Фантастическое приключение городского лучника (СИ) - "Сергей serdobol" - Страница 14

Голос старика бил по ушам как звук огромного барабана. Я понимал, что со мной что-то не то.

— Выпей! — Потребовал голос Бурея. Рядом появился Доброшка с ковшом в руке.

Я принял ковш и залпом выпил до дна. Жидкость не была приятной, но и не являлась гадостью. Прошло несколько секунд и глаза зАстила пелена.

— Ты не убивал! — Звучал, утробно, голос ведуна, — и вот что произошло…

Потом поплыли разные образы и глазам предстало видение того самого боя. Я проживал ту ситуацию с самого начала, от вылетевшего аркана и до конца, но по другому сценарию. Я никого не убивал и поэтому убивали нас, всех по очереди, я рыдал от горя, но не мог помочь друзьям…

..далёкий голос диктовал события и они являлись перед глазами…

Потом убивали меня, я кричал, просил о помощи, меня резали и кромсали…

Потом, далёкий голос Бурея, начал рассказывать то, что произошло на самом деле и я заново пережил ту ситуация, но там было продолжение, где друзья благодарили за помощь, смеялись, даже бывший Московский начальник похвалил меня за спасение друзей. Потом был сумбур и каша из отрывков мультфильмов.

Очнулся я в бане. Пахло травами, деревом и благовониями. Бурей и Вовка, в одних нижних портах, аккуратно, минуя мои раны, мыли меня тёплыми настоями.

— Пятачина, ты жив? — Как я рад что ты жив!

Бурей кашлянул.

— Жив, жив Влад. Если б не ты, то те бегунцы посекли бы нас.

— А что вы меня моете, я и сам могу. — Вскочил я.

Состояние было обалденным. Лёгкость, свежесть, сила. Дрожь в членах и кишках пропала, а самое главное прояснилась голова.

(Потом Вовка мне рассказал, что Буей, после рассказа Кирилла, разглядел в моих глазах безразличие и злость, это мог быть сдвиг по фазе, или рождение берсерка, ведун устранил неполадки в психике с помощью внушения, трав и, по мнению Вовки, грибочков.)

Потом Вован сделал мне и себе перевязку. Бурей снова стал хитрым, мудрым волхвом, а на рассвете мы покинули его логово. Проходя мимо последнего конского черепа, я уважительно глянул в его пустые глазницы, извинился и поблагодарил, а выйдя из осинника, на всякий случай, перекрестился. Вовка, видя это, хмыкнул.

До веси дошли быстро. Наступало зимнее утро, воздух звенел. Снегу, за ночь подвалило, морозец окреп, дышалось легко и приятно. Впереди, разбрасывая брызги снега, из-за сруба, с призывным лаем, вылетела лохматая собака. На её призыв появились ещё две. Добежав до нас они услышали наши голоса, поводили носами, признав в нас своих повиляли хвостами и с чувством выполненного долга убежали искать себе другое развлечение.

— Володь, посоветуй куда идти. — Спросил я друга.

— Ну не к бабе Миланье! Этот точно.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Я не смело постучался в дверь, за ней послышались тихие шаги.

— Кто?

— Я Светлушка.

Дверь открылась и Светла всплеснув руками, облокотившись на притолок, прошептала глядя мне в глаза:

— Ты вернулся.

— Вернулся. Всё хорошо.

Она обняла меня за шею, встав на носочки, я прижал её к себе.

— Я вернулся. — Ещё раз прошептал я.

— Да что ж мы на пороге? — Опомнилась Светла и мы зашли в дом.

… Лежа на моей руке, она спросила:

— О чём ты мечтаешь?

— О куче детишек.

Она смущённо улыбнулась и прижалось всем телом.

— А ещё о чём?

— А нормальном доме, где будем жить мы с детишками.

— Да, надо летом дом поставить, какия Владимир измыслил. А ещё у меня корыто рассохлось, надо бы новое…

У меня в голове щёлкнул тумблер, опять двадцать пять. Я поглядел на Светлу и спросил:

— Что надо?

— Корыто. — Испугано отозвалась она.

Пришлось рассказать ей целую сказку «О рыбаке и рыбке». Потом мы смеялись. Я называл её столбовой дворянкой, а она меня старым дедом.

Через пару дней зашёл Бурей и с деланным серьёзным видом отругал нас за не серьёзность отношений, мол надо свадьбу играть.

— Род наш един и вы должны стать, как там Володимир говорил, — наморщил и без того морщинистый лоб старик, — о (!), ячейкой обчества!

Я засмеялся, Светла покраснела.

— Шо ты блеешь? — Стукнул посохом об пол Бурей, — что б народ мне угостил и напоил. Твоя семья — это часть всех нас понял? — Так что готовьтесь голуби.

Так как мы со Светлой когда-то состояли в браках, то наше бракосочетание, произошедшее через неделю, было несколько упрощённым в ритуальной части, но сама свадьба была со всеми вытекающими. Руки нам полотенцем вязали, зерном осыпали, подарками задаривали и гуляли по полной всей весью, благо еду помогала готовить тоже все. Я никогда не слышал столько песен, прибауток, смеха и чудных пожеланий, а уж о танцах я вообще не говорю. Данила был на высоте со своими колкостями, а чуть поддатая, баба Мила добивала всех, срамными частушками, крутясь на месте и притопывая хромой ногой. Смеялись все до слёз и язычники и христиане, только крещёный люд потом крестился со слезами на глазах. Веселились от души. Люди есть люди и не важно, какой они веры, важно, как они живут друг с другом. Тогда я понял всю силу и величие единения нашего народа.

Шли дни. Зима полностью вступила в свои права. Река покрылась ледяным панцирем. От дома к дому, к колодцам, к реке, к лесу, повсюду вились стёжки — дорожки, протоптанные в не глубоком снегу. Каждый день начинался с забот о хозяйстве и прочих хлопот, какие есть в сельском быту. Я занимался изготовлением луков, помогал Светле по хозяйству с мыслями о барабанной стиральной машине, планировал на весну добавить к двум козам и курям ещё какую-нибудь скотину, иногда заходил к Вовке поболтать. Дуся поправилась, но прихрамывала, поэтому, ни о каких охотах с ней Володька пока не мыслил.

… Закончив утренние работы в нашем живом уголке, я вошёл в дом выпустив клубы пара, обил ноги и окликнул жену:

— Светлушка, пойду до Данилы дойду, заодно загляну к бабе Миле.

— Погоди Владушка. На вот передай Миланье от меня гостинец. — И супруга подала мне корзину всякой всячины.

Надев полушубок и кунью шапку ушанку, подаренную мне на свадьбу Вовкой, я захрустел сапогами по стёжке. День был солнечный, давление высокое, сверкающий снег слепил глаза. На душе было светло и радостно.

— Привет баб Мил! — Приветствовал я Ягу с порога.

— И ты здравствуй Владислав. — Ответила бабуся.

— Как сама?

— Ноня што-то головой хвораю, видать помру. — Констатировала Миланья улыбаясь двумя зубами.

— Не торопись, какие твои годы.

— Тык восемьдесят седьмой годок по земле хожу, пора уж.

— Ого, ты наверное Бурею сверстница? — Спросил я и поставил на стол гостинец, — вот Светла тебе передала.

— Благодарствую! Светле от мине поклон передай, а Бурей таким бородатым был когда я в девках ишо ходила.

Я обалдел:

— Так сколь ему годов щас?

— Да наверно полторы сотни. Он ить род свой ведёт от Святогоровых потомков, а те и по три сотни лет жили, а пращуры их и по пять сотен. Мне вспомнились ветхозаветные герои.

— Да ну?

— Вот те и ну.

— Не верю!

— Твоё дело. Всё, иди от сель, вишь полы мету.

— Чу-фыр, чу-фыр, — засмеялся я.

Бабуля замахнулась метлой, смеясь беззубым ртом, я отпрянул в дверь и выскочил на мороз.

— Двери то, хату выстудишь! — Послышались причитанья бабы Милы.

Ни фига се, Бурей то библейский долгожитель. А может и нет.

У Данилы сидел Вовка. Они ждали меня попивая горячий мёд.

Обстановка у холостяка была обычная холостяцкая. Печь, стол, лавки и куча оружия на стенах.

Данила налил мне мёда.

— Ну что, куда пойдём?

— За вырубки. — Ответил я.

— Что так? Спросил Пятак.

— А там и куница и белка и горностай. По пути у деревни я ещё хочу петель наставить, а потом с вами поучиться дуплянки на куницу устанавливать и силки на рябца. Общим собранием предложение утвердили, потом мы с Вовкой начали склонять Данилу к женитьбе…

Под конец посиделок Данила добавил:

— Влад, петли ты сам сходи поставь, а вместе пойдём уж по пороше.