Глаза, чтобы плакать - Дар Фредерик - Страница 16
- Предыдущая
- 16/26
- Следующая
Но однажды вечером, возвращаясь домой, я все-таки решился.
– Мов, теперь я абсолютно уверен, что хочу, чтобы ты была моей женой.
– Я тоже, Морис.
– Мы созданы друг для друга.
– Я это знаю.
– Рядом с тобой я чувствую себя совершенно счастливым.
– Я тоже.
– Если нас разлучат, я... я умру!
– Я умру вместе с тобой, Морис!
– Итак, пора сказать об этом Люсии!
Она задумалась. Я в напряжении смотрел на ее прекрасные, с тонкими длинными пальцами руки пианистки, сжимавшие руль.
– Да, ты прав, пора.
– Когда?
– По возвращении.
Всю дорогу мы не проронили ни звука: принятое решение ужасало своей неотвратимостью, но никто из нас не мог бы признаться в этом. Мне даже кажется, что мы оба тайно надеялись, что Люсии не окажется дома. Но наши надежды не оправдались.
Феликс предупредил нас, что "мадам" работает в своем кабинете и просила ее не беспокоить. Решив, что этот запрет на нас не распространяется, мы направились в небольшую комнату, служившую ей кабинетом. Его стены были сплошь увешаны фотографиями знаменитых людей с лестными посвящениями мадам Меррер. Люсия едва обратила внимание на наше появление. Она установила у себя кинопроектор и была погружена в просмотр киноленты. Рядом со столом стояли корзины, куда складывалась просмотренная пленка. Совсем как в настоящей лаборатории. Кабинет освещался одной маленькой лампочкой, висевшей в противоположном углу от двери. Люсия водрузила на нос большие квадратные очки в золотой оправе, делавшие ее похожей на американскую учительницу. Заметив нас, она поспешила снять их и выключила аппарат.
– А, это вы, дети! А я гадала, куда это вы запропастились...
Естественно, ничего подобного она не думала, так как голова ее целиком была занята фильмом.
– Мы ездили на прогулку за город.
– Что вы говорите! – восторженным тоном воскликнула актриса. По всему было видно, что ей глубоко наплевать, вернулись мы из пригорода или из Гватемалы. Таким же восторженным тоном она позвала меня:
– Иди-ка сюда, Морис, – она встала, чтобы уступить мне место перед стеклянным экраном размером с почтовую открытку. – Посмотри-ка эпизод с убийством.
Актриса включила аппарат. Звук был отвратительным, но сама сцена оказалась настолько захватывающей, что мне перестали мешать даже микроскопические размеры экрана.
Героиня Люсии находилась в огромной гостиной. Каминный огонь отбрасывал танцующие блики на потолок. Люсия прошла к камину. Я располагался в кресле, где просидел весь вечер. Она не заметила меня. Я медленно поднялся с перекошенным от напряжения лицом, достал револьвер из кармана и направил ей в затылок. Мы оба были показаны анфас: она очень крупным планом, я – несколько сзади, с наставленным на женщину оружием. Зритель мог видеть одновременно наши лица и следить за их выражением. Несколько секунд длился момент высшего напряжения. Эту сцену можно было считать несомненной режиссерской удачей Люсии. План, который дорогого стоит, как говорят киношники.
Глядя на экран, я забыл, что это всего лишь фильм, выдуманная история, которая закончится, как только в зале зажжется свет. Мои чувства были настолько созвучны происходившему на экране, что я на мгновение решил, что галлюцинирую. Едва эпизод закончился, Люсия включила свет.
– Фантастика, не правда ли?
– Да.
– Ты ведь видел мое лицо, когда я почувствовала твое присутствие и поняла, что...
Разумеется, я не видел ее лица, я смотрел только на свое собственное, ведь мы, актеры, ужасные эгоцентристы. Нас интересует лишь собственная игра и то место, которое мы занимаем на экране.
– Да, вы просто уникальны, Люсия.
– Ты тоже ничего, мой мальчик. Думаю, у нас будет прекрасный показ. В "Колизее-Мориво", например. Мы отлично находим общий язык с публикой, посещающей эти залы...
Мов кашлянула. Фильм перестал для меня существовать. Я вспомнил, что мы пришли вовсе не для того, чтобы смаковать гениальные куски из нашего творения.
– Люсия, мы должны вам что-то сказать.
Она с изумлением поочередно бросила на нас взгляд, переспросив:
– Вы?
– Да, Мов и я.
Чтобы скрыть удивление, граничащее с беспокойством, актриса использовала свой излюбленный прием: хохотнула, изображая наигранную веселость.
– Хорошо. Я... слушаю вас.
Я бросил отчаянный взгляд на Мов. Мне казалось, что будет лучше, если она возьмет инициативу в свои руки, так как ее положение было прочнее со всех точек зрения.
– Мама...
Люсию передернуло. Она нахмурилась и открыла было негодующе рот, но, увидев мое решительное лицо, поняла, что я знаю истину, и решила промолчать.
– Мама, Морис и я любим друг друга и пришли просить у тебя разрешения на нашу женитьбу.
Ух, слава Богу, дело было сделано! Мов говорила степенно, не отводя глаз, вместе с тем без излишней бравады, то есть именно так, как должна была говорить послушная дочь в менее сложной ситуации. Я боялся, что Люсия закатит одну из своих коронных истерик, которые она разыгрывала как пьесу из трех актов. Но она ограничилась своим излюбленным смешком.
– Вам, жениться? Но, дети мои, вы бредите! В вашем возрасте!
– В конце года мне исполнится восемнадцать, мама!
Упоминание о возрасте Мов ранило самолюбие Люсии.
– Я знаю, Мов...
– Все, что я могу в этой жизни, – это попытаться сделать счастливым мужчину.
Люсия покачала головой, затем посмотрела на меня. В ее глазах я не прочел ничего, кроме материнской заботы, и решил, что мы выиграли. Признаюсь, я был уверен, что в это мгновение Люсия перечеркнула наше совместное прошлое. Во всяком случае, я очень на это надеялся.
– А ты, Морис, что об этом думаешь?
– Я люблю Мов, Люсия, и искренне верю, что мы будем счастливы!
Люсия махнула рукой, словно отгоняя мух...
– Ну что ж, увидим. Нет необходимости в спешке, вы согласны со мной?
Мов обняла мать за плечи и, глядя ей прямо в глаза, прошептала:
– Действительно, мама, нет никакой необходимости торопиться. Главное, у нас есть твое согласие...
Сделав над собой видимое усилие, Мов сухо поцеловала Люсию в лоб и вышла. Я знал, что она это сделала нарочно, чтобы дать нам возможность объясниться наедине. Но она ошиблась. Люсия вновь нацепила свои очки.
– Морис, – тихо сказала она. – Я думаю, о таких серьезных вещах нужно говорить на свежую голову в спокойном месте. Жди меня в твоей комнате на улице Обсерватуар.
– В моей комнате?
– Да. Там мы сможем спокойно все обсудить. Отправляйся туда немедленно. Мне нужно кое-что доделать, и я к тебе присоединюсь.
Я взял такси до бульвара Монпарнас и уехал, не повидав Мов.
4
От этого внезапно назначенного мне свидания я не ждал ничего хорошего. Чем больше я об этом думал, тем больше меня смущало олимпийское спокойствие Люсии. Она восприняла новость не вздрогнув. Я не мог не восхищаться ее самообладанием, но оно казалось мне неестественным, я всерьез опасался последующего взрыва.
Люсия приехала через несколько минут после меня, одетая кое-как, даже не найдя нужным поправить макияж, и показалась мне усталой и постаревшей. С бьющимся сердцем я открыл дверь, заслышав ее шаги на лестнице, слегка посторонился, пропуская ее в комнату, и стал украдкой наблюдать за ней.
Актриса ласково улыбнулась.
– О, как же это все-таки высоко, – выдохнула она и в изнеможении рухнула на кровать. Грудь Люсии учащенно вздымалась.
Прислонившись спиной к двери, я настороженно смотрел на нее, не представляя, какую тактику ведения боя она изберет. Переведя дыхание, Люсия сладострастно потянулась.
– Слушай, муженек, давненько мы не были здесь вдвоем, не правда ли?
Я ничего не ответил.
– Только здесь я понимаю, как мне не доставало этого убежища в последние дни. Вот уж действительно: работаешь, работаешь и забываешь об истинных радостях этого мира...
- Предыдущая
- 16/26
- Следующая