Низший 2 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" - Страница 21

Вернувшись к группе, устало уселся на пол. Вдоль стен пол сияет серебряной чистотой. В центре – склизкое месиво с кучей плавающих в нем трупов.

Повоевали…

Молодцы…

– Это беспредел – сообщила мне Йорка.

– Жопа! – добавил зомби Баск.

Я кивнул:

– Да. Это шесть минут беспредельной жопы… шесть минут! Ну восемь! И ведь хрен поймешь – может так и задумано было? Может система вместе с зачисткой гнезда заодно попросила и поголовье орков сократить? Уф…

Текущее время: 17:38.

– С боем все?

Я с полной уверенностью мрачно кивнул:

– Все. С потолка уже даже не льет, двух переростков добивают. Мелочь не ползет. Вот-вот…

Тройной гудок и одновременные вспышки под потолком дали понять – зачистка гнезда плунарных ксарлов завершена. В интерфейсе мигнуло и пропало задание.

Баланс: 53.

– Уходим! – я поспешно вскочил, подхватил тушку желтого плукса – Как можно скорее. Пока не сомкнулись ряды команда досмотра.

– Себя лапать не позволю! – отрезала Йорка, и я обрадовался, услышав в ее голосе нотки железобетонной уверенности.

Проскочили коридор, круто свернули, не обратив ни малейшего внимания на спешащих по коридору орущих орков в униформе. Будут нам еще Сопли что-то там орать… пусть сначала стрелять научаться, долбанные придурки! Прошли узкой и короткой тропой, миновали пустой зал и вышли на финишную прямую – душевые кабины неподалеку от Веселого Плукса. Надо нам отмыться от этой ядреной смеси – давленная икра, слизь, кровь и воняющий адреналином пот.

Текущее время: 19:27.

Сказать «мы кушаем» — наврать.

Пойти от обратного и уверенно заявить «мы жрем» – тоже неправда.

Насыщение. Это ближе и нейтральней.

Когда дикий зверь рвет еще не остывшую тушу жертвы клыкастой пастью, задирает голову, глотая огромные куски кровавой плоти – он насыщается.

Мы вели себя именно так. Сидя вокруг стола, навалившись на него локтями, не обращая внимания на текущий с пальцев и подбородков мясной сок, мы с урчанием хватали куски мяса с большого подноса, жадно рвали на куски, быстро и небрежно жевали, после чего с усилием проглатывали слишком большие для горла порции. Когда непережеванное мясо комом вставало в глотке, на помощь приходил большой глоток жирного бульона, помогающий смазать и пропихнуть. После каждого съеденного куска бралась пауза, наполовину осушался стакан компота, доливался из ставшего скользким от жира пластикового кувшина и насыщение продолжалось.

Общение?

Мы пытались общаться. Да. Но общение сводилось к гортанному первобытному рыку и злому рявканью, когда-то кто-то первым хватал облюбованный тобой кусок. А к рыку и чавканью изредка добавлялись нескрываемо злые откровенные слова.

— Суки гребаные!

— Удоды! Неумехи! Ушлепки!

– Суки!

– Нграх!

Голод зверский. На руках застывает жир, на мокрых подбородках белесая жировая корка, блестят сальные волосы, спины мокрые от пота — еда разгорячает. Незаметно подошедшая официантка поставила еще один кувшин с компотом. Взялась за опустевший – и выронила. Сальная ручка выскользнула из чистеньких пальцев. Грациозно нагнулась, стрельнула глазками и, неспешно выпрямившись, поплыла по проходу к служебным помещениям. Провожая ее взглядом, не прекращал жевать.

Голод… я никак не могу наесться. Живот распух от мяса, бульона и компота. Но я продолжаю набивать его, доводя до состояния туго натянутого барабана.

Может уже хватит?

Нет! Не трогай тот кусок! Он мой! Рука выстреливает вперед, мы с Баском хватаем одновременно. Дергаем. Никто не уступает, растягиваются губы, мы показываем друг другу свирепый первобытный оскал. Моя рука соскальзывает и зомби с довольным урчанием завладевает добычей. Разочаровано зашипев, хватаю другой кусок, на мгновение опережая Йорку. Там зло фыркает, облизывает угодившие в собравшийся на дне подноса жир, медлит… и сыто отдуваясь откидывается и опускается на спину с долгим стоном удовлетворения. Руки ложатся на переполненный живот. Гоблин жив. Гоблин сыт. Гоблин доволен.

Сыто икая, упорно дожевываю мясо, разбрызгивая сок, взмахиваю рукой, прошу принести бутылку самогона. Вот теперь можно и выпить немного. Совсем немного. Грамм по сто на гоблина. Не больше. День еще не закончен и нас ждут дела.

Силой заставляю себя прекратить. Хватит — уже насытился. Желудок переполнен, но я делаю несколько глотков компота и останавливаюсь, когда понимаю — сейчас все полезет наружу. Тело довольно. Телу плевать. Мозг требует одного — выпить пятьдесят грамм и отправиться спать. И где-то глубоко-глубоко тлеет слабая мысль — такой голод неспроста. Да, это реакция организма на перенесенное напряжение – как психическое так и физическое. Мы побывали в бойне. Орков рвали на части, кровь и слизь лились рекой, от выданной дозы адреналина меня запоздало потряхивало. Потратили уйму энергии. Надо восполнить. Но… тут есть что-то еще. Что-то появившееся после повышения нашего статуса до ОРН-Б. После стандартных якобы уколов некоторое время чувствуется мягкое жжение под кожей и в суставах, раны заживают с удвоенной скоростью и немилосердно чешутся. И голод… голод… тело требует больше еды. Требует белок. Много животного белка и приличествующей ему жирной скользкой смазки — бульон вполне сойдет.

Самогон приносит девушка. Но не официантка – бутылку на стол опускает двести девяносто девятая. От нее пахнет свежестью и цветочным мылом, короткие волосы красиво уложены, футболка, короткие шорты. Милая спортивная девушка. И вспомнить странно, что какие-то два часа назад, когда я перед уходом мельком увидел ее, Энгри выглядела освежеванным восставшим трупом.

Меня поразил тогда контраст… она в зеленой и красной крови, устало опирающаяся на дротик, у ног лежит шлем с разбитым забралом, на поясе сломанная дубина… а на мокрых от пота волосах ни пятнышка крови, просыхая, они трепещут на исходящим из потолочной решетки ветру…

Энгри молча подсаживается к нам. Хватает первый попавшийся кусок мяса и остервенело жует. Никто не говорит ни единого слова. Баск ложится на бок и затихает, прикрыв лицо бейсболкой. Уже заснула Йорка, едва слышно похрапывая и спазматично дергая новой расписной рукой. Йорка уже провалилась в яркое сновидение и судя по сменяющим друг друга выражениям лица, она снова вернулась на зачистку гнезда плуксарных ксарлов.

Я разливаю горлодер по двум стопкам. Наливаю до краев. Выпиваем одновременно. Не чокаясь. Приносят большую тарелку одуряюще пахнущего мяса. Ставят кувшин компота. Над столом продолжает висеть молчание, тишину нарушает только чавканье насыщающейся воительницы.

Насыщение…

Все вокруг пропитано жаждой насыщения.

Веселый Плукс переполнен. Орки и полурослики сидят прямо в проходах, устало вытянув ноги. Официантки торопливо таскают подносы перегруженные мясом, мясом, мясом. Спешащая девушка споткнулась, мясо полетело с накренившегося подноса, но до пола не долетело ни единого куска — сразу десяток скрюченных лап жадно хватают падающую вкуснятину. Кому-то не досталось, и он цапает кувшин с бульоном, жадно глотает, торопится выпить побольше – вдруг заберут! В заведении сгущается пар, он медленно опускается с потолка, по стенам стекает конденсат. Полсотни урчащих бойцов жадно жрут жареную свежатину – сегодня мяса много, сегодня славно поохотились…

Молчаливый парень приносит аккуратно перевязанный тюк. Опускает рядом с Энгри, бросает на меня короткий оценивающий взгляд. Ничего не сказав уходит. Тюк из серой ткани небрежно пододвигают ко мне. Перебрасываю его к стене. Открывать и проверять буду позже. Зато о тюк можно облокотиться, снять часть нагрузки с ноющей спины. Мы выпиваем еще по одной стопке. Прикрыв глаза, я погружаюсь в беспокойную дрему. В голове мельтешат яркие картинки – умирающие бойцы с пробитыми животами, раненые плуксы тащащие икру по кровавому полу, падающий с иглой в затылке орк, колышущиеся злорадные лица зевак, покрытая кровью Энгри, падающий из потолочного люка огромный черный плукс, впивающееся в шею Ладоса шило Баска… Мозг прокручивает и прокручивает воспоминания. И делает это неспроста – с каждым новым «показом» картинки тускнеют, перестают вызывать эмоции, становятся все менее детальными. Так защищается психика – даже у закаленных и привыкших ко всему ветеранов.