Enigma (СИ) - Мейер Лана - Страница 23

Но что-то мне подсказывает, что блоки, закинутые в мою «черепную коробку» еще в глубоком детстве и благополучно там запертые, никогда не дадут мне полностью расслабиться с мужчиной и получить то самое нереальное удовольствие на двоих. Ведь, несмотря на психологическое лечение Руфуса, во время секса меня частенько терзают страшные картинки и образы из прошлого, которые не дают мне сосредоточиться на себе и своем теле. Порой, я полностью погружена в свои мысли и воспоминания, но, кажется, Джек не чувствует того, что я нахожусь где-то далеко, а не с ним, и каждый раз восторгается моей сексуальностью и чувственностью.

А значит, мое умение пускать пыль в глаза, работает, как никогда надежно.

Мы с Джеком принимаем душ вместе, и на этот раз я убегаю от него в самый неподходящий момент, оставляя немножко «голодным», пообещав ему, что на кухне его будут ждать сладкие панкейки и апельсиновый сок.

– Ты у меня еще получишь, разбойница, – рычит Джеймс, но в ответ я лишь заливаюсь смехом, и наспех надев одну из его широких футболок, выбегаю из ванной комнаты, собирая влажные волосы в небрежный пучок.

Даже странно, что Джеймс, привыкший к роскоши, и «вылизанным» девушкам, так подсел на меня – я сильно сомневаюсь в том, что он не замечает моего простого характера, излишней эмоциональности, убогой одежды, и многих других вещей в поведении, что выдают меня с головой. Девушки его уровня совершенно другие – их черты лица и тела идеальны настолько, словно вылеплены вручную по идеальному рецепту. Бесконечные операции и «уколы красоты» давно ставшие нормой среди Элиты, превратили женщин в одинаковых кукол, сделанных на одном заводе… точнее, одним хирургом. Мама рассказывала, что ни одна уважающая себя дама из высшего общества, не позволит, чтобы кто-то увидел ее без слоя тонального крема на лице, а одалживание мужских рубашек и футболок, вообще считается дурным тоном.

Как бы там ни было… Грейсон смотрит на меня таким взглядом, словно не замечает ничего и никого вокруг. Наверное, я смотрела на него также, в свои тринадцать лет, когда он понятия не имел о моем существовании. Мужчины такие мужчины.

Что и делаю я: вопреки близости и совместному провождению времени, я очень часто убегаю от него, и никогда не позволяю ему в полной мере ощутить, что я уже завоевана.

Мистер Грейсон даже не подозревает о том, какой расчетливой стервой я могу быть… но это всего лишь защитная реакция, невидимая «броня», которую пришлось нарастить еще с малых лет жизни. Я никому не дам себя в обиду… больше никогда.

И словно в подтверждение моим мыслям, старые, но по-прежнему глубокие шрамы на спине мгновенно вспыхивают острой болью, заставляя меня выронить из руки лопаточку с очередным подрумянившимся панкейком.

– Черт, – через чур эмоционально выругавшись и вскинув руки, наклоняюсь за лопаткой и блинчиком, поднимая его с пола. Мощный шлепок по заднице застает меня врасплох, и я с рыком оборачиваюсь назад, тут же попадая в объятия Джеймса. Он такой мокрый и теплый, одетый лишь в полотенце, обернутое вокруг узких бедер, к которому тут же стремится меня прижать.

– Ох уж эти твои Европейские привычки. Зачем поднимать что-то с пола, когда за тебя может все сделать прислуга? – прищурив веки, интересуется Грейсон.

– Ну, тебе же нравится, когда завтрак готовлю именно я. Как-то не хочется оставлять после себя грязь. Это некрасиво, – ворчу в ответ я, игриво уворачиваясь от настырных поцелуев Джеймса. – Все почти готово. И, кажется, ты говорил, что опаздываешь на встречу…

Джеймс смотрит на часы и тяжело вздыхает, возведя глаза к потолку, и тут же расплывается в коварной улыбке:

– Кстати, крошка. На вечер среды ничего не планируй. Мой отец хочет знать, что это за девушка, которая вскружила мне голову, – его заявление вводит меня в такой ступор, что я едва продолжаю стоять на ногах, придерживаясь за край кухонной столешницы.

Очевидно, мое внутреннее состояние отображается в виде маски ужаса на лице, и Джек, вскидывая брови, продолжает:

– Я хочу познакомить тебя с родителями, Кэн. Заочно они тебя, конечно, знают и помнят, но понятия не имеют, кто же моя загадочная девушка, которой я посвящаю все свое свободное время. Если это не произойдет, моя любопытная семья не даст мне жизни. Ты же не против? – упираясь ладонями в его грудь, я задумчиво кусаю губы.

Я не просто «не против». Я в ужасе. Я заигралась, и все это слишком далеко зашло… знакомство с родителями, это очень серьезный шаг. К тому же, я не могу быть уверена в том, что отцу Джеймса неизвестна правда обо мне. Хотя, с другой стороны, откуда он может знать? Черт, это все неважно. Мне и думать нельзя о знакомстве с семьей Грейсон.

Сердце колотится так, словно вот-вот проломает ребра, и я очень надеюсь на то, что Джек не слышит его бешеные удары, и не замечает дрожь моих пальцев и губ. Внутри кипит целая буря эмоций, которые снова и снова приходится сдерживать в себе, отыгрывая роль идеальной девушки, не взывающей подозрений.

– Я как-то не уверена, Джеймс… – растерянно тяну я, пытаясь придумать тысячу и одну отговорку, которая отсрочит мою казнь. Для начала, стоит рассказать Джеку правду о себе, но на это не так легко решиться… я готова к тому, что для него мое происхождение не будет иметь никакого значения. А вот к другому исходу и к потере своего покровителя я совсем не готова. Да и концы с концами я свожу только потому, что Джек во многом меня обеспечивает, а подаренные им подарки я сдаю в ломбард и комиссионные магазины.

Боже, с одной стороны это звучит отвратительно, но с другой стороны… в большинстве своем Элиты живут на ворованные деньги, а значит, я ничего не краду, или, по крайней мере, старюсь так думать.

– Ты просто боишься, и я тебя понимаю, Кэн. Мой отец будет разглядывать тебя со всех сторон, и задавать не самые удобные вопросы. Но я уверен, что ты им понравишься. Да и Мак, наконец, узнает о нас… все-таки он мой лучший друг, и порой расспрашивает о загадочной незнакомке, которая сделала меня таким рассеянным. Ну что скажешь, крошка? Согласна на семейный ужин? – Джеймс раздвигает губы в легкой улыбке, обнажающей белоснежные зубы. А у меня душа наизнанку выворачивается от одного только имени «Мак». Не знаю, как отреагирует Карлайл на то, что мы вместе… и даже странно, что он до сих пор не знает об этом. Может он благополучно забыл обо мне, а то заявление на похоронах опекуна было лишь минутным помутнением рассудка?

– Джеймс, но… – я неопределенно пожимаю плечами, отводя взгляд в сторону. – Это очень серьезно. Ты хоть одну девушку знакомил с родителями?

– Они знали ее с пеленок, – фыркает Джек, вспоминая о своей бывшей. «Светская львица» Бьянка, породистая сучка, для которой такие, как я, не более чем пыль под ногтями. Джеймс клялся, что расстался с ней незадолго до встречи со мной, но я почему-то все равно не испытывала ревности по этому поводу, и не видела в ней соперницу. Я вообще не склонна к тому, чтобы сравнивать себя с другими.

Руфус и мама… они всегда говорили мне, что я особенная. И, несмотря на то, что причин «особенности» они не называли, я свято верила в эту истину, превращаясь из забитого Бесправного и гадкого утенка, в лебедя, расправляющего крылья.

Кстати, это первая мечта в моем списке. Станцевать партию Одетты в выдающемся балете на музыку Чайковского, о котором благополучно забыли. Сегодняшние постановки в единственном театре далеки от тех, что я часами просматривала за закрытыми дверями библиотеки.

– А других серьезных отношений у меня не было, – уже спокойным и серьезным тоном произносит Грейсон, сосредоточенно глядя мне в глаза.

– Я хочу, чтобы ты знала, что ты для меня нечто большее, чем просто крышесносный секс и… черт, я не знаю, как произносить все эти романтичные речи. Просто, хочу, чтобы все знали, что ты – моя девушка, – тихо шепчет Джек, обдавая теплым дыханием мочку уха. Его руки по-собственнически сжимают мои бедра, и я выгибаюсь в руках Джеймса, соприкасаясь низом живота с его напряженным пахом. Чтоб его… его желание, и приятные слова подкупают, заставляя ледяную оболочку, покрывающую сердце, треснуть.