От ненависти до ненависти, или Истеричка и Чудовище (СИ) - "Elle me deteste" - Страница 78

— Это Голодный, — тихо пояснил Имре, переводя взгляд с меча на принца. Да уж, восточники умеют намекать прямым текстом.

— Меч, который всегда просит крови? — уточнил Джей. Похоже, даже он был знаком с легендой. — У которого никогда не было ножен, и если хозяин его долго не кормил, то он сводил его с ума, чтобы напиться крови?

— Ага, — расслабленно кивнул Имре. — За всю историю ни один хозяин меча не был убит. Они все покончили с собой. Им же. Кроме одного.

— Который подарил его тебе? — Джей нервно хмыкнул.

— Пиздюк — не хозяин меча. Он просто украл его у бывшего мертвого хозяина, — хмыкнул Имре. Он, конечно, понимал, что ЮнШен, вероятно, уже не совсем тот молокосос, которым он его запомнил, но на такие мелочи было как-то плевать. — Украл для меня. Но передать тогда не успел.

— Так и чего он теперь хочет? Чтобы ты начал им месить всех подряд или чтобы зарезался?

— Откуда мне знать? — безразлично пожал плечами Имре, снова заворачивая клинок.

========== 44. Штефан Побежденный и Безразличный ==========

Мутило. Было постоянное ощущение сонливости, жажды и тяжесть в груди, которая порой обращалась резкой колющей болью. В голове цикличным роем день за днем вертелись одни и те же вопросы. Почему не Джестра сбежал? Почему не кто угодно другой? Зачем он забрал с собой Чудовище? На кой-хрен ему чертов конь? Был ли это порыв? Или он просто жадная скотина и решил заморить фриза холодом на Севере, лишь бы тот не достался кому-то другому? Были ли все его слова ложью с самого начала? Как он мог так натурально притворяться? Почему все это дерьмо произошло именно со Стево?

Тошнило. От раны и обиды. Стево безвольным мешком сидел на лошади, лбом упираясь в гриву Аиды, и невидящим взглядом смотрел перед собой.

Томаш опасался, что Стево сходит с ума. Он не ел, не пил, даже не велел идти быстрее — все время молчал. Это настолько отличалось от привычного поведения главнокомандующего, что бросалось в глаза всем без исключения. Невозможно было скрыть. Шли дни, шла армия, а состояние Стево никак не менялось. По войску распространялись слухи. Надо же, повернули назад, когда так долго шли к цели и ведь дошли до нее! Вкусили первых побед и вдруг… главком чуть не помер, но не раззадорился, как это бывало с ним раньше, а наоборот, как будто потерял все свои силы. Того и дело, глядишь, свалится с лошади.

К сожалению, письма в войско доставляли исправно, как никогда. Поэтому Стево постоянно вынужден был читать послания от Эсты. Однообразием они не отличались: иногда в своих строчках брат был напуган, иногда в отчаянии, иногда в апатии. Но чаще всего, конечно, в бешенстве и ярости. Он писал, чтобы Стево не возвращался на Юг без вестей о смерти Лерроя. Что если Север ему не вернут, то он объявит Стево предателем и изменником, таким же, как его сбежавший омега. Что если Стево не привезет ему поверженных Диаса, Джея и Лерроя, он сделает все, чтобы насадить на пику голову Стево.

Томаш пытался было не давать ему этих писем, но Стево с маниакальным упрямством читал их и перечитывал, словно хотел заразиться злостью и решительностью Эсты.

Это и правда странным образом помогало, провоцировало верность брату и королю. И ненависть к предателю. Стево медленно выходил из губительного состояния. Он был хмурым, злым и молчаливым, но уже не апатичным. В голове постепенно формировалась новая цель, складывалась из обрывков писем Эсты и воспоминаний, в которых этот мелкий лицемер улыбался, выспрашивал о братьях, ластился к нему и строил из себя влюбленного по уши.

Иногда писал Джестра. Мягкие и деликатные письма, в которых настаивал, что Джея сперва нужно вернуть на Юг, где ему и положено находиться. А уж потом Стево сможет наказать его по своему усмотрению. Даже если он решит развестись или… убить неверного омегу, это следует сделать в столице, прежде смыв с себя позор, но, главное, убедившись, что это не повредит государству, Эсте и его правлению.

Стево старался вырвать из себя все, что чувствовал к Джею, кроме презрения и желания отомстить. Но сердце от этого разрывалось.

Правой рукой он практически не шевелил. Нет, физическая боль с каждый днем притуплялась, это же Стево, на нем все, как на собаке… Но, судя по всему, у него, как обычно, срослось что-то не так — и на этот раз совсем не так. Поэтому ему было практически невозможно пользоваться ей. Но и это он преодолел — справлялся со всем левой. И это становилось своего рода толчком для того, чтобы очнуться от оцепенения.

Когда Стево мало-помалу стал проявлять активность, громогласными злобными окриками подгонять войско, то солдаты без паузы подхватывали и разносили: «На Север!». Им это было не впервой, и каждый рвался следом за своим лидером и за правой целью. Отомстить оскорбленного главнокомандующего! Вызволить из плена своих друзей других южан! Разбить и поставить на колени Север! На этот раз окончательно и бесповоротно.

Однажды Стево посетила идея избавиться от Рассвета. Утопить легенду Севера в каком-нибудь болоте, поскольку, ясное дело, разбить его так просто не получится. Но пусть бы лежал в гнили и тине, погребенный в мутной воде. Стево хотел отыграться хотя бы на клинке, насладиться мыслью, что дорогой и важный для Джея меч навеки будет утерян. Как и вся северная королевская семья вскоре.

Но Стево передумал. Он вспомнил рассказы Джея о снах, о том, как Стево в них убивал его Рассветом, и решил, что некоторым кошмарам суждено сбыться.

Он заслужил.

****

Джей шел молча, сцепив зубы от боли, обиды, усталости. С каждым днем становилось тяжелее, живот ныл, ребенок неистовствовал в нем, и он порядком раздражался, стоило тому напомнить о себе. Хотелось стукнуть по животу и зашипеть: «Ну хватит уже! Хватит! Я и без тебя скоро сдохну!».

Иногда во время привалов на Джея нападало какое-то странное чувство полной апатии, словно состояние Имре было заразным. Он не хотел не то что есть, но даже шевелиться. Просто молча сидел перед небольшим костерком и без аппетита жевал вяленое мясо. Единственный, о ком он заботился, как раньше, о его настоящем верном друге — Пушистике. Конь совсем не страдал. Ему хватало энтузиазма бегать вокруг стоянки, когда Джей снимал с него ремни саней.

— Дальше дорога будет хуже, как и погода, — впервые за пару дней тихо и хрипло заговорил Джей, усаживаясь у огня. — Здесь начинается самое узкое место между северным морем и хребтом. Старайся не издавать громких звуков, а услышишь странный шум — нужно искать убежище. Может начаться сход лавины, — он указал на отвесные заснеженные скалы. — Думаю, через пять-шесть дней мы выйдем на равнину. Там останется немного.

Пока он говорил, то сам не заметил, как над головой стал нарастать гул.

— Поздно, — бросил Имре, вскинув голову и чутко прислушиваясь. — Поднимаемся и пиздуем! Вперед! — он мигом оживился, вскочил на ноги и осмотрелся. — Нужно направляться к выходу из ущелья, — быстро произнес он, помогая Джею побыстрее встать.

Шум стремительно нарастал, но Имре оставался собран и спокоен. Разве что двигался с неожиданной для него ловкостью. Словно вдруг проснулся от какой-то спячки. Он поймал Пушистика и запряг в сани. Джей помог Имре погрузить все необходимое. Он знал, что если снег накроет их, конь точно погибнет. Потом он и Имре смогут откопать часть припасов, найдут, разумеется не все. Но на двоих им хватит. Джей одернул себя, поняв, о чем думает. Похоже, он совсем заледенел, раз так спокойно и прагматично рассуждает о катастрофе. И меньше всего он хотел смерти Пушистику.

— Живее! Потом будем рассказывать детям об этом! — оптимистично произнес он, словно обращался не Джею, а своей армии.

Видимо, дух бывшего военачальника в нем проснулся, поэтому он действовал решительно и уверенно, будто каждый день выводил людей из лавины. Он помог Джею забраться верхом, а сам запрыгнул на сани.

— Вы только посмотрите! Эммерих Яростный самоотверженно оберегает припасы! — хохотнул Джей. — Крепче держи фляги с медовухой!