ПЯТЬ НОЧЕЙ (СИ) - Куламбаев Серик Алтайевич "Серик Куламбаев" - Страница 29

Как ржавый железный дровосек, изгнанный из волшебной страны, стал пробираться на кухню сквозь чащу срубленной мебели. Спасительный аспирин обнадёживающе зашипел в стакане воды. Бросил ещё пару таблеток. С трудом проглотил помутневшую жидкость и ринулся в спальню. Зарылся с головой в сугроб одеял и подушек, стал призывать потепление. Понемногу согрелся. Сразу захотелось курить.

Клик телефона в кармане брюк известил о получении эсэмэски. Если от Киры, один чёрт я уже всё знаю. Но всё-таки достал сообщение. Очередной застройщик объявлял о катастрофическом обвале цен. Макара на вас нет, придурки. Пора ему, действительно, позвонить, раскаяться в собственной глупости.

«Вызываемый абонент недоступен…». Да нет!

Да. «Вызываемый абонент недоступен…».

Набрал номер Киры. «Вызываемый абонент недоступен…».

Жесточайшая явственность произошедшего вызвала истерический хохот, судорожные конвульсии, пока наконец потолок не поплыл, и я вырубился. Последняя ночь

Пришёл в себя, когда за окном уже темнело. Полное опустошение, никаких эмоций, никаких желаний, курить и то не хочется. Посмотрел на часы – девять вечера. Проспал целый день. Теперь всю ночь в депресняке бродить. Жизнь – бесконечная помойка. Моя квартира уж точно.

Пару часов понадобилось, чтобы навести хоть какое-то подобие порядка, отмыться и снова взгромоздиться на кровать. Мысли остановились, угрюмо избегая прошедших событий. Включил телевизор, таращился в говорящий экран, не понимая ни слова. Надо себя растормошить, а то сдохнешь и сам не поймёшь. А может быть, уже сдох? Не-е-ет. В испуге замотал головой и побежал заваривать кофе. Какая всё-таки человек жизнеохотливая скотина! Всё цепляется и цепляется даже за никчёмную жизнь.

Горячий кофеин заставил колотиться сердце и снова перелистать пролетевшие дни, как учительница заставляет нерадивого школьника повторить невыученный урок.

Кира. Жалко ли мне было денег? Наверное, нет. Их я успел оплакать ещё до того, как расстался с ними. Обида? Развели как последнего лоха? Есть, конечно. Но как очаровательно сыграно! Можно сказать, что жертва испытывала предсмертный оргазм. Поистине добродетельно. Много бы отдал, чтобы со стороны понаблюдать за этой трагикомедией. Но и это не суть. Какое-то чудовищно тягостное понимание, что мир стал другим и серые краски будут неизменно присутствовать даже в восходе солнца; что искренний порыв, на который оставалась ещё способна высохшая душа, разбился о расчётливое бездушие.

Что толку ковыряться в прошлом. Страницы не перепишешь. А будущее уже закончилось.

Я снова уснул. На этот раз пришли сны. Вязкие, тяжёлые. Как будто сумрачным мыслям уже тесно в реальном мире, и зловеще торжествующий разум в мстительном угаре перешагнул невидимую грань бытия, преследуя разгромленные чувства.

Проснулся от телефонного звонка. Долго не мог сообразить, в каком мире я нахожусь. Всё перепуталось: день и ночь, явь и сон – кругом темнота. Время – два ночи, а телефон трезвонит без умолку. Неизвестный номер. Кому я ещё мог понадобиться?

– Алё.

– Это Макар.

Вспышка ярости обожгла меня.

– Ты куда, на хер, пропал? – заорал я в трубку.

– Не кипятись, – устало ответил Макар, – раньше не мог. Целый день с ментами. Да и не знал, как сказать.

– Что случилось?

– Мы с Кирой попали в аварию. Она в реанимации.

Я сжал трубу, как спасательный трос, который вот-вот оборвётся. Стало трудно дышать. Ловя ртом воздух, слушал голос Макара.

– У Киры мать больна тяжело. Рак. Заболела, когда ещё Кира была парализована. Сначала молчала, а потом сказала дочери, потому что выхода не было. Кира думает, что это из-за неё, себя винит. Она и на ноги встала после этого. Все накопления и заработки матери ушли на лечение Киры. На себя денег уже не было. Набрали кредитов, продали машину, квартиру в центре, купили домишко в пригороде. Кира училась, подрабатывала, где могла. Перебивались. А весной у матери обострение. Кира тогда и пошла в клуб стриптизёршей.

Когда ты ей дал деньги, она уволилась с работы, промучилась остаток ночи, а утром поехала к знакомому контрабандисту и купила на все деньги несколько флакончиков жутко дорогого израильского лекарства. Можно сказать, что автомобиль среднего класса уместился в женскую косметичку. А потом позвонила мне и попросила отвезти её к матери.

Я только к вечеру освободился, и мы поехали. Кира то плакала, то смеялась, про мать рассказывала и всё просила, чтобы я тебя уговорил на неё не сердиться. Мол, доброе ты дело сделал. Потом уснула. Я даже обрадовался: дождь идёт, дорога мокрая, а она в ухо тарахтит. Расслабился, наверное, тут на дорогу этот пацан и выскочил. Я по тормозам, выкрутил руль, с дороги вынесло, машина на бок, несёт по мокрой траве. Там пенёк был. Мы в него сначала вмазались, а потом ещё в дерево.

У меня рука сломана и рёбра помяты, а на Киру весь удар пришёлся. Я её еле из машины вытащил, донёс до дороги. Пацан сбежал, телефон не ловит, дорога пустая. Наконец какая-то шоха появилась. Я тормознул, чуть под колёса сам не лёг. Там дед перепуганный. Уложили Киру на заднее сиденье и погнали в райбольницу. Поставил там всех на уши. Киру сразу в операционную, меня в гипс. Короче, приезжай. Я тебе адрес и метку сейчас на вацап скину.

Макар отключился. Я разжал онемевшие пальцы, резко вскочил – голова закружилась, чуть не шлёпнулся. Спрессованный клубок событий и паранойи оглушил сознание. То, что я похоронил внутри себя, ещё боролось за свою жизнь. Так же, как и несчастная девушка. Её душа бродила между мирами.

Переведя дух, собрался с мыслями. Время третий час. Надо вызывать такси и сообщить Дарье, что завтра на работу прийти не смогу. Звонить поздно, отправил эсэмэску. Дарья перезвонила через секунду:

– Что случилось?

– Макар с Кирой на трассе в аварию попали. Сейчас в районной больнице. Поеду к ним.

Короткая пауза и ровный, безапелляционный тон.

– Буду через полчаса.

***

Дорога. Под нахрапистый рёв мотора свет неоновых фар раздвигает бесконечно глубокий занавес темноты. Тем же маршрутом, сквозь ту же вязкую стену дождя, на той же безрассудной скорости и, возможно, с тем же печальным концом. Да и чёрт с ним. Уже нет никакого желания цепляться за здравомыслие. Но какая-то сила словно сопровождает нас. Автомобиль стукается о края невидимого тоннеля, визжит от боли и, яростно взревев, снова бросается на тьму.

Где-то там, в самом её сердце ждут нас наши друзья. Судьба связывает людей по собственной прихоти, независимо от их мещанских или высоконравственных предпочтений. И идут они в связке, как альпинисты по гребню: сорвётся один – борются за жизнь все; обрежешь верёвку – дальше иди один.

Мы без конца слышим: люди хуже животных, не заботятся о своём потомстве, убивают ради забавы, придумывают всё более изощренные пытки. Но тогда почему в миг, когда водитель отчётливо видит перед собой приближающуюся смерть пусть даже самого никчёмного человечка, он неосознанно спасает его жизнь, но взамен – ставит на край пропасти свою и своих близких. И неважно, новичок за рулём или профи, верующий или атеист, – абсолютное большинство в этот момент отдают себя на милость Господа или судьбы, выворачивая руль. Почему отключается инстинкт самосохранения, самый главный инстинкт всех живущих на земле тварей? Можете назвать хоть одно животное, способное на такое? Я – нет.

***

У входа в больницу курил Макар. Рука в гипсе, под глазами круги. Подскочившая Дарья ощупала, оглядела.

– Напугал, зараза! – выдохнула она, – только выйди из больницы, я тебе сама руки-ноги переломаю.

– Да ладно тебе, – скривил улыбку Макар, – всё равно без меня жить не можешь.

– Хорош трепаться, – прервал я их традиционные разборки. – Как Кира?

– Пришла в себя. Врачи говорят, теперь выкарабкается.

Я выдохнул и закрыл глаза. Как хорошо, что самое страшное уже позади! Выкарабкаемся.

– Она о матери спрашивала, – добавил Макар.

– Ну, так давай звонить.