Долгий путь домой (СИ) - Южная Влада - Страница 37

— Ох, спасибо звездам, ты здесь… — выдохнула я, сама не понимая, с чего меня вдруг так бросило в жар от облегчения.

Я прижала ладонь к двери, словно через нее таким образом могла докоснуться до Кая. Мне бы хотелось, чтобы сейчас он оказался рядом и обнял меня. Он всегда давал мне моральные силы, когда мои собственные истощались.

— Я отходил поговорить с лекарем, — заговорил Кай. — Ты должна меня послушать…

— Подожди. Мне тоже нужно кое-что сказать, — перебила я, — дети гостили у бабушки. Наверняка она уже больна. Пусть пошлют кого-то в то поселение. Эпидемию нужно остановить любой ценой.

— Хорошо, с этим я разберусь. Меня больше волнует твоя рана, белоснежка. Я не успел обработать ее. Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, — соврала я, глотая слезы, — я совсем забыла о ней, пока помогала детям. Ты знаешь, они все горят.

— Тебе нужно проверить, идет ли кровь, — заговорил Кай деловым тоном, будто специально не хотел давать мне повод раскиснуть от сочувствия. — Если идет, ее нужно остановить. Промой рану. Лекарь сказал, что у него есть банка с зеленой крышкой. Найди ее. Там мазь, которую надо нанести. Одной рукой будет неудобно, но ты справишься. Большим и средним пальцем соедини края раны, указательным нанеси мазь. Подожди, пока немного подсохнет и сдигайся дальше. Это продезинфицирует ткани и остановит кровотечение, если оно еще есть.

— Мне нужно что-то, чтобы сбивать температуру, — попросила я, — те ягоды, которые ты мне давал, когда я болела… помнишь?

— Помню. Про них я тоже спросил. Они должны быть в кладовой. Посмотри сушеные связки. Порция должна быть в два раза меньше, чем я давал тебе.

— Хорошо, — я кивала, хоть Кай и не мог меня видеть, — я все поняла. Я все сделаю.

Он помолчал.

— Если хоть что-то пойдет не так, белоснежка… только скажи, я вышибу эту дверь и вынесу тебя оттуда.

Я улыбнулась.

— Спасибо, Кай.

Банку с зеленой крышкой я отыскала без труда, ягоды — тоже. Поставила завариваться отвар, а сама отправилась в ванную. Включила свет только здесь, чтобы видеть себя. Со стоном боли стянула испачканную куртку. Плечо покрылось засохшей коркой, но еще слегка кровоточило. Я огляделась вокруг, отыскала полотенце, запихнула его конец в рот и стиснула зубами. Еще не хватало, чтобы мои невольные стоны напугали детей. Поглядывая в зеркало, промыла рану на лопатке, избегая поднимать глаза выше и смотреть себе в лицо. Я выполнила все точь-в-точь, как сказал Кай, словно это был нерушимый ритуал.

А когда вернулась к больным детям, обнаружила, что младший уже не дышит. Течение его болезни было острым и коротким. Он сгорел от жара, когда пузырьки едва появились на шее и груди. Я согнулась над его телом, засунув кулак в рот, чтобы сдержать спазмы, подкатившие к горлу.

— Миссу умер, да? — приподнял голову старший мальчик.

— Нет. Он спит, — коротко ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Ребенок поерзал на постели и, похоже, не поверил ни единому слову.

— Может… вы унесете его спать в другое место?

Я присела напротив него и привалилась спиной к стене. Слабость никуда не делась. Наоборот, голова кружилась без остановки. Притворяться больше не имело смысла.

— У меня нет сил, — призналась я, — нам всем придется остаться здесь.

11

К вечеру пошел снег. Он валил крупными хлопьями, а поднявшийся ветер закручивал их в белые вихри и горстями швырял в разные стороны.

Кай стоял спиной к дверям дома, где закрылась Дана с детьми, и смотрел прямо перед собой. Он даже не морщился, когда ледяные крошки вместе с очередным порывом стихии секли его по лицу, густо покрывали голову и плечи. Казалось, он сам превратился в снежное изваяние и навсегда застыл в одной позе: со слегка расставленными ногами и арбалетом в опущенной вниз руке.

В нескольких шагах перед ним, лицом к дому, стояли два протурбийца, оставленные советом для охраны всех входов и выходов из помещения. Тоже вооруженные арбалетами, с приказом стрелять, если кто-то попробует покинуть здание без особого на то разрешения, они то и дело переступали с ноги на ногу, морщились и отплевывались от снега и отряхивали свои меховые накидки.

На Кая мужчины смотрели с примесью недоверия и суеверного страха.

— Настоящий схур… стоит и не двигается… говорят, их ничто не берет… а может, так и замерз стоя?

Он слышал их перешептывания, но никак не реагировал.

Сквозь вой ветра почудились шаги, но из-за метели трудно было что-то разглядеть. Сначала Каю подумалось, что идут несколько человек, но из сумерек, освещая себе путь фонарем, выступил только молодой советник Игсу. Как и в прошлый раз, когда Кай застал его пристающим к девушке за углом дома, полы черной одежды протурбийца хлопали на ветру, придавая тому схожесть со зловещей птицей.

Короткими фразами Игсу поинтересовался у охраны, все ли было спокойно. Затем взгляд его желтых глаз переместился на Кая.

— Стоишь. Здесь… — заложив руки за спину, советник приблизился и по-кошачьи сощурился, разглядывая собеседника, — ночью станет еще холоднее. Ты замерзнешь и умрешь.

Кай продолжал смотреть перед собой и молчать.

— Знаешь, кого ты мне напоминаешь, уважаемый господин? — продолжил Игсу. Последние слова он выделил особой, полной ненависти, интонацией. — Серого кихута. Слышал о таком?

Так как никакой реакции не последовало, советник заметно разозлился.

— Маленькая невзрачная птичка, — начал он бросать слова в лицо Каю, в надежде добиться хоть каких-то эмоций в ответ. — Самец так самоотверженно сторожит гнездо, когда самка высиживает яйца. Он приносит ей еду и отгоняет хищников. Иногда ценой своей жизни. Но когда птенцы появляются на свет, самка убивает самца. Потому что он больше ей не нужен. Она улетает и никогда не возвращается на это место. — Игсу рассмеялся. — Подумай над этим, пока сторожишь гнездо.

Он выждал еще немного, затем фыркнул и отвернулся.

— Оставайтесь здесь. Чуть позже вас сменят, — приказал охране, поигрывая фонарем в руках.

Кай едва заметно выдохнул, борясь с желанием размазать советника по стенке, но в это время на месте Игсу появился правитель. Биру, закутанный в теплые одежды, в сопровождении двух охранников, наверняка оставался в тени и слышал весь разговор, но предпочел не вмешиваться. Он подошел, оглядел Кая и демонстративно вздохнул.

— Мой советник прав в одном. Сколько еще ты тут простоишь, мой друг?

— Сколько потребуется, — отозвался тот.

— Ну брось, — усмехнулся полукровка. — Ты серьезно собрался стоять здесь всю ночь? В такой холод?

Настал черед Кая усмехнуться.

— Это еще не холод.

— Да? — Биру вскинул бровь. Он выглядел заинтригованным. — Ты прав. Я мало что знаю о холоде. И о голоде. И о том, как любить одну-единственную женщину настолько, чтобы ночь напролет стоять у ее дверей. Только вот что, мой друг. Я знаю, что людям нужно отдыхать точно так же, как и протурбийцам.

— Я не уйду, пока они здесь, — кивком головы Кай указал в сторону протурбийцев, оставленных по приказу совета.

Лицо Биру смягчилось пониманием.

— Давай сделаем вот как, — жестом он подозвал свою охрану и приказал им занять место у дверей по обе стороны от Кая, — мои люди подежурят здесь вместо тебя. Совет беспокоится, чтобы никто не выпустил больных из дома. Я прикажу, чтобы мои люди не разрешали никому их тревожить. — Полукровка посмотрел на своих подданных. — Приказ понятен?

— Да, правитель, — покорно отозвался один из мужчин.

Кай переступил с ноги на ногу.

— Она может позвать меня…

— Тогда мне сразу же доложат, — Биру отступил в сторону и сделал приглашающий жест. — Пойдем. Нам надо обсудить то, что ты сказал мне днем. Больше нельзя откладывать.

Кай с неохотой сделал шаг. От долгого нахождения в одной позе мышцы затекли и колени едва не подогнулись, но он сумел заставить себя идти ровно. Уступить правителю пришлось не потому, что Кай устал ждать у дверей. Он не шутил, когда собирался стоять, сколько потребуется. Но Дана просила его уладить дела с Биру, а сейчас, похоже, настал самый подходящий момент.