решетками и законами тюрьмы, но заключение было непродолжительным.

Выпущенный на свободу, Бруно покидает пределы негостеприимной Швейцарии и переезжает в Тулузу. Здесь, в местном университете, Бруно сразу завоевывает симпатии студентов своими вдохновенными лекциями. Они спешат послушать молодого учителя, совсем не похожего на надоевших им нудных старых профессоров. Они слышат новое, небывало смелое учение, от которого кружится голова. Но защитники старого церковного мировоззрения не дремлют. Интригами и скандалами они заставляют своего талантливого и красноречивого соперника покинуть университет. И вот Бруно в Париже.

Бруно знал, что французский король слывет покровителем наук, и рассчитывал при его содействии беспрепятственно распространять новое учение. Но и здесь ему не повезло. Король, увлекшись Бруно и его идеями, назначил пылкого философа профессором Парижского университета. Молодой профессор своим образным и ярким словом поражает ученых невежд, подвизавшихся на кафедрах этого университета. Он один идет против общего течения, и снова волна преследований и интриг заставляет Бруно покинуть Францию и переселиться в Англию.

В старинном Оксфордском университете он неизменно выходит победителем в ученых диспутах с местными профессорами. Не в силах опровергнуть его учение о бесконечности вселенной и многочисленности обитаемых миров, они взамен аргументов употребляют ругательства и заставляют Бруно опять отправиться в новое странствование.

С тяжелым чувством вспоминает Бруно последние годы своих странствований: Магдебург, Виттенберг, Прага, Гельмштедт, Франкфурт видят в своих университетах и на площадях странствующего проповедника жизни в иных мирах. Его идеи настолько далеки от сутолоки и прозы повседневной жизни, что вызывают у большинства лишь недоумение и насмешки. Бруно постоянно окружен толпою слушателей, но он чувствует себя бесконечно одиноким.

Проходят годы, приближается старость, но она не сулит ни признания, ни сочувствия. Устав от непрерывных странствований, Джордано Бруно мечтает о возвращении на родину. Он прекрасно понимает, что это грозит смертельной опасностью. Попав в лапы римской церкви, он предстанет перед церковным судом не только как простой монах-отступник, самовольно сбросивший рясу и бежавший от наказания, но и как известный проповедник нового, богохульного и еретического учения. И тем не менее любовь к родине берет свое.

Бруно принимает предложение одного знатного венецианского вельможи стать его учителем в области философии и переезжает в Венецию. Но преподавательская деятельность Бруно продолжается недолго. Проявив полную неспособность к науке, его знатный ученик оказался зато весьма способным доносчиком и предателем. По его доносу Бруно хватают и заключают в венецианскую тюрьму. Начинается спор между венецианскими и римскими инквизиторами о том, кому из них следует наказать еретика, попавшего наконец в ловушку. Рим берет верх, и вот Бруно отправляется в свое последнее путешествие — в мрачную средневековую римскую тюрьму.

Восемь лет томится он в сырых подземельях. Восемь лет ежедневно у него требуют публичного отречения от своего учения и признания правоты церкви. Восемь лет его подвергают неслыханным пыткам и мучениям. Но нет силы, способной сломить его волю и любовь к истине. Отчаявшись привлечь Бруно на свою сторону, церковники приговаривают его к мучительнейшей из казней — сожжению живым на костре.

И вот теперь, завершая свой последний путь, Бруно с отвращением вспоминает лицемерие церковников. В приговоре церковного суда, сообщенном ему за несколько дней до казни, сказано, что он предается «в руки светской власти, дабы она поступила с ним по возможности кротко и без пролития крови». Хорошо зная цену этой кротости и милосердия, Бруно бросил в лицо своим палачам фразу, ставшую потом знаменитой: «Вы с большим страхом произносите мне этот приговор, чем я его выслушиваю!»

Даже и теперь, восходя на костер, он не знает страха. Напрасно один из священников обращается к нему с последним увещеванием.

«Сжечь — не значит опровергнуть!» — звучит ответ великого борца за науку. Его взор устремлен в лазурное весеннее небо, туда, в бесконечность, в миры пылающих солнц и обитаемых планет…

Пламя и дым костра скрывают привязанное к столбу тело великого мыслителя.

Сожжение Джордано Бруно.