Либо ты, либо я (СИ) - "Lirva" - Страница 29

- Что, понравилось парня натягивать? – его гнилой рот расползается в презрительной усмешке, перекосив хищное лицо на одну сторону, и я еле сдерживаюсь от того, чтобы попрощаться со своим обедом. Какие же они все мерзкие.

- А если понравилось, то что? – я думал, холоднее, чем раньше, тона уже не бывает. Я жестоко ошибался. Вот он, всепоглощающий холод. Как молекула Льда-8, не меньше. Кажется, сейчас весь мир замёрзнет, и останутся кругом только лёд и морозный воздух.

- Чего?! – ошарашено визжит этот парень и отскакивает от Самойлова, а меня всего передёргивает. Пора вмешаться.

- Ты что несёшь, придурок? – хватаю его за предплечье и пытаюсь развернуть к себе, но он лишь едва-едва поворачивает в мою сторону голову и режет без ножа по щеке этим ледяным колючим взглядом. Понял, не дурак. Был бы дурак – не понял бы. Продолжаю стоять и молчать, пусть сам разбирается со своими «друзьями».

- Ты меня слышал, Калинин. Трахаю я девок, парней или собак, это тебя в любом случае не касается. Иди, куда шёл, и не вставай мне поперёк горла. Разговор мы поговорили, дело сделали, так что свали нахуй с глаз моих, - на последних словах в его голосе прорезаются отчётливые нотки усталости. Да он был бодр, как огурчик, несколько минут назад, когда вытанцовывал вокруг меня, как вокруг писаной торбы!

- Это не всё, Самойлов! Мы ещё поговорим с тобой! – гневно выкрикивает эта гиена себе через плечо, уходя вместе с пятью парнями из-за облюбованного этой шайкой угла. В его глазах – презрение и ехидство, в глазах других парней – неуверенность и страх. Страх перед Самойловым. Странно всё это. Поджидая меня возле Риткиного дома, они как-то смелее были, сейчас же пылу у них заметно поубавилось. Почему?

В себя я прихожу примерно через полминуты. Полминуты напряжённого молчания.

- Какого хрена, ты, придурок?! – в один прыжок подлетаю к Кириллу и толкаю его в грудь. Он трясёт головой, как будто стряхивая наваждение, и смотрит мне в глаза ошалелым взглядом. – Какого хрена, я тебя спрашиваю? Кого ты там натягивал, а?! – не знаю, откуда во мне вдруг взялось столько смелости и несдержанности, но все мои барьеры в один миг слетают, а внутри буря начинает хлестать через край. Замахнувшись сжатой в кулак рукой, бью Самойлова прямо по его холёному лицу, точно в скулу. Он отшатывается, начинает дышать глубже, поднимает на меня снова этот свой взгляд.

- Ты какого хуя творишь, куколка, блять? – шепчет он, а в шёпоте – возмущение напополам с недоумением, в нём буря, как и во мне самом.

- Это ты что творишь, идиот?! – кричу, что есть сил, со всей накопившейся во мне злостью ему в лицо и снова бью, на этот раз в грудь, чтобы выбить весь воздух, чтобы ему было больно. Больно так же, как было мне, когда я день за днём, раз за разом стоял тут, возле кирпичной стены, и терпел унижения и избиения. Пусть почувствует в полной мере, каково это – быть на моём месте.

Самойлов кидается на меня, как оголодавший зверь на добычу, бьёт в ответ, не жалея силы, со всей злостью, бьёт и по лицу, и в живот. Но на этот раз всё по-другому, на этот раз я отвечаю ему. Бью в ответ сильно, зло, отчаянно. Я мщу, мщу за все те годы, что терпел, за всё то время, когда хотел опустить руки. На мне были дом, работа, учёба, младшая сестра, я не шлялся по клубам, не провоцировал кого-либо в университете, не ввязывался в неприятности, но всё равно умудрился не угодить этим козлам. И чем! Ориентацией. Да кого она вообще волнует в университете? Здесь у всех свои дела, в конце концов! Но они отчего-то посчитали, что это их дело, что они имеют право считать себя лучше меня. Ублюдки, как я их всех ненавижу!

Силы заканчиваются так же неожиданно, как они появились. В один момент мой кулак просто мажет мимо лица этого недомерка, проехавшись костяшками пальцев по колючему льду, и я падаю лбом ему на грудь. К тому моменту мы уже успели упасть на землю и побарахтаться на ней, а я даже сумел парня оседлать и пару раз хорошенько врезать ему по бокам. Тяжело дышу, слыша такое же прерывистое и тяжёлое дыхание Кирилла. Хватаюсь негнущимися от холода пальцами за воротник его пальто, желая приподнять парня и напоследок хорошенько приложить затылком об землю, но меня останавливает смешок, раздавшийся рядом с ухом. Поднимаю удивлённый взгляд и вижу, что этот придурок недоделанный улыбается своими разбитыми губами и тихо смеётся. Всё лицо у него в крови, да и у меня, наверное, тоже.

- Ты мне нос разбил, конфетка, - через смех выдавливает он хриплым шёпотом, а я чувствую даже через плотную ткань куртки его ладони на моих лопатках. Он что, меня обнимает?

- А ты мне фингал поставил, и что? – дерзко спрашиваю, склоняясь над ним, чтобы угрожающим взглядом посмотреть в эти опостылевшие зелёные глаза.

- И ничего, - шепчет в ответ и, опустив взгляд с моих глаз куда-то вниз, тянется вперёд. Что?

POV Кирилл

- А ты мне фингал поставил, и что? – дерзит в ответ на мои слова котёнок. Смотрит так, будто сейчас сожрёт меня с потрохами. А я лежу и чувствую, как он тяжело дышит и как гулко бьётся в груди его сердце. Сколько же в нём злости и обиды на меня? Какая же я всё-таки сука. Тварь распоследняя. Обидел хорошего по сути человека ни за что, обижал три грёбаных года. В один момент я просто-напросто подумал, что вот сейчас он меня убьёт. Просто забьёт до смерти. А он нет – смотрит с вызовом в глаза и, как назло, наклоняется очень близко к моему лицу. Хочется… Хочется его поцеловать.

- И ничего, - не знаю, что я там пробубнил, но больше не даю себе ни секунды, чтобы одуматься. Просто тянусь к нему навстречу и целую. Если не дам себе воли сейчас, то потом зассыкую, уж я-то себя знаю. А поцелуй с ним, как и два предыдущих, выходит мягким и нежным, как в старые добрые школьные времена где-то в восьмом классе на первом свидании. И не верится, что он меня ненавидит. Хера-с два, он мой. А если нет, то будет моим. По крайней мере, так я думаю, пока наши губы ещё соприкасаются. Мягко, нежно, тепло, стыдно. Попадос…

========== глава 19 ==========

POV Максим

Я даже глаза закрыть не успеваю, как сразу чувствую прикосновение чего-то горячего и чуть влажного к своим губам. Их сминают сначала осторожно и даже как будто бы нежно, а затем чуть более настойчиво, и только благодаря этому напору я отмираю. Отталкиваю от себя сумасшедшего Самойлова и пялюсь на него во все глаза, пытаясь понять… Пытаясь понять что? Почему он поцеловал? Почему именно он и именно меня? Почему поцелуй, а не хук правой? Кажется, мне хочется слишком многого – осознать сразу весь смысл бытия. Кирилл только недовольно хмыкает в ответ на мои ладони, упёршиеся ему в грудь и не дающие вновь совершить это безумие. Вдруг наша поза стала казаться мне весьма двусмысленной: я сижу у него на бёдрах, практически вжимаясь своим пахом в его. Господи, дай мне сил…

- Конфетка… - зовёт он хрипло, заглядывая в мои глаза, но у меня нет желания его слушать. Со скоростью света я подскакиваю с его колен и убегаю прочь, как в жопу ужаленный. В голове бьётся только одна мысль: «Бежать!»

Когда я, наконец, останавливаюсь, то понимаю, что успел добежать до маленького парка, где с небольшого постамента приветливо (или не очень?) улыбался бюст Пушкина. Отсюда до дома, как до Китая босиком, но я даю себе пару минут отдышаться и выбираю верное направление.

Домой возвращаюсь замёрзший и злой, как чёрт. Соньку волновать совсем не хочется, но при моём внешнем виде это вряд ли возможно. Несмотря на то, что я умыл лицо снегом, смыв с него кровь, следы ссадин на коже остались, как и красноречивый фингал под глазом. Самойлов, сука, меткий.

- Максим, что опять случилось? С кем ты подрался? – тихо-тихо спрашивает сестра, вытирая руки о кухонное полотенце. Видно, готовит. А я тут заявляюсь, значит, в таком виде. Красный квадрат Малевича на лице и полный раздрай в мыслях. Объяснять что-либо сестре нет ни сил, ни желания.