ПЯТЬ НОЧЕЙ (СИ) - Куламбаев Серик Алтайевич "Серик Куламбаев" - Страница 14

– У нее сейчас денег нет, – попытался вывернуться я.

– Так ты ей займи.

– Так она не отдаст.

– Найдёшь, как отобрать. Квартиру отсудишь.

– Да жалко же…

– Ты, шизофреник¹⁹! Снова добродетеля включил. Верни обратно негодяя и подлеца. Пил, ел, пользовался. Страдалец! Теперь деньги забери.

Я, как нашкодивший щенок, поднял на хозяйку умоляющий взгляд и, не найдя прощения, уныло кивнул мордой.

***

Как мы такими стали?

Юношеский максимализм, незашоренный взгляд, жажда журналистских расследований – багаж, с которым врываются в редакции выпускники журфака. Сделать имя родители не помогут, а пробиться на первую полосу или опубликовать свой претензионный манифест сравнимо разве что с восхождением на Эверест.

Они карабкаются на вершину, пытаясь поразить читателя симбиозом реальности и воображения. Обрушивают громоздкую аналитику, сносят унылую логику, превозносят Желания, освобождая комплексы из-под опеки морали.

К черту старпёров, время стартаперов!

Но мудрость не сдаётся. Навороченные программы, типа Big data, приводят их к общему знаменателю, составляют каталоги психотипов, и вот уже к твоим потаённым Желаниям обращаются изготовители этих самых желаний.

И, кажется, это всё: душа обретает материальную форму, массу, стоимость, точку кипения и продается в интернет-магазине за такую же обезличенную валюту. Но снова находится какой-нибудь душевнобольной Данте и картинами оживающего ада перетряхивает очерствевшие души.

Ну а здоровый филолог тем временем, проехав по первым полосам, заслужив некоторое признание, располагается поудобней в протёртом кресле издательского кабинета, наклеивает имя на входной двери и держится за ничтожную зарплату.

***

Дальше всё как в тумане. Кого-то таскали за уши, кого-то колотили сокамерники, а по окончании этого драмкружка меня смыло в коридор потоком выносимой мебели. Я прошёл в кабинет, плюхнулся в кресло, разбудил монитор, попытался высадить головой окно Windows. Хрен там. Швырнул пачку бумаг в окно кабинета. Она зашелестела, подхваченная живым ветром, и, трепеща, унеслась в его жадных объятиях.

Потёр виски, подошёл к окну, выглянул – ни ветра, ни бумаг. Ничего не понимаю. Закурил, наблюдая за спокойствием протекающего под окном асфальта.

– Третий этаж, – раздался за спиной Дарьин голос.

Я не обернулся, позволяя равнодушию спины продемонстрировать моё самообладание.

– А ты знаешь, что муж бабы Ани был генералом?

– Шутишь? – спиной переспросил я.

– Ага. Обхохочешься.

Я обернулся. Дарья стояла в проёме двери, облокотившись на косяк, со сложенными на груди руками. Такая вся снисходительная, претензионная – типа генеральская внучка.

– Баба Аня, уборщица-генеральша?!

– Вдова, – Дарья задумалась на несколько секунд. – Дед умер, когда я была совсем маленькой, и жили мы вдвоём с бабушкой. Генеральская пенсия позволяла нам не бедствовать. Уроки музыки, репетиторы, театры, выставки. Но после «чёрного вторника» прежняя жизнь рухнула. Помню, после очередной моей истерики о гетрах в цветную полосочку бабка посадила меня на колени, а я уже та кобыла была, вытерла мне слёзы и сказала: всё, деточка, как прежде уже не будет. Теперь будем жить по-новому. И от старой жизни остались только зарядка да овсяная каша по утрам. Какое-то время бабка продавала вещи, только деньги теряли свою стоимость быстрей, чем она успевала дойти до магазина. А потом мы просто скатились в нищету. Баба Аня, растоптав свою гордость, пошла работать уборщицей, а я дала себе слово вырваться из этой убогости и никогда туда не возвращаться. Чего бы мне это ни стоило. А ты, дурень, никак не хочешь оставить свои скелеты в прошлом и начать жить по-новому.

Дарья прошла в комнату, уселась на подоконник, через плечо глянула за окно.

– С такой высоты только плевок разобьётся, – резюмировала свои наблюдения.

Я расслабился, тоже подошёл к окну, плюнул. Дарья высунулась из окна. Я непроизвольно вцепился в талию и потянул на себя. Она обернулась, и озорное недоумение мелькнуло в прищуренных глазах.

– Третий этаж, – буркнул я. – Конечная. Выход, прощанье, поцелуи, объятья.

Боже, что за пургу я несу.

– А почему прощанье? – с деланой обидой спросила Дашка.

И тут же прыснула заразительным хохотом, увлекая и меня в круговорот её непредсказуемых эмоций. Мы хохотали, сгибаясь, судорожно глотая воздух, лупили по подоконнику, старались остановиться, но только сильней заходились в припадке истерического веселья. По лицу Дарьи катились слёзы, слетали на пол, и я, подхватив одну, спрятал во внутренний карман.

– Теперь у меня есть твои хромосомы.

Бестолковая кража развеселила нас ещё больше, и мы уже всхлипывали, тужась собрать простейшие фразы, рассыпающиеся в новом приступе хохота. Наконец Дарья Сергеевна обрела себя. Спрыгнула с подоконника, стянула со стола салфетки, высморкалась, удалила следы буйных красок, размазанных по лицу, и прошла к выходу. Открыв дверь, обернулась.

– А насчет «Сломанных» не переживай. Мокин за неё письменное поручительство дал. А у него и квартира, и машина, и дача. Так что заплатят.

Глянула на часы и уже шагнула в коридор, но мой оклик остановил её.

– Дарья… Сергеевна. Я хотел сегодня пораньше уйти.

– Что-то случилось?

– Да нет. Ничего серьёзного.

Она быстро подошла ко мне, слегка коснулась плеча и насмешливо протянула:

– Да ты никак влюбился?

От неожиданности я вздрогнул и принялся невнятно жестикулировать.

– В эту, что ли?..

– Да ты что! Нет, конечно!

Дарья облегчённо качнула головой.

– А то я испугалась, не поехала ли у тебя крыша.

– Нормально у меня всё с крышей. И деньги я сам у этой старухи вытрясу, не беспокойся.

– Да не кипятись ты. И кто же она?

– Да я даже и не пойму суть отношений, – неуверенно пожал плечами.

– И? – настаивала Дарья. – Как зовут? Где работает? Как познакомились?

– Кира. В стриптизе работает. Были там с Макаром и познакомились.

Дарья язвительно прищурилась, и я пожалел о своей минутной слабости.

– Да ладно. Не парься, – она улыбнулась и заботливо поправила воротник моей рубашки. – Только смотри, чтобы не обобрала тебя эта девица. А Макару привет!

– Она не такая.

– Они все не такие, – с грустью улыбнулась Дарья.

И вспомнив о ворохе неотложных дел, скрылась за дверью.

– Она не такая! – повторил я, убеждая самого себя.

Развернулся к окну, закурил. А если такая? То что? Да и пошло тогда всё на хер. В сердцах швырнул недокуренную сигарету в окно, опомнился, кинулся вслед за ней и врезался в подоконник. Улетела. Да и ты тоже – на хер. Исступлённо пересёк комнату, резко распахнул дверь, выпрямился, словно бросал вызов поджидающей неизвестности. Засомневался. Осторожно выглянул в коридор. Всё как обычно. Аккуратно, не звякая ключами, запер кабинет и, стараясь не угодить в невидимые лабиринты судьбы, выскользнул на улицу.

Интервью

Такая? Не такая?

Мысль, засевшая в голове, отключает слух и зрение, и ты слепо движешься по улице сквозь толпу таких же мыслителей к собственным зыбким грёзам. Их проступающие через ряд событий черты кажутся естественными, как очередная остановка трамвая желаний. Но в голове снова путаница, логика рассыпается на множество подтасованных фактов, и ты уже не уверен – твой ли это трамвай.

Прилипшие сомнения я выгуливал до самого вечера. Пытался избавиться от них в магазинах, заесть острой пиццей, столкнуть под автобус и, отчаявшись, притащил домой. Отыскал в ноутбуке «Интервью со стриптизёршей», записанное несколько лет назад в отместку задолбавшим «… домохозяйкам». Типа, а НАШИ девушки живут по-другому!

Может быть, это интервью внесёт хоть какую-то ясность в мои отношения с Кирой. Надо сказать, что посещение стриптиз-клубов вошло у меня в привычку именно с той беседы. Не регулярно, так никаких денег не хватит. Но когда случалось, что они есть, я без особого сожаления расставался с ними, подтверждая на практике строчки неопубликованного интервью.