Хризантема (СИ) - "Dtxyj" - Страница 104

— Твой офис? — спросил Максим, присел на табурет, оглядывая некогда бывшую квартиру.

— Мой.

— Я заезжал к тебе домой, но тебя там не было. Приехал сюда, женщина сказала, что ты вышел, но вроде собирался вернуться. Решил подождать.

— Зачем?

Максим перестал рассматривать стены и потолок, глянул на него, и Тимур почувствовал, как пол уходит из-под ног. В ушах зашумело, в глазах потемнело, дыхание перехватило. Ну скажи то, что Тимур хочет услышать! Максим, ты ведь за этим приехал?

— Признаться тебе в любви.

Челюсть упала вниз, глаза выпали из орбит. Что, вот так, прям сразу и в самое сердце? Без всякого привью и подбора слов, без соплей и слюней, без мук и рассуждений на тему, что стать пидором — это не так просто, что богатый и есть фирма, что люди осудят, что двое мужиков не могу иметь семью, что трахать в жопу мужика — это не комильфо, что придётся брать в рот чужой член, что совесть мучает, что законы не писаны, а Земля круглая, травы мало, и Конец Света отменили… Вот так сразу и глядя честными глазами, в которых нет ни сомнений, ни страха, ни отчаяния? И в которых нет обвинения, лишь только твёрдость своих убеждений. И девятнадцать лет разлуки — это всего лишь десять дней отчаяния и мучительных рассуждений на тему, кому сделать первый шаг и стоит ли заморачиваться на ожидания?

— Ну, давай, — хрипло сказал Тимур и услышал, как голос дрогнул.

— Кх-м… — Максу стало неловко, но Тимур понял: не от того, что сейчас он будет признаваться в любви мужику, а потому что будет это делать. — Я. Люблю. Тебя.

Тимур кивнул. Надо ответить, но всё так банально и по-киношному, что слова застревали в горле. А может, всё дело в страхе? Шишков так ждал этого признания, так сильно хотел, а в итоге, когда всё свершилось, он стоит и молчит. Первый шаг всё же сделал Макс, а Тимур только хорохорился в своих рассуждениях и терзал мыслями и так уставший от последних событий рассудок. Вот он — шанс закончить муки и начать всё сначала. Но отчего-то жутко боязно. Кажется, скажи Тимур лишь слово, и всё это исчезнет, растает, как мираж, иллюзорная картинка, созданная программистом для очередного экшена.

— Хочешь гульчехры? — спросил Шишков. Что за чёрт?! Это самая настоящая трусость!

— Нет. Тебя хочу. А потом можно и Гульчитай.

— Гульчехра.

Ровно пять секунд молчания, а потом Волдин встал и сказал:

— Да какая, в жопу, разница! У тебя там кровать пустует.

Тимур поставил на стол контейнер, который всё это время держал в руках, и сказал:

— Тебя ждёт.

Максим рыкнул, схватил его за руку и, обойдя стол, поцеловал. Они целовались долго. Пока продвигались к постели, успели раздеть друг друга, правда, футболку Максим с Тимура так и не снял. Тот порывался её скинуть, но Волдин каждый раз останавливал его. Успели друг другу растрепать и так взъерошенные волосы, потереться, облапать, а потом завалиться на кровать. Та жалобно скрипнула, Максим сказал, что она доисторическая, но Тимур послал его к чёрту и притянул к себе, чтобы снова поцеловать. Затем попытался снять футболку опять, но Макс сказал:

— Не надо. Любимая футболка на любимом… Я завёлся.

Шишков хотел сказать, что он и так был уже заведённый, но не смог. Волдин поцеловал, раздвинул ноги, и дальше Тимур уже плохо соображал.

Делали всё, смачивая слюной, но потом о боли просто забыли. Страсть захватила с такой силой, что кружилась голова, и мир вращался со скоростью света, затмевая рассудок. Было слишком хорошо, чтобы посчитать это сном. Максим был необуздан, горяч и требователен. Он делал то, от чего Тимур превращался в кисель, стонал, хрипел и даже кричал. Макс брал в рот член, и Тимуру казалось, что это лучший минет в его жизни. Он больше ни о чём не думал, не мучился и не сомневался. Ожидание восполнилось новыми воспоминаниями, а надежда воплотилась в реальность.

Утром, когда забрезжил рассвет, Шишков проснулся и обнаружил себя на Максе. Волдин обнимал его рукой и похрапывал, лёжа на спине. Приподняв голову, Тимур сонно посмотрел на него, ущипнул за щёку, потом повернулся и свалился с кровати.

— Ты куда? — услышал он сдавленное.

— Упал, — буркнул Тимур, присаживаясь на полу и кривясь.

Он чувствовал себя так, как будто всё его тело — это бесформенный кусок тупой боли. Как-то непривычно и неправильно. Первое утро — оно обязано быть наполнено счастьем. По сути, внизу живота должны были порхать бабочки, в груди сердце разрываться от бешеного стука, душа петь, губы улыбаться… В общем, он должен имитировать ангела с арфой, а вместо этого валяется на полу и кряхтит от грёбаной боли!

— Иди ко мне, ещё рано.

— Да пошёл ты… Ты что, зверь?

— Понравилось? — с кровати свесилась светлая взъерошенная шевелюра. Шишков повернул голову и уставился в довольную рожу. Вот сразу видно: нормальная утренняя реакция человека, рядом с которым любимый. А у Тимура первые мысли о боли… Но, чёрт возьми, он будто в аду!

Несколько секунд Шишков рассматривал лицо Волдина, размышлял, а затем схватил Макса за волосы, притянул к себе и поцеловал. Тут же оторвавшись, покривился.

— Предлагаю почистить зубы и умыться.

— Ещё рано, — повторил Максим, сделал удушающий захват и потянул Тимура на кровать.

— Задушишь, — проворчал Тимур и высвободился, чтобы вместе с Волдиным завалиться обратно на пол. Максим упал смешно: ноги остались на кровати, жопа кверху, а морда — в линолеум. Шишков ударился башкой о тумбочку, застонал и тут же тихонько засмеялся. — Тебе сколько лет?

— Тридцать три, через несколько дней будет тридцать четыре. — Макс скатился на пол и пристроился рядом, обнимая и кладя голову на плечо Тимуру. Да, двадцать восьмого июля у Макса день рождения, Тимур всегда об этом помнил, и для него все девятнадцать лет эта дата была особенной. — Я все эти дни столько работал, почти не спал. Хотел поскорее расправиться с делами и приехать к тебе. Так мечтал тебя увидеть. Давай ещё немного поспим?

Тимур потёрся о его голову щекой, потом неуклюже повернулся к нему лицом, укусил за нос. Тут же почувствовал большие и горячие ладони на своей многострадальной заднице.

— Ну уж нет, этого мы сегодня делать не будем. И завтра тоже, — буркнул он, дёрнув бёдрами. — Ты мне всю дырку порвал своим хером и звериной дикостью.

— Тебе понравилось, — констатировал факт Макс, да таким довольным голосом, будто удав, сожравший пять кроликов. Шишков наконец почувствовал что-то сродни счастью, но упрямо сосредоточился на том, что болели поясница, спина, жопа, шея, уши, ноги и… многое другое.

— Пошли в душ, — Тимур зашевелился, поднимаясь с пола.

— Ладно. А потом, кстати, можно пожрать и Гюльчетай.

— Гульчехра.

— А потом снова тебя.

— Сказал же, сегодня табу. Сухой закон.

— Ну, минет же можно.

— Ладно… Минет можно, только без рук.

— Это как?

— Губами и языком.

— Какой ты у меня пошлый, однако…

— Значит, ты решил все дела? — спросил Тимур, когда они, позавтракав, сидели у открытого окна, курили и наблюдали за восходом солнца.

— Ага. Куй железо, пока горячо. Добил договоры на транспортировку зелени, заключил пару сделок с нужными покупателями. «Три нити» я отдал Аборину ещё на «Хризантеме», договорился с ним кое о чём, скрепили договор рукопожатием. Бобров, кстати, предложил Тане руку и сердце, но она пока отказалась, надела траур. Но, думаю, через полгода свадьбе быть! Осталась одна проблема — это Русакова. Она испарилась.

— Что с ней будет?

— Не знаю. Слух прошёл, что ею занялась Тёмная Династия. Может, убьют, может, заставят на себя работать. У неё сейчас денег куры не клюют. Старик пропал, и все его счета и компания пропали вместе с ним. По завещанию он всё оставил Аньке. К тому же ходит слушок, что ей принадлежит «Армада» — это тёмная лошадка в мире бизнеса. Если Анька не стала магнаткой и королевой какого-нибудь подпольного общества, то перерезать ей горло будет легко. Так или иначе, теперь это не наша головная боль. Нам вроде бояться нечего, но бережёного бог бережёт. Так что давай переезжай ко мне.