Пятая версия (Исчезнувшие сокровища. Поиск. Факты и предположения) - Иванов Юрий Николаевич - Страница 20

Пора теперь и нам поближе познакомиться с директором музея Альфредом Францем Фердинандом Роде, заглянем еще раз в его анкету, которую он заполнил 3 февраля сорок второго года по просьбе издательства «Рембрандт-Ферлаг-Берлин» в связи с предложением этому издательству своей рукописи «Юный Коринт». В ней Роде повествует об интереснейшем художнике Ловисе Коринте, кенигсбержце, создавшем множество своеобразных картин, в которых древний город предстает зрителям фантастическим и таинственным, как города, описанные в книгах Гофмана. Да он таким и был, этот город, поднявшийся множеством соборов, дворцов, фортов и замков на высоком берегу реки Прегель. В его каменных недрах были маленькие, с каменными фонтанами и каменными фигурами, уютные, стиснутые стенами старинных домов площади, были такие узенькие улочки, по которым можно было лишь ходить, а если и ездить, то лишь на велосипедах. Набережные Хундегатт, вдоль которых теснились старинные, фахверковой постройки склады, похожие один на другой и совершенно непохожие. На их стенах были каменные картины, изображающие диковинных заморских зверей, которых увидели в дальних странах моряки, парусные корабли, увлекаемые в морскую пучину гигантскими пупырчатыми спрутами, грудастых, с рыбьими хвостами сирен и медведей возле мешков с пшеницей. То была российская пшеница, столетиями доставляемая в Кенигсберг «из страны снегов и медведей». А вдоль набережных теснились парусные и паровые суда, на палубах работали, разгружая трюмы, люди с короткими прогорелыми трубками в крепко стиснутых зубах, моряки, только что прибывшие с кофе из Бразилии или с пшеницей и мануфактурой из российских, эстонских и латвийских портов…

Альфред Роде любил бродить здесь. У него тут было немало друзей среди рыбаков, привозящих рыбу с Балтики прямо к пирсам Хундегатта, и в особенности среди тех, кто ловил рыбу при помощи трала вблизи песчаных побережий узкой дюнной косы Курише-Нерунг. Дело в том, что иногда в тралы попадала не только рыба, но и куски янтаря. Завидя невысокого, подвижного человека в черных роговых очках, некоторые из рыбаков окликали его и добывали из пропахших рыбой кают обкатанные морем, теплые на ощупь золотистые слитки древней окаменевшей смолы. Роде не торговался, платил, что просили, собственно говоря, что торговаться, рыбаки знали цену этой смолы, не запрашивали свыше, но и не отдавали по цене низшей, чем стоили эти куски янтаря. И вот что еще знали они: больше всего этого человека интересовал янтарь прозрачный, ведь в нем можно было разглядеть то мушку, то букашку какую-нибудь, то листок или травинку. О, сколько замечательных тайн мог хранить в себе этот кусок янтаря! Однако какие еще сведения мы можем почерпнуть из личного дела Альфреда Роде, директора «дер Кунстзаммлунген дер штадт Кенигсберг», дела, заполненного им самолично и отправленного в Берлин, судя по штампу, 6 февраля сорок второго года? Итак, домашний адрес: «Кенигсберг, Беекштрассе, 1 телефон 328—2—28–66, родился в Гамбурге в 1892 году, немец, вероисповедание — евангелический лютеранин, родители: Франц Роде и Мария Роде, жена — Ильза Флин, дети — Лотти и Вольфганг, профессия: „кунстисторикен“, должность — директор музея, „йа“, „найн“, „найн“, „найн“, „йа“, „лейтенант резерва“, „в нацистской партии не состоял и не состоит“, сотрудничает с рядом газет и журналов, первая публикация в „Гамбургер Нахрихтен“ — „Нидерландские художники в Гамбурге“, за которую получено 750 рейхсмарок, книги: „Книга о янтаре“, „Янтарь в работах немецких мастеров“… „йа“, „йа“, „найн“, „найн“, „найн“… Хайль Гитлер, А. Роде, директор». Ах, как он любил янтарь, эти солнечные лучики, упавшие в «Остзее», застывшие тотчас и опустившиеся на дно золотистыми осколками!

…Во второй половине января 1942 года помещенная в двадцать семь ящиков Янтарная комната на трех грузовиках через «Ворота Альбрехта» въехала в Кенигсбергский замок. Комната попала именно в те руки, в какие она здесь, в Германии, и должна была попасть. Доктор Роде осунулся, похудел, кажется, даже его остроскулое лицо усохло, и поэтому очки казались слишком большими: две смежные комнаты, подготовленные для монтажа «Бернштайнциммер», объединенные в одну — «зал № 37», оказались по площади недостаточными для этих янтарных панелей, поэтому значительная часть панелей и янтарных украшений так и осталась в ящиках. А сколько пришлось заменить деревянных оснований панелей! А это значит — подготовка тщательно высушенного дерева, переклейка, перемонтирование янтаря, изготовление смоляных, янтарных, по старинным рецептам, клеев и специальной тончайшей серебряной фольги, которая подклеивалась под янтарь. И поиск янтаря именно особенного, нужного, определенного цвета — а в панелях янтарь был самых разнообразных оттенков, от прозрачного, светло-золотистого, до темного густо-малинового, коричневого; все ж эти парни из «Голубой дивизии» крепко поработали своими тесаками в гулком пустом зале Екатерининского дворца.

«Посылаю вам образцы янтаря, которые вам необходимо подобрать», — пишет Роде в Пальмникен, небольшой поселок на Земландском полуострове, где в глубочайшем карьере на берегу Балтийского моря в «голубой земле» обнаруживается и добывается янтарь. И сам едет туда. И не раз, не два. Ходит вдоль длинного конвейера, шлепает ботами по холодным лужам. Хлещет ледяная вода. Течет, течет широкая лента с голубой землей, мелькают в ней золотистые куски янтаря, мелькают тонкие, заледеневшие, с плохо сгибающимися пальцами детские руки, смутно белеют в полумраке сморщившиеся, белые от холода и недоедания несчастные детские личики. «Битте, киндер, битте…» — громко говорит Роде, в тоннеле, где промывается голубая земля, все грохочет, лязгает, плещет вода, скрежещут валки, по которым ползет бесконечная лента. И показывает детям кусочки янтаря: вот такого цвета, милые дети, йа, йа, вот такого цвета ему нужен «бернштайн». И тот, кто найдет янтарь такого цвета, получит лишнюю порцию похлебки. И айн цукер! Около тысячи детей, привезенных в Восточную Пруссию из-под Ленинграда, с Украины, из Белоруссии и России, жили в «киндерхаусе», бараках, построенных возле карьера. Восемь часов дети работали, выбирали своими заледенелыми пальчиками из голубой земли янтарь. Четыре часа их обучали немецкому языку. Детям были даны новые, немецкие имена. «Дубист Карл, а не Фиодор! — орал на русского мальчика могучий краснолицый „учитель“, ветеран первой мировой войны, побывавший в плену в России и изучивший там русский язык Ханс Кемпке. — Ферштеен, ди кляйне руссиш хундляйн?» Пустой рукав его куртки был засунут за пояс. В правой руке — трость. «Битте: „Ихь бин Карл! Ихь бин Карл!“».

Дети умирали от вечного холода и от вечного недоедания, от тоски по родному дому, папе, маме. И очень старались найти янтарь именно того цвета, какой нужен был вертлявому, в очках господину, время от времени приезжавшему из Кенигсберга. Счастливчика не обманывали, давали дополнительную порцию вареной капусты и отпускали в барак с работы на два часа раньше: старайтесь, дети, и вы будете достойно и честно отблагодарены!

Работа по монтированию Янтарной комнаты шла медленно. Но не только техническая сторона дела беспокоила доктора. Очень часто звонил гауляйтер, торопил. Очень часто в замок приезжал обер-бургомистр Кенигсберга господин доктор Вилль, осматривал янтарные изделия, хмурился, ходил по гулкому помещению, тяжко опираясь на трость. «Надо быстрее монтировать панели на стенах, господин Роде, быстрее, — говорил он перед уходом, — а не то уплывет это янтарное чудо в другие края». Да, не только технические сложности волновали Альфреда Роде. С того самого момента, как «Бернштайнциммер» прибыла в Кенигсберг, это янтарное чудо, оцененное в 20 миллионов рейхсмарок, будто магнитом тянуло к себе высокопоставленных партийных и государственных, невероятно влиятельных в Германии лиц! Без конца писал жалобы в штаб-квартиру фюрера Альфред Розенберг, у которого Кох сумел утащить Янтарную комнату буквально из-под самого носа. «Дорогой партайгеноссе Кох! — писал Розенберг имперскому комиссару Украины, гауляйтеру Восточной Пруссии. — Янтарная комната должна вернуться именно туда, откуда она была вывезена двести лет назад… Там, в Берлине, это янтарное чудо будет символизировать величие третьего рейха. Я говорил на этот счет с фюрером, и фюрер согласен. Поэтому я прошу вас…» — «Дорогой партайгеноссе Розенберг! — отвечал ему в Ригу Кох.