Фея Бориса Ларисовна (Повесть) - Русакова Татьяна - Страница 14

Юнька с опаской посмотрел на люстру. Она сильно раскачивалась — видимо, Мотя пытался удержаться и зацепился за неё хвостом. Теперь удав свисал гораздо ниже и с любопытством смотрел на Лутикова. Юнька укоризненно вздохнул, но больше лезть на стол не решился. Потом со стула снимет. Он посмотрел на пол. Сахарница как-то так хитро упала. Катилась она, что ли? Сахар из неё рассыпался веером. Юнька присел, лизнул палец, ткнул в белую дорожку и попробовал. Сладко. Подобрал с пола сахарницу и стал в неё сахар сгребать.

Теперь тот не был таким уж белым. Юнька задумался. Мама непременно заметит. А если не заметит — ещё хуже. Сядет чай пить, а ей какой-нибудь мусор в кружке попадётся! Нет, это не дело — маму грязным чаем поить!

Лутиков перешагнул через сладкую дорожку и полез по шкафчикам искать чистый сахар. Сначала никак найти не мог и уже расстроился, но тут ему нужная банка попалась. Юнька повеселел. Серый сахар на пол вытряхнул и пошёл за веником. Мотя, свисавший с люстры, следил за ним с интересом.

Но видимо, день такой сегодня был неудачный. Веник пропал — как будто его никогда и не было. Юнька уже заволновался: скоро мама придёт, а тут такое! Поискал ещё немного и решил: ну его, этот веник! Можно ведь просто пол на кухне помыть. Где ведро стоит, Юнька знал. Набрал тёплой воды, взял смешную швабру из верёвочек. Мама обычно пол простой тряпкой мыла, но Юнька так не умел. А шваброй — что тут уметь! Води да води по полу туда-сюда.

Юнька макнул швабру в ведро и принялся сахар с пола вытирать. Тот намок, но вытираться не хотел — ездил за шваброй по полу и шуршал. Эх, придётся руками собирать! Юнька взял его в ладошки — по рукам тут же потекли липкие ручейки. Противно! Юнька поморщился и бросил сахар в ведро. Помыл немножко руки. Ну и хватит уже, теперь шваброй можно собрать! Лутиков щедро макнул её в ведро и принялся возить по полу. То, что воды было много, помогло. Скоро сахара на полу стало совсем не видно. Правда, на кухне разлилось море, но это же вода, высохнет!

Минут через пять с уборкой было покончено. Юнька попятился из кухни и заодно в прихожей тоже помыл. Ему даже понравилось убираться. Воду вылил, лужицу тряпкой вытер, поставил швабру на место и пошёл руки мыть.

От души намылил руки мылом. Сложил пальцы колечком и подул легонечко. Это была его любимая игра, особенно если мама не торопит. Первый пузырь получился маленький и быстро лопнул. Потом Юнька немножко воды добавил и такой пузырь выдул! Сияющий, радужный, огромный! Лутиков даже засмеялся от радости. Но сколько Юнька ни старался, больше такого классного пузыря не получилось.

Он так заигрался, что не услышал, как мама пришла. Она позвала его из прихожей, а потом как-то странно ойкнула. Юнька испугался, выскочил — и прилип! Как же так, ведь пол чистый и высох совсем?! Мама тоже, кажется, прилипла — она стояла у порога, переминалась с ноги на ногу, и каждый раз сапоги отлеплялись от пола с противным хрустом.

— Юнечка? — настороженно спросила она. — А что это у нас произошло?

— Я пол мыл, — признался Юнька.

Мама хмыкнула и снова застегнула сапоги — передумала разуваться. Прошла на кухню и ахнула.

Юнька скорее воду закрыл и за мамой поплёлся. Он только сейчас вспомнил, что забыл Мотю с люстры снять.

Здесь до сих пор блестели лужицы. А там, где пол высох, он прямо-таки лоснился. Мотя уныло свисал с люстры, стыдливо отводя глаза.

Мама вздохнула и, не снимая пальто, села на диванчик. Она была такая усталая, что Юнька не решился подойти и обнять её. Он только стоял и смотрел на маму. Щёки его пылали. Вот же дурак! Надо было проверить, как пол вымылся! Но кто знал, что так получится? И откуда только взялся этот сахар?! Юнька же его весь смыл!

— Ну что? — спросила наконец мама. — Что мы будем делать?

— Мамочка! — торопливо воскликнул Юнька. — Прости, пожалуйста! Я только хотел Мотю снять! А сахарница на пол упала… Я правда весь пол вымыл! А сахар опять откуда-то вылез! — Юнька расстроенно посмотрел на маму.

— Он просто растворился в воде, когда ты мыл, — объяснила мама. — Потом вода испарилась, а сахар остался.

Кажется, она нисколько из-за сахара не расстроилась, но всё равно была какая-то грустная.

— Сахар — это ерунда, — словно услышав Юнькины мысли, сказала мама. — Сейчас промоем чистой водой несколько раз — и всё будет в порядке. А вот то, что ты так напугал бабушку Мити Кулика, а потом ещё сбежал от неё… — И мама укоризненно взглянула на Юньку.

Тот насупился. Конечно! Уже нажаловалась!

— Я её не хотел пугать, — буркнул он. — А домой я всегда сам хожу!

Мама потянула Юньку за руку и усадила рядом с собой на диванчик.

— Понимаешь, сынок, — серьёзно проговорила она, — бабушки всегда за своих внуков беспокоятся. А Митя ещё и очень сильно болел, когда был маленький. Так сильно, что все боялись его потерять. Митя вырос, а страх остался. Потому Маргарита Игоревна и не отпускает его от себя ни на шаг. А если бы Митиной бабушке с сердцем плохо стало?

Юнька хотел сказать, что бабушка у Митьки Кулика ещё какая здоровая! Но вспомнил, как та задыхалась, слова сказать не могла, когда увидела половинки Митьки в комнате с диваном, и голову опустил.

— Ты просто об этом не подумал, да? — вздохнула мама.

Юнька кивнул.

— Ну ладно. — Мама улыбнулась. — Хорошо, что ты понял. Не забудь завтра подойти к Маргарите Игоревне и попросить прощения. Она ведь Ларисе Борисовне слово дала, что тебя до дома проводит, а ты её так подвёл! Не забудешь?

Юнька помотал головой. Конечно не забудет!

— Только ты ей скажи, пожалуйста, чтобы она меня домой не провожала! — горячо попросил он. — Я же большой и… это… самостоятельный!

Мама рассмеялась и притянула его к себе.

— Иди сюда, самостоятельный мой. — Мамина лёгкая ладонь взъерошила Юнькины волосы. — Ну, как день прошёл? Понравилась экскурсия?

Юнька уселся к маме на колени и принялся рассказывать о «Ничоси», но без конца прерывался — спрашивал о том, чего не понял. Поначалу он вообще больше спрашивал, чем говорил. Они всегда так с мамой беседовали. Мама всё-всё могла объяснить, но сегодня даже она терялась и не могла понять, о чём Юнька спрашивает. Правильно, мама же не была на экскурсии и не видела, какие там чудесные вещи показывали!

— Нет, сын, так невозможно! — вздохнула мама. — Придётся нам ещё раз вместе туда сходить. В это твоё…

— «Ничоси»! — просиял Юнька.

— Что это за слово такое? — удивилась мама.

— Не знаю… японское, наверное, — пожал плечами Юнька.

Мама подумала и вдруг рассмеялась:

— И вовсе не японское. Это же так «Ничего себе!» сократили. «Ничоси!»

Юнька даже рот открыл от неожиданности. И точно!

— Ладно, вставай. — Мама столкнула его с колен. — Давай уже мыть наш сладкий пол. Ты же у меня голодный, наверное.

Они только поднялись, и тут маме эмэмэска пришла. Мама взглянула на экран и засмеялась.

— Какое чудесное фото!

Юнька под руку мамы подлез и тоже посмотрел. Оказывается, это Бориса Ларисовна его фото на стуле прислала. Юнька снова удивился, какой он маленький.

— Она точно колдунья, — доверчиво сказал Юнька маме.

А та улыбнулась и поцеловала его в нос.

— Вот это я точно могу объяснить, — весело сказала она. — Сиденье стула на полу нарисовано, далеко, да? А остов стула — ножки, спинка — торчат из пола гораздо ближе. Поэтому кажется, что они огромные, а ты маленький. Ты ведь во-он как далеко сидишь. Что с тобой? — спросила мама, заметив, что Юнька вдруг погрустнел.

— Никакого колдовства? — уточнил он.