От ненависти до ненависти, или Истеричка и Чудовище (СИ) - "Elle me deteste" - Страница 75

— Где? — голос Стево иначе, чем звериным рыком было не назвать. Он оставил в живых двоих. Одного схватил за волосы и склонился над ним, приблизив окрашенное чужой кровью лицо к испуганному и побледневшему.

Восточник затараторил быстро и заикаясь на каждом слове. Томашу приходилось прилагать немалые усилия, чтобы разбирать писклявое наречие. Он приблизился, чтобы лучше слышать, и заметил, что второй вельможа смотрит совсем в другую сторону.

— Нет! — Томаш вскрикнул раньше, чем успел осознать, что произошло.

Раздался треск спущенного троса и гулкий свист. Обернувшись на звук, Томаш увидел горящие глаза восточного священнослужителя, который показался слишком старым и безобидным, чтобы марать клинки его кровью.

Копье пронзило Стево насквозь.

****

Леррой сбросил с себя одеяло. Его грудь слабо вздымалась, из горла вырывался глухой хрип, щеки горели от жара, а кожа покрылась испариной, ко лбу прилипли темные пряди волос.

Диас закусил губу, глядя на него. Ребенок был почти незаметен на королевском ложе, слабый и худой не по возрасту. Джей в его годы мог накостылять сверстникам альфам, вскакивал в седло и пускался вскачь, не отставая от отца, его было не загнать в тепло, он все время проводил на улице, в снегу. Джей никогда не болел. А Леррой никогда не выздоравливал полностью и всегда был на волоске, балансировал между жизнью и смертью и только благодаря лекарствам и ворожбе Рурорга до сих пор дышал.

Диас присел на кровать рядом с сыном и бережно убрал у него с лица волосы. Те были такого же темно-вишневого оттенка, что и у него самого. А лицом Леррой походил на отца. Взрослея — все больше. Это пугало Диаса. Он наклонился и припал ухом к груди сына, слушая его дыхание и сердцебиение, отсчитывая про себя такт и молясь, чтобы Ледяной Господин, мудрый и могущественный, уберег юного короля Севера от беды и зла.

— Он и так едва дышит, чего ты на него улегся? — Рурорг появился из соседней комнаты, куда переселился временно, чтобы всегда быть рядом с Лерроем. Он принес с собой запах лекарств и дыма. — Если хочешь прервать его страдания, подушку бы на лицо положил, чем так.

Диас вскинул на него сердитый взгляд и нахмурился.

Старик был сгорблен, покрыт глубокими морщинами, пальцы напоминали скрюченные когти, а нос — орлиный клюв, волосы, борода и брови поседели, он был страшнее ночного кошмара, а голос скрипел, как несмазанные петли. При ходьбе он опирался на палку — ту самую, которую при случае использовал, как оружие.

Барток рассказывал, что знал его с детства и Рурорг всегда был стар и выглядел так, словно вот-вот рассыпется в пепел. И только две вещи не вкладывались в образ немощного полоумного старикашки: здоровые и крепкие хищные зубы, острее, чем положено для простых людей, и глаза, в которых полыхало пламя.

— Уйди отсюда. Не путайся под ногами, — буркнул Рурорг, махнув на Диаса дряхлой кистью, словно сгоняя муху.

Диас поднялся и уступил место у Лерроя старику. Он не воспринимал его грубости на свой счет. Рурорг мог заехать палкой королю Рейгану по затылку, а принца Бартока обзывал безмозглым петухом. По крайней мере, такой чести Диас был лишен и готов мириться с вредностью и гадким нравом, если тот вытаскивал сына из Вечности.

Рурорг хлопотал и колдовал над Лерроем. Положил на лоб компресс, шептал, втирал вязкую липкую мазь в грудь, поил мутным варевом и жег траву, дул на нее, чтобы дым попадал в лицо Леррою и тот вдыхал его.

— Ему не становится лучше, — бессильно вздохнул Диас. Он стоял у изножья и не мог отвести взгляд от болезненного зрелища.

— Хочешь, чтобы он выздоровел — отправь подальше с Севера, — проворчал Рурорг, не отвлекаясь от своего занятия.

Легко сказать! Отправь короля Севера подальше с Севера. Абсурд. Но иногда, очень редко и полутайком даже от самого себя, Диас позволял себе эту слабость и думал, что если бы после падения столицы южный главнокомандующий увез не только Джея, но и Лерроя, тот давно перестал бы так страдать. В жарком климате он поправился бы и забыл, что такое раздирающий горло и грудь кашель. Солнце и море пошло бы Леррою на пользу — в этом Рурорг прав.

— Неужели нет другого средства? Найди способ. Если нужна кровь или жертвы — я сделаю все, что нужно. Только скажи — что.

— Если Огненному Хозяину будет угодно, он приберет мальчишку себе, и ни я, ни тем более ты не сможем ему помешать.

— Не говори мне про Огненного Хозяина! — прошипел Диас, не в силах больше сдерживать эмоции, страх и отчаяние. — Он отнял у меня всех, кто был дорог!

— Еще не всех, — резонно заметил Рурорг, обернувшись и глядя Диасу в глаза. — А ты думал, что сбежишь от него и он все простит? Божества, знаешь ли, довольно обидчивы.

— На Севере нет его власти, — сам не веря в это, сказал Диас. Он чувствовал, как слабеют ноги, колени готовы подогнуться.

— Так может это Ледяной Господин за что-то наказывает тебя? — усмехнулся Рурорг, как всегда безжалостный и всезнающий.

Диас перевел взгляд с него на Лерроя. Слабого, смуглого мальчика, с таким трудом переносившего холод.

Он не хотел думать об этом, гнал темные мысли, но был не настолько глуп, чтобы в глубине себя не решить, как будет действовать, если Леррой умрет. Кроме него и Джея у Диаса не осталось детей. Он еще молод и мог бы родить. Но вдовец северного короля не мог выйти замуж за кого-то, ниже себя по положению. А если бы у него вдруг появилась тайная интрижка, которая стала бы явной, то это повредило бы не только ему и его любовнику, но в первую очередь — Леррою и Джею, ведь тогда в верности Диаса Рейгану появились бы сомнения. Альфа мог иметь бастардов. Омега — никогда.

Если Леррой умрет — королем станет Джей. И худшую участь для Севера, чем омега, влюбленный в южного главнокомандующего, сложно представить.

Диас обвел взглядом кровать короля. На ней были зачаты и рождены все его дети. На ней умер Рейган и пятеро их сыновей. И теперь в горячке и бреду лежал Леррой.

— Нужно перенести его назад в детскую, — внезапно решил Диас, поддавшись внутреннему импульсу и приступу суеверия. Он понимал, что сходит с ума и начинает говорить и делать глупости, однако, как и сказал Руроргу, был готов на все что угодно, лишь бы появился хоть малый, пусть призрачный шанс сохранить Леррою жизнь.

— Зачем? — Рурорг вздернул лохматую бровь так, что лоб покрылся волнами новых морщин.

— Не хочу, чтобы он оставался на этой кровати.

— Омега, не будь таким омегой! Если он умрет, то умрет, куда бы ты его не положил.

— Леррой не умрет, — процедил Диас, заглянув Руроргу в глаза и на мгновение пламя отразилось и в его взгляде.

Он сразу же отвернулся, чтобы не продлевать этот контакт слишком надолго. Тем более, что Рурорг и так все отлично понимал.

В дверь постучали коротко и решительно. Так заявить о себе мог только Грейв. Он знал, что Леррой сильно болен, и, раз явился, значит, дело серьезное. Не успел Диас открыть дверь и спросить, что стряслось, как старый вояка выпалил сам:

— Гуди и Килли здесь. Ждут тебя в тронном зале.

— А Джей? — Диас коротко глянул на Рурорга, убеждаясь, что тот позаботится, чтобы Лерроя перенесли в его старую детскую комнату, и вышел в коридор.

— Они только вдвоем, — подтвердил самые страшные опасения Грейв.

Диас был в относительном спокойствии, пока знал, что рядом с сыном верный Гуди и двойник, готовый пожертвовать жизнью ради своего принца. Но теперь…

Долгое время коридоры замка были забиты южными солдатами. Сперва они борзели и позволяли себе больше вольностей, чем можно было ожидать. Диасу приходилось целыми днями сидеть в комнате, чтобы не показываться им на глаза, а выходить только в сопровождении верных людей. Они видели не северного короля-анатэ, а все еще молодого и красивого южанина, побежденного, но не желающего покориться соплеменникам-завоевателям. Это будоражило их альфье естество и возбуждало сильнее. У них в головах не укладывалось, как так и почему они не могут взять свободного южного омегу? Какие еще северные правила? Кому они интересны, если теперь Эстаапен Великий здесь король, и он решает, каким традициям быть, а каким исчезнуть. Только слухи, что Диас Огненный Жрец и колдун, чуть остужали их пыл — южане суеверны.