Человек с улицы - Дар Фредерик - Страница 15

• Предыдущая
• 15/23
• Следующая

– Ты сказал мне, что Массэ вышел из машины и не мог решиться, переходить дорогу или нет?

Перед моими глазами снова встала эта сцена: Массэ, прислонившись к дверце машины, колеблется, затем – взгляд на меня, и в самый последний момент – бросок на дорогу.

Я еще успел подумать: будто он вырывается из чьих-то объятий. Салли нашла разгадку: когда с ним случилось несчастье, он был не один.

– Кто-нибудь сидел в машине?

– Не заметил. Я видел только...

– А потом ты не догадался заглянуть в машину?

– По правде говоря, Салли, никто не обратил внимания на "мерседес", даже полиция. Они не знали, что Массэ вышел именно из этой машины.

– Таким образом, если кто-то находился в машине, у него было полно времени, чтобы вылезти из нее и незаметно смешаться с толпой?

– Абсолютно верно. Но у меня есть еще одна гипотеза.

– Давай выкладывай!

– Массэ был один, но он следил за кем-то, кто стоял на другой стороне улицы.

– Я бы не назвала это новой гипотезой, – заартачилась Салли. – Это всего лишь вариант моих размышлений.

– Ладно, – я не стал затевать спор. – Давай рассмотрим другую возможность: кто-то шел по пятам Массэ, и, чтобы избавиться от своих преследователей, он "добровольно" бросился под мою машину.

– Объясни...

– Представь, что за ним охотились, и по неизвестной нам причине он не мог обратиться в полицию... Понимаешь?

– Продолжай!

– Если бы ты видела его глаза, Салли! Этот человек переживал какую-то драму, клянусь тебе! Чем больше я над этим думаю, тем больше...

– Продолжай, Вилли!

– Хорошо. За ним гонятся, он хочет избавиться от преследователей, но не может искать защиты у полицейских. Что же он решает делать? Он хочет попасть в автокатастрофу, чтобы его отвезли в больницу!

– Ты так считаешь?

– Я ехал медленно, очень медленно. Я не мог его смертельно ранить! Несчастье не в том, что я сбил его, а в том, что он ударился головой о бордюрный камень. Вот в чем суть, Салли. Он не хотел умирать, он лишь хотел, чтобы на него наехали и он мог бы сыграть роль раненого. Тогда бы его отвезли в больницу, где он чувствовал бы себя в безопасности! Теперь я понимаю его колебания, его взгляд... Да, я все понял, Салли. Все понятно!

Меня охватила ярость. Враги Массэ вызвали во мне настоящее бешенство: им мало было того, что они послужили причиной его смерти, теперь они преследуют его жену!

Салли была права: есть люди, которым горе не к лицу, Люсьенн Массэ принадлежала к их породе.

Я принялся расхаживать по гостиной. Салли молча следила за мной. Потом я схватил со стола фуражку.

– Что ты собираешься делать, Вилли?

– Я возвращаюсь туда.

– Куда "туда"?

– На ту улицу. Хочу взглянуть, стоит ли там его машина. А потом я отправлюсь в полицейский комиссариат. Инспектор, записывавший мои показания, дежурит сегодня всю ночь. Я слышал, как он говорил об этом своим коллегам.

– А что ты ему скажешь?

– Все. Разве я не прав?

– Прав, Вилли. Это самое разумное.

– Тебе не страшно будет наедине с ней?

– Не слишком, – тихо проговорила она без особой уверенности.

Я протянул ей револьвер с перламутровой ручкой, принадлежавший Люсьенн Массэ.

– С этой игрушкой тебе будет спокойнее.

– Ты так считаешь? Что я буду делать с этим оружием, мой бедный Вилли? Неужели ты думаешь, что я способна выстрелить в кого бы то ни было?

Конечно, я так не думал, но все же предпочитал оставить ей револьвер.

– Никому не открывай двери, ни под каким предлогом!

– Об этом можешь не беспокоиться!

– Ключи будут у меня.

Салли проводила меня до лестничной площадки. Она пыталась храбриться, но видно было, что ей очень тяжело.

– Включи пока телевизор. Думаю, сегодня ночью передачи будут идти долго. Виски вполне достаточно, а газированную воду ты найдешь на кухне.

– Ну да, ну да, не беспокойся. Только возвращайся поскорее...

– За час, самое большее, я управлюсь.

Положив руку Салли на затылок, я поцеловал ее в губы.

– Ты не сердишься на меня? – спросил я.

– Что за дурацкая идея! Давай-ка отправляйся!

Лестница была погружена в темноту. Я на ощупь нашел выключатель и зажег свет. Дверь за мною закрылась.

В этот момент я чуть было не отказался от своей затеи с путешествием. Дверь из лакированного дерева показалась мне слишком хрупкой защитой. Я подумал, что, если с Салли что-то случится, я никогда не прощу себе этого.

Свежий ночной воздух взбодрил меня. Он был влажным и лип к коже, как мокрое белье.

Из соседнего дома доносились песни, смех, музыка, звон посуды.

Я с грустью подумал, что в нынешнюю новогоднюю ночь ее немудреными радостями наслаждаются все, кроме меня. А ведь я так ждал этой ночи.

Виски, наверное, позволили Фергюстонам и всей компании забыть о нашем отсутствии. Но, может быть, несколько тостов было поднято и в нашу честь!

Бульвар Ричарда Уоллеса выглядел все более призрачным. Не было видно ни одной живой души. В ночном мраке Булонский лес напоминал английский парк; его мокрые деревья блестели при свете фонарей, и от этого мрачного пейзажа веяло ужасной тайной.

Я сел за руль моего "олдсмобиля". Кожаные сиденья были холодны, неуютны, а от запаха мокрой резины меня затошнило. Подобные ощущения испытываешь, когда утром, после короткого и скверного сна, входишь в прокуренную за ночь комнату.

Я чувствовал себя безмерно уставшим, как будто уже наступил тоскливый рассвет. Во мне был тот же внутренний холод, та снедающая печаль, как после любой праздничной ночи. Мне было тягостно оставлять женщин одних в квартире. Хотя большое окно гостиной на фасаде горело в темноте так успокаивающе. Собственно, что могли предпринять против Люсьенн Массэ? Ее враги, наверное, убедились, что не могут добраться до нее, потому что она не одна! А вот что им нужно на самом деле? Почему звонивший хотел уверить Люсьенн, что ее муж еще жив? Зачем ему требовалось, чтобы она оставалась дома? Ради разгадки смысла происходящего я готов был пожертвовать своими полковничьими погонами. Впрочем, ладно, полиция, надо надеяться, окажется более проницательной, чем полковник американской армии.

Медленно тронувшись, я стал постепенно набирать скорость и почувствовал, что мало-помалу нервы мои расслабляются. Всегда, когда я был в дурном расположении духа, езда на машине успокаивала меня. Шины громко шуршали по мокрой брусчатке, а мотор работал так ровно, что я едва слышал его. С той поры, когда я ездил в морг, движение стало еще меньше. Зато почти во всех домах горел свет. Вдоволь наевшись и напившись, люди дожидались полночи, чтобы потопать ногами, что называется танцами, и при этом пообжиматься. Старый год закончится через час. Несмотря на весьма специфический характер моих забот, я не мог не вспомнить Бродвей в это же время, с его гигантской рекламой сигарет "Кэмел" и треугольным зданием редакции журнала "Таймс", освещенным, как новогодняя елка. Во мне остро вспыхнула ностальгия по шумной толпе, осаждавшей бродвейские кинотеатры, казино и бары. Я вспомнил заведение Джека Демпси[1], где на стенах висели фотографии славных чемпионов по боксу. Мысленно увидел громадную стойку в форме подковы, на ее краю стоял телевизор, в его экран уставились молчаливые парни, медленно жующие чуингам; увидел самого Джека, его здоровенную башку, очки с толстыми стеклами, его уши, похожие на цветную капусту. Однажды, несколько лет тому назад, я зашел в этот бар с одним приятелем. Это было как раз накануне Нового года. И среди шумной толпы веселых завсегдатаев бара приятель начал рассказывать мне о Париже, причем с такой тоской и нежностью, что именно тогда у меня родилась мечта встретить Новый год в столице Франции.

Вспомнив этот случай, я улыбнулся. Странная встреча Нового года! В заведениях, расположенных на Елисейских полях, уже начали раздавать серпантин и бумажные колпаки, а полковник Уильям Робертс в это время кружит по хмурому предместью Парижа в поисках оставленного черного "мерседеса". Я поступил более чем глупо, вмешавшись в это дело. В конце концов, разве я не иностранец? Проезжая мимо заводской стены, я прочитал надпись, сделанную по кирпичу: "ЮЭС гоу хоум!"

• Предыдущая
• 15/23
• Следующая